Сетра Лавоуд

— Могу ли я спросить?

— Мадам, я уже—

— Подождите, милорд.

— Да?

— Я просто хочу заметить, что если из ваших губ собиралась вылететь слово "стар", я вынуждена напомнить вам, с кем вы разговариваете.

— Да, великолепное замечание, мадам. Я не должен, помимо всего прочего, изменять смысл весьма хорошего слова.

— И тогда?

Каарен какое-то время размышлял, так как невозможность использовать слово "стар" заставила его переоценить то, что он собирался сказать. Наконец он заставил себя сказать, — Обдумав все, я не думаю, что могу ответить на ваш вопрос. То есть, не солгав; и я решил не лгать вам, мадам.

— Я очень рада; что касается меня, то я решила, когда-то очень давно, что мне не лгут.

— Тем лучше; значит мы поняли друг друга.

— Не до конца.

— То есть?

— Если Ее Величество сделала что-то, что вы не одобряете, я прошу вас обдумать свой ответ, еще раз.

— Я уже думал на эту тему, мадам. Более того, я поговорил с Айричем, который заставил меня обдумать все еще раз. И, как если бы этого было недостаточно, я повстречался с — ну, это не сейчас. В любом случая я узнал, что тот поступок, в котором я упрекал Ее Величество, оказался значительно менее оскорбительным, чем я думал, и это, тоже, заставило меня поразмыслить. Так что я, как видите, провел в размышлениях не слишком мало времени. В результате я просто не знаю, что и думать об всем этом деле.

— А, так вы узнали кое-что, что заставило вас изменить свое мнение? — спросила Чародейка, извлекая один-еднственный значащий факт из чересчур экспансивной речи, обычно не свойственной Кааврену.

— Да, я подслушал кое-что год назад во время приема, устроенного Мароланом в Черном Замке.

— Совершенно верно, — сказала Сетра, как если бы ожидала услышать именно этот ответ, и никакого другого. — Итак, есть ли сейчас что-либо, что мешает вам опять пойти на службу к Ее Величеству?

Кааврен нахмурился, потер кулаком губы, и сказал, — Самолюбие.

— А. Да, я поняла.

Кааврен поклонился, довольный тем, что ему не надо объяснять почему, будучи в отставке, ему не слишком просто попросить у Ее Величества свою старую должность.

— Но, — продолжала Сетра, — представим себе, что Ее Величество попросит вас опять стать Капитаном ее Гвардии? И, предположим, что я сделаю то же самое?

— Мадам, я не в состоянии вообразить, что Ее Величество сделает это.

— У меня воображение лучше, чем у вас, дорогой сэр.

— Тем не менее—

— Милорд, — перебила его Сетра.

— Да?

— Если вы меня извините, через мгновение я вернусь к вам.

И действительно, через несколько минут Сетра вернулась, сказав, — Мой дорогой Кааврен.

— Да, мадам?

— Если вы можете уделить мне еще две минуты—

— Те ли это две минуты, которые вы хотели от меня раньше, или это новые, добавочные две минуты?

— О, совершенно новые.

— Ну, если все эти две минуты собрать вместе, получиться не меньше двух часов. Тем не менее, моя дорогая Сетра, если вы попросите, для вас я не пожалею и двух лет.

— Замечательно.

— Но тогда, чему будут посвящены именно эти две минуты?

— Ее Величество хочет видеть вас.

Каврен застыл — и мы уверены, что, хотя читатель и не ожидал ничего другого, нашему храброму Тиасе это показалось совершенно удивительным. Не говоря ни слова, он поклонился в направлении Сетры и отправился на крытую террасу — которая, как читатель возможно помнит, находилась в распоряжение Ее Высочества. Здесь его встретил Хранитель Колокольчиков, который, обменявшись с ним двумя словами, немедленно согласился представить его Ее Величеству.

