Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вот как мы втроем-то остались, так государь почал крепко пить. Уже и не закусыват, а так, машет одну за другой. А потом и говорит, а не знаешь ли, Егор, каких песен, да таких, чтоб, не стыдно ими было хорошего человека помянуть. Брата твоего, батюшка, спрашиваю. А он словно запнулся, а потом и говорит, брата мол, да, брата. Ну, а как песен-то не знать? Знаю. А он опять спрашиват, не знаешь ли, Егор, "Как на дикий Терек"? Да как не знаю — знаю, оченно даже знаю. Запевай, говорит.
Спели мы, стал быть, а потом еще и "Черного ворона", и "Скакал казак через долину". Я-то еще поразился, откуда ж государь наш песни-то казачьи так хорошо знает. Да меня потом Махаев надоумил. Грит, еще в детстве, маленькому государю нашему, дед его, светлой памяти Александр Освободитель, песенников из гвардии присылал. Кто-то ему это рассказывал. А оно и видать. Коли человек на хороших песнях взрастал, так это за всегда себя окажет.
Вот только япошкам бы всем себе теперь лучше самим пузы повзрезать, как тот, которому я башку снес. Не простит им этого государь наш, ох, не простит! Как мы допели, так государь вдруг махнул полстакана "орленой", да и запел. Хорошая песня, душевная. Сам, верно, сложил. Всех-то слов я не упомню, а только поется в той песне, что, мол, ежели, к примеру, завтра, храни бог, война, то за батюшку царя да за Русь-матушку весь рассейский народ как один человек встанет! И что, мол, если завтра война, то ужо сегодня к походу готовиться надобно! Ну, мы как с Филимоном это услыхали, так сразу государю и говорим: "Приказывай, батюшка! Готовы мы!" А он посмотрел на нас, обнял, да и отвечает, что, мол, он и сам это знает, а только пока не все и не всё еще к войне готово. А то эти макаки у нас бы красной юшкой еще бы вчера умылись! Не простит им государь, ничего не простит!
А потом государь наш совсем напился. Про то мы одни с Филимоном знаем, да вот только никомушеньки не расскажем. Хоть на куски нас режь! Даром мы, что ль, государевы друзья?
Стакан-то государь отставил и вдруг видим мы с Махаевым, что глаза у него изменились. Смотрит на нас государь и, видно, понять не может: кто мы такие, откуда взялись? Потом петь что-то про артиллеристов начал, которым кто-то с чудным прозвищем "Сталин" приказ отдал. Потом батюшка-то наш молиться стал. Вот сколько я с государем, а ни разу не видел, чтоб он на колени перед образами падал. Лоб перекрестит и ладно. А тут так молился, что аж страшно становилось. Все о каком-то освобождении просил. Перемигнулись мы тут с Филей, да и решили, что не гоже государю в таком виде перед остальными себя оказывать. Ну, и... короче, скрутили мы его, опояской махаевской связали, да на постелю и положили. И вот что удивительно: я-то думал, что нам это большим боком выйдет, ведь государь-то дерется, прости господи, чисто как сатанюка, ан нет! Даже и противиться-то толком не мог, только отмахивался как-то вяло... Ну, да оно и к лучшему, а то без синяков и ссадин бы не обошлось.
На другой день государь и занятия утренние и завтрак проспал, и только уж опосля обеда пробудиться изволил. К тому времени наш "Нахимов", а с ним и еще четыре русских корабля уж давно от японского берега уплыли и во Владивосток торопились. А мы все это время, хоть и пьяные были, каюту государеву охраняли, да никого к нему не допускали. А как проснулся он, так ровно и не пил ничего вчера. Я его еще, грешным делом, спросил, про песню ту, что он вчера сложил. Мол, вели, батюшка, чтоб атаманцы твои эту песню выучили. А он улыбается, и ласково так говорит мне: не время, мол, братишка, еще для этой песни. Придет время, не то, что атаманцы — вся страна ее выучит...
Глава 15
Рассказывает Олег Таругин
Нельзя сказать, чтобы смерть Георгия-Леонида тронула меня очень уж сильно. Все-таки и "братец" Георгий и "иновремянин" Леонид были люди малознакомые. Я больше жалел о потере Хабалова да своих атаманцев и стрелков. Эти ребята со мной почти три года прожили — я всех по именам знал! Но все произошедшие в Японии события наглядно показали, что ребятишки из будущего окончательно перестали стесняться в выборе средств. Стало окончательно, до донышка ясно, что покинь я сейчас тело цесаревича — ему все равно не жить, а заодно "зачистят" и всех к нему приближенных и отдаленных.
Вот это прибило мой мозг до состояния анабиоза — осознание факта неминуемой скорой смерти и разрушение всего дела, над которым я столько работал. Остро захотелось спрятаться куда-нибудь в глухой медвежий угол и чтобы все про меня забыли. Но потом, взглянув на спокойные, открытые лица Егора и Фили, полные самого святого доверия ко мне, доверия, сравнимого разве что с доверием Господу Богу, я понял — нет, не могу я их оставить! Они простят мне все, что угодно — кроме трусости! Ну, а раз так — вперед! Что бы я не делал в дальнейшем, самолюбие утешала одна догадка — раз уж на меня бросили такой десант — значит, я уже сделал что-то такое, в корне поменявшее "естественный ход истории"!
