Дневник леди Евы

Глэдис промолчала.

— Но мне нужно знать, кто были его предки. Где они жили, как их звали. Я отправлю туда самых доверенных людей. Они узнают все о Ваших родителях, и сохранят это в тайне, если понадобится. Так кто же они?

— Мой отец был лекарем, так же, как и я. А мать была дочерью моряка, но после замужества занималась домом и детьми, — медленно проговорила Глэдис, — больше я ничего не могу сказать.

— Ваш отец имел разрешение на то, чтобы лечить?

— Да, конечно.

— Тогда он без сомнения был человеком благородным. Человека низкого происхождения никто не стал бы обучать лекарскому искусству.

— Нет-нет! — начала было Глэдис, и прикусила язык. Что бы она ни сказала, это либо будет выглядеть ложью, либо будет созвучно тому, что хочет слышать этот феодал. Что же сказать? Волей-неволей, придется вернуться к прежней версии.

— Это всё, что я могу о них сказать, — повторила она, опустив глаза.

— Я понял, — сказал он, — Вы не помните родителей, но доподлинно известно, что они были благородного происхождения.

Она молчала, растерянная и измотанная этим разговором, как будто она кричала ему свои доводы через стеклянную стену, и никак не могла докричаться.

— Этого мне достаточно, — сказал сэр Роджер, и вышел, оставив у нее чувство опустошенности и безысходности.

Она в отчаянии сжала кулаки, но вдруг почувствовала безумную усталость. Глэдис доплелась до кровати, повалилась на нее и тут же уснула прямо в одежде.

Проснулась она только на следующее утро и обнаружила, что заботливо укрыта — наверное, Мэри постаралась. И все же расположение духа у молодой женщины было мрачное. Она даже не сразу поняла, почему у нее такое плохое настроение, но постепенно события вчерашнего дня и разговор с сэром Роджером всплыли в ее сознании. Она принялась обдумывать ситуацию.

Замуж ей совершенно не хотелось, тем более за Блэкстона. Она вообще как-то не думала о том, чтобы устроить свою судьбу в этом мире, потому что к любому положению, в которое попадала, относилась только как к чему-то временному. Если их обвенчают, то церковный брак будет считаться нерасторжимым, и она будет связана с этим человеком до конца своего пребывания здесь, если, конечно, его не убьют. Перспектива не радовала.

Побег в сложившихся условиях маловероятен. Она находилась на самом верху башни донжона, и под ней было как минимум, два этажа, на которых никогда не бывает безлюдно. Конечно, если привлечь на свою сторону Мэри, можно ещё раз попробовать трюк с переодеванием, но как же тогда Джей? Надо как-то подготовить и его... "...Или Вам с ним так нравилась бродячая жизнь безродных собак, что Вы готовы лишить его титула и семьи, не говоря уже о пище и крове?" — вдруг вспомнилось ей, и у нее сразу опустились руки. Действительно, даже если побег удастся, что дальше? Снова дороги, опасности, чужие дома? Кто позаботится о ребенке, если с ней что-то случится? Она уже не раз убеждалась, что чужой ребенок не нужен здесь никому, а теперь вышло так, что у него появился ещё один защитник, который, возможно сможет дать ее сыну даже больше, чем она сама... Тогда она уже не так нужна? Можно открыть окно, стать на подоконник, и... через какое-то время (странная игра слов в данном случае) оказаться дома. Сможет ли она жить спокойно, зная, что где-то в прошлом ее ребенок остался сиротой? А если сэр Роджер ещё раз женится? Снова Джей окажется в положении чужого ребенка? А если он заболеет, или получит травму — кто будет его лечить? "Дипломированный" медик? Методами своего времени? У нее просто голова шла кругом от этих многочисленных "если". "Когда надо будет, Господь сам заберет у тебя жизнь", — вспомнились слова Мэй. Тогда что остается? Мысль об этом замужестве наполняла ее самым горячим протестом, противоречия изматывали ее, но поделать она ничего не могла, поэтому просто "отпустила" ситуацию.