Брадик провел его мимо других, ждущих в гостинной, которые — то есть все те, кто терпеливо дожидался приема Ее Величества только для того, чтобы увидеть, как сначала Главнокомандующая, а теперь Тиаса прошли перед ними — бросили на него более или менее красноречивые взгляды.

Войдя на террасу, Хранитель Колокольчиков объявил, — Граф Уайткрест, — после чего вернулся в гостинную, оставив Кааврена наедине с Ее Величеством.

— Милорд Кааврен.

— Ваше Величество, — сказал он, почтительно кланяясь.

— Вы сейчас свободны?

— Свободен? Я не понял вопроса, который Ваше Величество имело честь мне задать.

— Есть ли у вас какие-нибудь обязательства по отношению к кому-нибудь или вы свободны?

— А! Теперь понял. Я совершенно свободен, Ваше Величество.

— Тогда, обдумав все возможных кандидатов, настолько полно и тщательно, насколько возможно, я решила, что вы — самый подходящий и квалифицированный индивидуум на пост Капитана Императорской Гвардии.

Здесь она остановилась и внимательно посмотрела на Тиасу. Кааврен, уловив намек, поклонился и сказал, — Ваше Величество слишком добро ко мне.

— Совсем нет, — сказала она. — Осмеливаюсь ли я надеяться, что вы принимаете? Я уже написала приказа о вашем назаначении, и нужно только ваше слово, прежде чем я подпишу его.

— Я с радостью принимаю, Ваше Величество.

Зарика кивнула и одним росчерком пера (замечательного инструмента, который, как мы подозреваем, читатель еще не успел забыть) Кааврен опять стал Капитаном Императорской Гвардии. Вот первые слова, произнесенные им, когда он получил свою старую должность, — Я к услугам Вашего Величества.

— Вы знаете план Сетры Лавоуд?

— Нет, наш разговор не дошел до ее планов.

— Тогда поговорите с ней; Главнокомандующая, естественно, объяснит вам вашу задачу.

— Хорошо, Ваше Величество, — сказал Кааврен. — Я предвкушаю удовольствие работать вместе с ней на благо Империи. — Потом, самым почтительным образом поклонившись, он вышел из комнаты.

Когда он вышел в гостинную, Сержант, по долгу службы находившийся у дверей, не мог сдержать улыбки, слегка тронувшей его губы, и произнес только одно слово, — Капитан.

Кааврен ответил такой же, даже более скупой улыбкой, и вернулся туда, где ждала его Сетра Лавоуд.

— Ну, Капитан? — сказала Чародейка.

— Да, Главнокомандующая?

— Я взяла на себя смелость, — продолжала Сетра, — послать вашу служанку за этим. — С этими словами она протянула ему золотой плащ, с капитанской эмблемой, который он убрал подальше, выйдя в отставку.

— Хорошо, — сказал Кааврен, опять надевая свой плащ. — Слишком много церемоний после какого-то года отсутствия.

— Какие церемонии? — спросила Сетра.

Кааврен улыбнулся и поклонился.

— А теперь к делу, Капитан, — продолжала Сетра. — Вы понимаете, что будет сражение?

— Так мне сообщили, и, даю слово, я не собираюсь спорить с вами и Ее Величеством.

— И это лучше всего. И, как вы думаете, какую роль в битве будете играть вы?

— Самый простой вопрос на свете.

— То есть?

— Вы знаете, что в последний раз, когда Императору угрожали, меня не было на посту, так как Его Величество послал меня арестовать Лорда Адрона, и был убит. На этот раз такого не случится.

— То есть вы хотите остаться с Ее Величеством.

— Я не только хочу этого, но и настаиваю на этом.

Сетра кивнула. — Хорошо, я принимаю. А сейчас, Капитан, если вы извините меня, я должна подготовить город к защите. Кстати, не могли вы сказать мне что-нибудь о порте?

— А что с ним?

— О его обороне.

— А, это достаточно просто. Порт делится на две части: одна не требует никакой защиты, вторую защитить невозможно.

— Как, невозможно?

