История вторая: Самый маленький офицер

... Когда надо было ехать всего на одной машине, процедура "загрузки" оказалась совсем простой. Алёна, слегка нервничая, побарабанила пальцами по рулю, потом перекрестилась, словно испрашивая разрешения на поездку, и завела мотор.

— Поехали, — скомандовал Великий князь, и машина медленно набрала скорость.

— Алёна и... — Заболотин замялся, вспоминая имя секретаря, и Сиф чуть слышно подсказал:

— Лев Кассианович.

— ... и Лев Кассианович, прошу вас держаться как можно ближе к его высочеству. Кра... Филипп с Алексеем вас по бокам прикроют, — Заболотин взглядом поблагодарил ординарца за подсказку. Сиф улыбнулся краем рта в ответ: он умел быть полезным, этому искусству он учился долго.

— Полагаю, это касается и Сифа, — вдруг сказал Великий князь. — Тоже держаться поближе. А ты, Алён, пожалуйста, останься в машине.

Алёна без энтузиазма кивнула.

— А Сиф пусть держится поближе ко мне, — твёрдо возразил Заболотин, ничем не поясняя причину своего выбора. — А я буду сзади. Краюхи... ны, вам всё ясно?

— Так точно, ваше высокородие! — хором отозвались Краюхи, и в глазах их зажёгся азартный огонёк. Происходящее было для них простым, ясным и в кои-то веки являлось "стоящим делом".

— Вот и ладно, все, можно сказать, при деле, — довольно заключил полковник, поглядывая в окно.

Они уже подъезжали. Посольство находилось в новом корпусе, но по соседству со зданием довоенных времён, которое помнил Заболотин.

— С Богом, ребята, — еле слышно прошептал полковник бывшим снайперам. Те с обманчивой медлительностью выскользнули из машины, за ними неторопливо вышли Великий князь с секретарём. Сиф вылез, не намного опередив своего командира, и занял место "в третьем ряду". Алёна, кусая губу, пожелала всем удачи и долго провожала их взглядом — Сиф на ходу обернулся, и она вымученно улыбнулась ему. Волновалась.

К ним подошёл неброский молодой человек в светло-серой рубашке без погон, но по-армейски, хоть и на забольский манер, отдал честь. Он уведомил, что "всё время будет на связи", объяснил, где, как и что, и вежливо по-русски пожелал удачи. Минута — и молодой человек в сером уже растворился среди собирающихся вокруг людей.

— Сиф?

Сиф привычным жестом поправил наушник, с серьёзной рожей щёлкнул клавишей рации в кармане и сосредоточенно кивнул.

— Условные знаки помнишь?

— Мне Лёха всё двадать раз объяснил, — Сиф улыбнулся, чувствуя, как шальные пузырьки щекочут кровь. В предстоящей операции ему всё же нашлось дело, его не бросили торчать за спинами взрослых. А пули... раньше не трогали, и теперь наверняка не тронут.

— Не Лёха, а Алексей Краюхин, — поправил Заболотин недовольно. — Краюхи старше тебя лет на десять, если не больше.

Сиф ухмыльнулся и не ответил.

До входа в здание оставалось метров пятьдесят — достаточно, чтобы неведомый стрелок мог успеть прицелиться. А так же вполне достаточно, как сказал Филипп, чтобы успеть неосторожным движением себя выдать — Краюхам либо местным силам.

Это было намеренно. Князь не захотел подъезжать прямо к дверям здания, потому что надо было показать: он не боится. Кто бы ни покушался — брат Российского Императора не будет прятаться за чужими спинами. И доверяет Заболу.

А стрелка надо взять живым.

И князь сделал первый шаг, за ним двинулись и остальные. Сиф увидел, как закаменела от напряжения спина Лёши, как осторожно шагнул он — словно на поле, такое обманчиво-мирное, если бы не табличка "Мины".

А взгляд бывшего снайпера уже метался по толпе и над толпой, выше, там, где, возможно, на неторопливо идущих людей глядел стрелок КМП.