Немного развлекали разговоры с Мэри. Девушка действительно знала многое о жителях замка. Оказывается, сэр Роджер уже был дважды женат. В первый раз он женился в восемнадцать лет, но его жена через полтора года умерла родами. Вскоре умер и ее ребенок. Сэр Роджер, по словам Мэри, сильно горевал. Пил и носился по полям с охотой, а потом это все почему-то разом прекратилось. Он образумился, и через два месяца женился во второй раз, на знатной и красивой девице, которая славилась исключительной добродетелью. Она и в самом деле, видимо, была очень милой и доброй, Мэри отзывалась о ней только в превосходной степени. Но женой она оказалась слишком набожной. Все ее время занимали пост и молитвы, что конечно, заслуживало уважения, но семейная жизнь от этого сильно страдала: через три года супружества у них все ещё не было детей. Казалось, миледи не только не испытывала никакого интереса к супружеской жизни, но и старательно ее избегала. Наверное, она просто была создана не для этого. Самым горячим ее желанием было — уйти в монастырь. В конце концов, сэру Роджеру пришлось уступить ее просьбам, и она тут же постриглась в монахини.

По слухам, сэр Роджер пытался решить проблему с наследником и по-другому. Но дети, которые рождались в замке, были либо не похожи на него, либо не того пола. Поэтому появление здорового крепкого мальчика, да ещё обладающего несомненным портретным сходством с ним стало просто подарком судьбы.

Между тем в замке явно готовилось торжество. Сновали слуги, откуда-то доносились вкусные ароматы. К Глэдис забегали какие-то женщины и постоянно заставляли что-то примерять. Приходил замковый капеллан, отец Квентин, толстенький и низенький, даже для этого времени, предлагал исповедаться. Однако он выглядел таким самодовольным, что Глэдис предпочла вежливо отказаться. Зашел сам сэр Роджер, принес что-то блестящее на бархатной подушечке, рассыпался в цветистых словах, но Глэдис слушала его подчеркнуто рассеянно, и в конце его речи только и сказала, что предпочла бы, чтобы ей вернули медицинскую сумку с остатками лекарств и инструментами. Он как-то сразу запнулся, постоял немного молча и ушел, оставив подарок — красивое серебряное колье с сапфирами. Правда, после этого визита сумку Глэдис все-таки вернули.

Однако самый главный сюрприз ждал молодую женщину вечером, накануне свадьбы. Несмотря на свое отношение к этому событию, Глэдис ощущала некоторое волнение. Только что ушли швеи, приносившие платье на примерку. К их стараниям невеста была большей частью, равнодушна. В металлическое зеркало она, конечно, себя рассматривала, но никак не могла понять, нравится ей то, что она видела, или нет. Никаких особых эмоций по поводу платья у нее не было. Было только ощущение чего-то нереального, происходящего не с ней, или не по-настоящему. Как только служанки удалились, в дверь постучали. Она даже подумала, что кто-то из мастериц что-то забыл. Но вошел сэр Роджер. Она встала и подошла к окну, повернувшись к нему спиной.

— Приветствую Вас, миледи, — начал он, она не ответила.

— Я пришел сообщить Вам приятное известие, — продолжал рыцарь.

— Что, свадьба отменяется? — равнодушно спросила Глэдис.

— Нет, моя новость касается другого, — спокойно произнес сэр Роджер, — Я открыл тайну Вашего рождения.

Это было настолько неожиданно, что Глэдис круто развернулась, глядя с удивлением. Он, казалось, наслаждался произведенным эффектом.

— Да, да! Я много размышлял, и, наконец, пришел к выводу. Замок Торнстон — говорит Вам что-нибудь это название?

— Я слышу его впервые в жизни, — холодно и спокойно произнесла она.