Кааврен пожал плечами. — Ну, я немного преувеличил. Когда мы говорим "порт", то иногда имеем в виду гавань — то есть часть моря, на которой стоят на якоре корабли, разгружаясь или загружая товары — но чаще всего подразумеваем область суши, с юга ограниченную водой, с востока устьем реки Адриланка, а севера и запада утесами.

— Очень хорошо, и что с ней?

— Нет никакой необходимости защищать ее по той простой причине, что двадцать солдат, стоящих на верху лестниц, взбирающихся на утесы, смогут удержать любое число врагов, сколько бы их не было.

— Хорошо, принимаю. Что еще?

— Есть также еще один район города, который мы называем Восточным Портом, это восток устья Реки Адриланка. Здесь нет утесов, только холмы, и чем дальше на восток, тем более пологие. Здесь враг может легко высадиться, и даже ворваться в город через Южную Адриланку.

— И, как вы сказали, это невозможно защитить?

— На самом деле, возможно, не все так плохо. Это зависит от того, сколько людей вы можете выделить, и от числа тех, кто попытается высадиться. Я бы хотел по меньшей мере десять взводов на каждый карабль.

— Независмо от того, сколько людей на корабле?

— Да, точно. Но—

— Что еще?

— Если они будут высаживаться одновременно, это совсем другое дело.

— И тогда?

— Я бы предложил в том случае, если враги решатся на высадку—

— Да, в этом случае?

— Тогда отдать им Восточный Порт и Южную Адриланку, а самим охранять мосты через реку и канал. Вот это можно сделать при помощи пары тысяч солдат, если расположить в их в нужных местах.

— А вы бы могли помочь нам выбрать эти места?

— Охотно.

— Очень хорошо. Я должна как следует посмотреть на карту и обдумать ваш совет. Хотя, фактически, мы не верим, что в их распоряжении достаточно солдат, чтобы выделить сколько-нибудь приличное число для такой атаки. Но, с другой стороны, мы обязаны учитывать даже такие маловероятные возможности.

— И я всегда так считал, Главнокомандующая.

— Согласна.

Кааврен поклонился. — Не хотите ли пообедать вместе с нами, мадам?

— Увы, я обязана начать подготовку к обороне города. Кстати, когда будет собрание всего штаба на Горе Дзур, я организую телепорт для вас.

— Я буду там.

— Буду вас ждать.

— В таком случае, если вы уже уходите, мне осталось только поблагодарить вас, Главнокомандующая.

— Поблагодарить меня? За что?

Кааврен в ответ улыбнулся и попрощался с Чародейкой. Потом, прежде чем пообедать, он обошел Особняк, как снаружи, так и внутри, для того чтобы самому проверить все посты гвардейцев, так как эту задачу он никогда не доверял кому-нибудь другому, а тем более сейчас, когда опять отвечал за охрану Ее Величества.

На самом деле эта проверка, на первый взгляд совершенно незначительная, стала маленьким, но критическим элементом в распутывании хитроумно-сплетенного гобелена, первая нить которого ослабла более года назад, когда Ее Величество бросила свою ручку в стену.

А вот как в точности эта проверка помогла вытащить эти нитки — это не то, о чем читателю придется долго гадать; напротив, мы предполагаем открыть это немедленно.

Восемьдесят Третья Глава

Как Его Доверительности было высказано недоверие, а Императрица получила хороший урок

Когда Кааврен начал свою проверку, Пэл, который занимал маленькую, предназначенную только для него комнату в Особняке, услышал свое имя. Выглянув наружу, он заметил гвардейца, который, на этот раз будучи посланнком, попросил у него минутку времени.

— Да, и что случилось? — скааал Пэл.

— Ее Величество.

— А, она хочет увидеть меня?

— Точно. Она хочет видеть Вашу Доверительность, и прямо сейчас. И еще мне поручили передать вам—

— Да?

— Что даже малейшая задержка будет, как она выразилась, крайне неуместной.