— Сдарий полковник, проверка связи, приём, — послышалось из наушника рации негромко. Говорили по-забольски — знали, что Заболотин неплохо знает язык. Сиф дёрнулся, потом выдохнул и склонил голову, чтобы говорить в микрофон:

— Фельдфебель Бородин за него, — ответил офицерик, успокаивая заколотившееся от напряжения сердце. Даже негромкий голос из рации казался Сифу звучащим, как через мегафон. — Связь отлично. Пока всё спокойно.

— Вас понял. Сообщайте при перемене обстановки, — коротко рубя фразу на слова, ответил забольский милиционер.

Сиф видел, как мечутся взгляды Краюхиных, но заставлял себя по сторонам не глядеть. Его дело — перехватить нужный жест одного из Краюх, узнать, где они заметили что-то подозрительное, и доложить по рации. А там уж пусть местные спецслужбы разбираются. Впрочем, иногда, помимо воли мальчика, его глаза рыскали по столпившимся людям — по большей части то были репортёры — стараясь выцепить что-то странное. В какой-то момент ему показалось, что он заметил Тиля, но решил, что ошибся, к тому же, когда вернул взгляд, в том месте уже не было ни одного хоть смутно знакомого лица.

Спокойно шёл князь со своим секретарём, только подозревая, но не видя, что так любящая обычно пошутить и подурачиться охрана напряжена, как рвущаяся струна. Ещё чуть-чуть — и окончательно порвётся. Совсем чуть-чуть: выстрел. На какое-то время из головы Сифа вылетел даже Тиль вместе с Хамелеоном и КМП. Снайпер, который глядел сейчас на них, не относился ни к чему, он просто существовал, и все мысли были привязаны к его существованию.

Где он? Заметят ли Краюхи? Или местные силовики? Или...

Тридцать пять метров. Тридцать... Ну, неужели ничего не удастся? В каком доме притаился снайпер?..

Словно случайное движение кисти Филиппа. Словно случайный шаг Сифа поближе к нему.

— Дом двенадцать, — повинуясь знакам Краюхина, передал Сиф по рации. — Последний этаж.

— Вас понял, проверим.

Но по напряжению, не отпускающему Краюх, Сиф понял, что они не уверены. Просто страхуются...

От Иосифа Кирилловича перемещения Сифа, разумеется, не укрылись, но князь остаётся спокойным, знает: важнее всего — не дать повода журналистам "увидеть" тревогу или, того хуже, страх. Всё происходящее — спектакль. Великий князь играет роль Спокойного Великого князя, Краюхины — рьяной, но в рамках приличия, охраны. Главное, чтобы стрелок КМП тоже поверил игре "актёров".

Двадцать метров. Пора, чувствует Сиф. Совсем рядом опасность, она уже щекочет загривок холодком. Всё должно решиться за несколько шагов. Эфир молчит, но Сиф знает, что "там" люди заняты делом. Уже не первый раз прочёсывают, просматривают близлежащие дома. На деле Краюхи не играют решающей роли — это они страхуют, а не их. Не могут бывшие — пусть и талантливые — снайперы быть наблюдательнее толпы умных, специально обученных дядек.

Но почему-то Сифа не покидает ощущение, что только братья-близнецы и сумеют вычислить, потому что они противника — за версту чуют. А "специально обученные дядьки" наблюдают со стороны, но со стороны далеко не всегда виднее...

Очередной дом справа. Старая, но крепкая служебная пятиэтажка, по большей части сегодня пустая. Нет, в окнах ничего не заметно. Но даже у зверей есть чувство опасности, более инстинкт, чем разумное понимание, отчего же, в таком случае, человеку за три года войны не развить что-то подобное? Вот и сейчас этот инстинкт заставляет замедлять шаг, напрягаться и судорожно метаться взглядом по дому.

Что-то не так.

Слишком ожидаемое место. И оттуда не уйти быстро.

Но дома кончаются — где ещё спрятаться снайперу? Здесь, наверняка. Сиф даже вновь наклонил голову к вороту, чтобы сообщить... как что-то блеснуло слева, и мальчик осознал, что же было не так.

Слишком очевидно. Слишком предсказуемо.