— Это неудивительно. Вы были слишком малы тогда. Этот замок разрушил сэр Галахад, кузен владельца замка, сэра Освальда. Ну что, Вы снова скажете, что не узнаете этих имен? — она только покачала головой, но это не смутило его, — Что ж, я продолжу. Как известно, захватчик и сам погиб под развалинами замка. Торнстон и земли вокруг него так и остались спорными на много лет. Ведь точно неизвестно было, остался ли в живых кто-то из законных владельцев. Погиб сэр Освальд и его жена, леди Летисия. Но погибла не вся семья. У сэра Освальда и леди Летисии была дочь. Леди Ева. Я видел ее в детстве. И я утверждаю, что эта леди сейчас стоит передо мной.

Глэдис потеряла дар речи от неожиданности. Некоторое время она просто стояла, беззвучно шевеля губами. Наконец, ее прорвало:

— Но это же полный бред! Я — леди Ева? Я же говорила уже, что не имею никакого отношения ни к одной знатной фамилии, и не имею никакого желания присваивать себе ни чужое имя, ни чужой титул! Я знаю закон! Это преступление, которое карается смертью! Я не собираюсь никого обманывать, и на плаху тоже не тороплюсь!

Сэр Роджер спокойно переждал ее вспышку.

— Это все, что Вы можете сказать? — осведомился он. Она только молчала, тяжело дыша.

— Тогда скажите мне, Вы можете назвать имена своих родителей?

— К чему повторять то, что уже было сказано?

— Так можете, или нет? — настаивал рыцарь.

— Я знаю, как они звучали, — нехотя сказала Глэдис.

— Вот как? И мы сможем найти их в церковных книгах? — она молчала, он тоже держал паузу.

— Вряд ли, — наконец сдалась молодая женщина. Он удовлетворенно кивнул.

— Значит, пока неоспоримо только одно: эти люди существовали и были благородного происхождения, но доподлинно неизвестно, кто они. Я заявляю, что вижу в Вас черты людей, которых знал когда-то. Это факт. Оспорить его Вы не можете. Вы также не можете доказать, что они не Ваши родители. А то, что не доказано, истиной не считается.

Она не ожидала от него таких логических выкладок. Этот феодал не так прост, как кажется. Возразить было нечего, однако она сделала последнюю отчаянную попытку:

— Но я не леди Ева!

— Но никто не может этого знать наверняка, не так ли? Впрочем, Вы можете объявить меня лжецом завтра, когда я повторю это при свидетелях. Тогда Вас сразу можно будет обвинить в присвоении титула, и отправить к палачу, поскольку Вы уже объявлены леди Евой, вернувшейся на родную землю. Кстати, на плахе окажется и наш сын, поскольку титул, который Вы считаете присвоенным, распространяется и на него.

С этими словами сэр Роджер повернулся и вышел. Глэдис долго ещё смотрела в окно на багровый закат. На миг мелькнуло страшное воспоминание: изуродованное человеческое тело, прикрученное к деревянной раме.

Следующий день начался рано. За Глэдис пришли утром. Мэри и другие служанки принесли платье, украшения и свадебное покрывало. Ей почти ничего не пришлось делать, только поднимать руки и поворачиваться, когда ее об этом просили.

— Ах, миледи, — шептала Мэри, — Вы просто прелестны! Ну почему Вы так бледны? Неужели Вам нисколечко не радостно?

— Мэри, у меня давно не было такого тяжелого дня, — вполголоса ответила Глэдис. Девушка сочувственно притихла.

Наконец, сборы были закончены. В сопровождении служанок молодая женщина спустилась вниз, впервые за все время пребывания в замке. Возле часовни собралось все население замка Блэкстон. Ближе к дверям стояли рыцари в парадных доспехах с гербами. Она искала глазами Джейсона, но его пока не было видно. Навстречу ей шел сэр Роджер. На нем был белоснежный кот, красный бархатный сюркот, отделанный золотой тесьмой и схваченный широким поясом, расшитым серебром и драгоценными камнями, короткий лазурный плащ. Лазурного же цвета шоссы и черные башмаки дополняли наряд.