Пэл пожал плечами. — Да сохранят меня боги о того, чтобы быть неуместным.

— И?

— И я немедленно иду к ней. Настолько немедленно, что вам не придется ждать даже мгновение, и вы можете идти со мной, так что всем будет ясно, что вы выполнили ваш долг самым образцовым способом.

— Не может быть ничего лучше, — сказал гвардеец, не без некоторого удовлетворения, так как теперь, когда Кааврен вернулся, он знал, что, хотя никакое упущение не останется незамеченным, служебное рвение будет замечено, оценено и вознаграждено.

Верный своему слову, Пэл проводил гвардейца до крытой террасы, которая находилась от его комнатки буквально в двух шагах. Когда он вошел в комнату, в которой находилась Ее Величество, он поклонился, и, прежде чем успел выпрямиться, понял, что дело плохо — в глазах Зарики горел огонь, которого он никогда не видел раньше; на самом деле он почувствовал на себе испытующий взгляд, которым на него никто не смотрел со времени экзамена, который ему пришлось пройти во время поступления в Академию Доверительности — только воспоминание об этом испытании заставило пот появиться на лбу Йенди, нервы которого в обычное время были холодны как лед. Более того, Орб окрасился в самый чистый, самый красный цвет ненависти, который Пэл когда-либо видел. Он почувствовал себя так, как чувствует себя моряк в то мгновение, когда его корабль подхватила волна и тот вот-вот ринется вниз с ее крутого склона навстречу следующей.

Воспоминание об этой встрече с Мастерами Доверительности вернулось обратно, еще более сильное, пока он ждал, когда Императрица заговорит. Во время экзамена самым ужасным были даже не распросы о деталях его жизни, жизни его предков, мыслях и чувствах, о которых он никогда и никому не рассказывал, в том числе самому себе, но казавшиеся бесконечными паузы между вопросами; вот и теперь, когда он точно знал, что, независимо от намерений и мыслей Ее Величества, о шутках речи не было и он сам был объектом ее пристального взгляда, те же самые ощущения вернулись — ощущения, которые, как ему казалось, сумел полностью забыть.

Наконец она сказала, — Я думала, что могу доверять вам, Герцог.

Эти слова, произнесенные вот так, без вопроса, были самой худшей катастрофой, которая может обрушиться на того, кто посвятил себя изучению доверительности. Ему потребовалось собрать все свои резервы, чтобы встретить взгляд Зарики и ответить с хладнокровием, которое сделало бы честь самому Айричу. — И Ваше Величество может.

Она опять взглянула на него, ее глаза сузились, а красный цвет Орба стал еще более ярким, хотя, казалось бы, дальше было некуда.

— Не усугубляйте вашу вину отрицанием, Герцог.

— Ваше Величество может спрашивать меня под Орбом.

Она раздраженно махнула рукой. — Я кое-что знаю о предметах, которые вы изучали, Герцог. И я готова поверить, что вы проведете Орб так же легко, как и меня.

— А не может ли Ваше Величество снизойти ко мне и объяснить, в чем меня обвиняют?

— Я бы предпочла, чтобы вы сами догадались, без моих объяснений; мне больно даже думать об этом.

— Увы, мне не в чем себя упрекнуть, так что я не в состоянии представить себе, что мне вменяют в вину.

— Поймете ли вы более ясно суть дела, Йенди, если я расскажу вам об аудиенции, которую я имела честь дать Его Высочеству Принцу Ритзаку, Графу Горы Флауерпот и Окрестностей?

Пэл поклонился. — Я сожалею, но мне это ничего не говорит.

— Принц, Наследник Дома Лиорна, имел несчастье быть вынужденным сказать мне, что его Дом, то есть Дом Лиорна, Дом, на который все остальные смотрят как на образец морали и следуют за его политическими решениями, не может более поддерживать мои притязания — поймите, он использовал это слово, "притязания", причем даже сам покраснел, когда произнес его — на Орб. А Орб, должна я добавить, в это время кружил вокруг моей головы.