Толпа даже не поняла, что произошло над их головами. Жест Филиппа слился с чётко выговоренным в рацию:

— Дом четыре, сейчас прямо на крыше.

Голова работала ясно — до безумия. Не дом один — без спора, наиболее удобная позиция для стрелка — был местом "лёжки" стрелка. Но он должен был сконцентрировать на себе внимание даже слишком рьяной охраны, поголовно страдающей манией преследования. Именно поэтому снайпером КМП был выбран дом напротив. Четвёртый. Не такой удобный, но и не такой очевидный.

Все эти мысли пронеслись со скоростью пули, вылетающей из ствола "внучка". Удивительно, насколько это быстро может происходить, но Сиф не успел сделать и двух шагов, он ещё говорил в рацию. И тут пришло второе осознание.

Замеченный блеск — это стрелок навёл винтовку...

А вот эта мысль уже не была, наверное, такой стремительной. По крайней мере, она ещё длилась, когда один из Краюх довольно-таки бесцеремонно подтолкнул чуть замешкавшегося секретаря — как там его звали? — а второй развернулся спиной к дому номер четыре. Сиф почувствовал на плече руку полковника, требующую, чтобы он, Сиф, остановился, но по инерции сделал шаг вперёд, сокращая расстояние до Лёши.

"Хорошо, что Алёна осталась в машине!.."

"Лёха стоит точно между остальными людьми и домом..."

... "Меня же пули... не брали!.."

"Почему я?!"

А следующий шаг уже сделать не удалось. Только земля резко ухнула против всех законов тяготения — вверх, в небо. Сиф споткнулся на ровном месте — и потом уже не смог вспомнить — до или после.

... Он почувствовал, как обожгло плечо, вышибая слезу, а потом — как немилосердно принял удар колена асфальт, словно наждачкой по коже. В первый момент колено болело сильнее спины, но с каждым, даже самым маленьким движением боль в загривке набирала силу, до тех пор, пока не захотелось скулить. Правая рука повисла тряпкой, кое-как послушная только ниже локтя.

Где-то на заднем плане послышался ровный голос из рации: "Объект на крыше, здание оцепили", но это голос был далеко-далеко, где-то за болью.

Стало очень, просто до смерти обидно. Ведь всегда же целым выходил из-под любого обстрела!.. Если не считать их первой встречи с командиром. Но почему именно сейчас?!

— Подъём, Индеец, — это над ним наклонился Заболотин, помог встать. Смаргивая слёзы, вновь брызнувшие из глаз от неосторожной попытки выпрямиться, Сиф кое-как поднялся, обратив внимание, что Краюхины по-прежнему заслоняют остальных от возможных пуль. Не геройство — вынужденная мера. Броник не защитит от попадания в голову, но уж лучше они, чем...

— Я... всё испортил? — судорожно сглотнув, спросил Сиф, обращая внимание, что брюки на коленях порваны. Что творится на спине, знать не хотелось — даже вздохнуть было больно.

— Это смотря с какой стороны посмотреть. В принципе, подобный вариант развития событий тоже рассматривался, — отозвался Заболотин, в глазах которого сквозило то странное чувство, что даже беспокойством назвать язык не поворачивался. — Но навка с вариантами, ты-то как, стоять можешь?!

Сиф утвердительно дёрнул головой и зашипел, поминая под нос болотное молоко.

Только тут он услышал потрясённый гул толпы. Ну конечно, такая сенсация...

— Идёмте. Когда перехватят стрелка, им займётесь вы, Георгий Никитович, — произнёс князь довольно бесстрастно.

— Займусь, если дадут, — кивнул Иосифу Кирилловичу Заболотин, забирая у Сифа рацию, из которой непрерывно доносились отчёты о происходящей операции. — А ты, Сиф....

— Я почти в порядке! — поспешно выпалил мальчик, боясь помешать планам.

— Ключевое слово — "почти", — медленно и выразительно проговорил Великий князь. Его голос стал непререкаемым: — Поэтому вы, Иосиф Константинович, отправляетесь к Алёне Алексеевне в машину. И это — не обсуждается.