— Как Вы прекрасны, дорогая, — произнес он с поклоном. Она ответила только яростным взглядом. Он усмехнулся, взял ее холодную руку и положил поверх своей, вытянув ее вперед. Музыканты грянули что-то торжественное, и молодые пошли к часовне, сопровождаемые приветственными криками и пожеланиями счастья и долгих лет.

Рассеянно скользя взглядом по лицам, Глэдис остановилась на одном из них. Её внимание привлекло выражение этого лица, и она невольно выделила эту фигуру из толпы. Это была женщина, довольно молодая, пожалуй, чуть старше Глэдис, но возраст определить было сложно из-за следов явного пристрастия к алкоголю. Собой она была недурна — статная, пожалуй, чуть полноватая, но женственная, белокурые волосы, круглое лицо, которое можно было бы назвать приятным, если бы не колючий пристальный взгляд серых глаз, в котором причудливо смешивались ненависть и странное высокомерие. Она стояла, скрестив руки на полной груди, и, пожалуй, единственная не выражала никаких чувств по отношению к новобрачным. Видимо, это была Ведерная Салли, о которой ей как-то рассказывала Мэри — горничная, претендовавшая на особое место в сердце сэра Роджера. Но Глэдис не стала задерживать внимание на этой личности.

В часовне ее ждал приятный сюрприз. Возле входа, стоял Джейсон, одетый как паж — в красной парадной тунике, лазурном берете с пером, лазурных шоссах и черных башмаках. Рядом с ним расположился рыцарь, который теперь, как рассказывала Мэри, будет его наставником до момента, когда мальчика произведут в оруженосцы. Глэдис старалась не выпускать его из виду как можно дольше.

Отец Квентин ждал их в алтаре.

— Дети мои... — начал было он, но сэр Роджер поднял руку, призывая к молчанию. Приветственные крики стихли.

— Прежде, чем Вы, святой отец, объявите брак свершившимся, я хотел бы обратиться к вам, друзья мои! — он поклонился гостям.

— Я хотел бы прояснить кое-что относительно дамы, которую я намерен взять в жены, — поклон в сторону Глэдис.

— До этого мы знали о ней очень мало, но в некое время Господь открыл мне глаза. Я посмотрел внимательнее, и увидел, что мое видение было верным. Господа и друзья мои! Я узнал эту женщину, и теперь, в присутствии многих достойных рыцарей я хочу открыть вам ее истинное имя: это леди Ева из Торнстона! Я свидетельствую это!

По толпе гостей пробежал удивленный ропот, перешедший в громкие возгласы. Глэдис глянула на священника, и увидела на его лице растерянность, смешанную со страхом.

— Я знаю, как невероятно это звучит, ведь прошло столько лет, и мы были детьми, — продолжал сэр Роджер, — Но, друзья, если кто-то может оспорить мои слова, то пусть этот человек сделает это сейчас! В свою очередь, я готов отстаивать свою правоту пешим, или конным, с копьем, или мечом, пока не умру, или не докажу, что я прав! Итак! Готов ли кто-то принять мой вызов?

Воцарилась тишина. Казалось, слышно было, как скользят по цветным стеклам солнечные лучи. Молчание длилось так долго, что у Глэдис вспотели ладони. Она ждала, что вот-вот кто-то выйдет и скажет, как в кино: "Я заявляю, что это ложь!"

— Что ж, — нарушил тишину сэр Роджер, — Ваше молчание подтверждает, что на мои слова нечего возразить! Но если кто-то захочет это сделать, я всегда готов защитить истинность того, что только что сказал! И я объявляю эту женщину Евой из Торнстона!

Гости приветственно взревели в ответ.

— И я беру ее в жены! — новый взрыв приветствий.

— И в присутствии достойных свидетелей я признаю ее ребенка, мальчика по имени Джейсон, своим сыном! — новые приветственные крики.

— И я готов взять замок Торнстон и принадлежащие ему земли в качестве приданого!

"Ай да сэр Роджер!" — подумала ошарашенная Глэдис, — "Вот значит, как делаются дела в этом Средневековье! И поправил Джею родословную родовитой мамой, и прибрал к рукам спорную землю!"