— Так точно, ваше высочество, — пристукнул каблуками Сиф и закусил губу от боли в плече.

Князь немного улыбнулся, но снова посерьёзнел, глядя на толпу.

Тут к ним подлетели молодые люди в серых рубашках — на сей раз с погонами — и под их прикрытием все чуть расслабились.

— Врача? — спросил кто-то.

— У машины, — ответил Иосиф Кириллович и ещё раз взглянул на Сифа: — Поезжайте в гостиницу. Алёна потом вернётся за нами. — И князь повернулся спиной и неторопливо пошёл к зданию посольства.

— Приказы не обсуждаем, так что отправляйся, куда сказано, — Заболотин крепко сжал ему руку, ободряя, и Сифу ничего не оставалось делать, как уйти, хромая из-за содранных колен.

Рядом с ним шли два милиционера, у машины уже поджидал кто-то — наверное, врач. "Почётный эскорт, к навкиной бабушке", — насмешливо подумал Сиф.

Алёна встретила его по дороге, с испуганными глазами в пол-лица выпалила:

— Как его высочество?!

— В порядке, — коротко ответил Сиф, морщась от боли.

— А ты ходить-то можешь?

— Нет, я летаю, — огрызнулся Сиф, прячась за грубостью от необходимости успокоить девушку. Каждый шаг отдавался в плече так, что хотелось заорать и вывалить на Алёну тираду отборных забольских ругательств, которые, спустя кучу лет, не просто всплыли — прямо-таки сами лезли на язык. Но вместо этого Сиф предпочёл уставиться перед собой на дорогу, разглядывая трещинки и камешки в асфальте. Так хотя бы не видно море любопытствующих лиц, которые в данный момент он люто ненавидел. Когда ненавидишь весь свет, как-то проще становится терпеть боль.

Алёна погрустнела, но ничего не сказала и повесила стриженую голову. Этим простым движением она волшебным образом напомнила Сифу Эличку Горечану: не рассказы командира, а саму девушку, словно приоткрылась щёлка в мутной завесе памяти, и оттуда выглянуло уставшее, немного грустное лицо с короткой косичкой светлых волос.

И тут же, из неизведанной глубины всплыло бескомпромиссное: при девушках не ругаться и вообще не грубить. Это в него командир вбил крепко...

22 сентября 2006 года. Забол, на реке Ведка

Возвращались от медпункта капитан и мальчик в молчании. Уже у палатки Заболотин как бы невзначай, но мрачно осведомился:

— Ну что, Индеец, не передумал? Может, вернёшься и извинишься?

Мальчуган мигом насупился и угрюмо ответил:

— Это пусть она.

Заболотин вздохнул и покачал головой, словно спрашивая: "Неужели на ночь глядя нельзя перестать упрямиться?" — но Сивка не внял и с независимым видом отвернулся.

— Это ты из вредности или просто не понимаешь? — с надеждой на последнее уточнил капитан.

— Если баба на войне, значит, она уже не баба, а солдат. И нечего с ней церемониться, — нехотя ответил Сивка. Он считал глупым пояснять свои выводы и мысли, но Заболотин требовал, чтобы он их почему-то растолковывал.

— Если женщина — существо по определению более слабое, чем мужчина — на войне, то ей надо помочь, если можешь. И уж тем паче не ровнять её с солдатами, — резко высказал своё мнение офицер. — Впрочем, главное другое: ни при каких обстоятельствах нельзя вот так... выражаться при женщине. И я очень надеюсь, что ты это усвоишь.

Сивка с самым своим невозмутимым видом уставился на тёмную полосу реки, хотя спина его предательски напряглась. Шакалёнок знал, что Заболотин никогда не отказывался от своего обещания, если он упорствовал. И ничего хорошего от обещания выдрать ждать не стоило, особенно если офицер не отошёл за две-три минуты молчания.

— Давай уж, — как можно более равнодушно произнёс мальчишка, — приступай. Ругаться — это по-бабьи.

— Спасибо, разъяснил, — даже в вечернем полумраке было видно, что Заболотин потемнел лицом, как небо перед осенним ливнем.

Неподалёку вежливо кашлянул Казанцев.