Последствия покушения были весьма интересными и удивительными.
Во-первых — мой "батюшка", император Александр, всегда был решительным мужиком, а уж с тех пор как пить завязал... в общем, он объявил мобилизацию первой очереди резервистов и отдал приказ Балтийскому флоту о подготовке к переходу на Дальневосточный ТВД. Хорошо еще, что до прямого объявления войны пока не дошло.
Во-вторых — мировая общественность однозначно была на нашей стороне и через свои средства массовой информации настойчиво требовала покарать зарвавшихся косоглазых обезьян. Однако уклон был скорее в межрасовые отношения — мы были "белыми прогрессорами", а японцы — "желтыми дикарями".
В-третьих — японский император, жутко напуганный как покушением, так и фактом нашего быстрого "бегства" из пределов страны Ямато, видимо вообразил, что с такой скоростью мы бросились за подмогой и вот-вот на рейде Токийского залива появятся корабли Балтфлота. В связи с этим простыми извинениями дело не ограничилось — среди администрации Йокогамы была проведена своеобразная децимация — все городское руководство и высшие полицейские чины в спешном порядке сделали сеппуку. Не пережив позора, следом за ними последовал чудом уцелевший во время покушения министр двора (министр иностранных дел во время покушения погиб). Дурной пример заразителен — по всей стране восходящего солнца прокатилась волна ритуальных самоубийств.
Я с минуты на минуту ожидал, что меня нагонит в пути наследник хризантемового трона Хирохито, несущий на плечах мешок с отрубленными головами. Но до таких ужасов, к счастью, не дошло...
Пока мировое сообщество издавало воинственный клекот, Россия демонстративно готовилась к войне, а Япония изнуряла себя кровавой епитимьей, дипломаты торопливо обменивались нотами и коммюнике, пытаясь хоть как-то урегулировать конфликт, не доводя вопрос до горячей стадии.
Дорога по бескрайним просторам Российской империи из Владика в европейскую часть страны заняла более трех месяцев. Был бы построен Транссиб — ушло бы недели две, а так...
По пути мы регулярно встречались с людьми, как простым народом, так и облеченными властью. Весть о гибели Георгия летела впереди нас. Народ жалел меня и возмущался поведением японцев. Со всех сторон я слышал: уж только позволь, батюшка, мы этих желтопузых макак голыми руками порвем. По мере движения на запад градус настроения все повышался и повышался. Встречи с большим скоплением людей теперь больше напоминали митинги.
Но в Красноярске я получил письмо от "папы", с наказом прекратить муссирование темы ответного удара. Оказывается, дипломаты все-таки сумели договориться. И размеры компенсации физического и морального ущерба были потрясающими — японцы передавали нам Окинаву, которую сами хапнули всего лет пятнадцать назад. А еще нашей торговле предоставлялись существенные преференции. Ну и что-то еще по мелочи. На мое ответное возмущенное письмо, мол, как же так — разменяли жизнь сына на какой-то островок, "папа" в резкой и категоричной форме высказался в том смысле, что лично он ничего забывать и прощать не собирается. А просто не время сейчас — вот соберем силы и тогда... Да, я все больше убеждаюсь, что трезвый Александр мне нравится больше!
Поэтому дальнейшая поездка по стране уже не носила характера агитационно-пропагандистской. Тело Георгия, с небольшим сопровождением, отправилось в Петербург ускоренным маршем, а я с соратниками продолжил неспешный вояж по регионам. Так мы доехали до Волги в канун Рождества, отпраздновав Новый, 1888 год в пути.
Так. Что у нас там дальше по программе? Ага, Нижний Новгород. Экономический центр России. Жаль, что в это посещение не увижу знаменитую ярмарку — она проходит осенью, ну, да ничего! Здесь и без ярмарки хватает достопримечательностей и интересных людей. Кстати, об интересных людях... У Васильчикова должны быть записаны самые крупные воротилы города, с которыми стоит наладить контакт.
— Сергей Илларионович! — негромко окликаю я.
— Слушаю, государь! — Васильчиков приподнимает голову от каких-то документов, которые он увлеченно изучает вот уже второй час.
— Кто у нас в Нижнем на повестке дня? Из крупных промышленников?
Князь несколько секунд смотрит на меня, потом неожиданно хмыкает:
— Вы, государь, словно мысли читать умеете! — На обращения моей свиты ко мне императорским титулом я уже давно махнул рукой, но сейчас слово "государь" прозвучало из уст Сергея Илларионовича как-то по-особенному. А князюшка, переложив несколько бумажек, продолжает: — Вот как раз сейчас я в последний раз сверял данные, полученные из разных источников, и уже хотел доложить, а вы...
Я улыбаюсь и киваю Васильчикову, мол, говори дальше. И князь начинает докладывать:
— Первой и самой главной промышленно-финансовой компаний Нижнего Новгорода на сегодняшний момент является Торговый дом братьев Рукавишниковых.
— Тех самых, что?...
— Да, тех самых, чьи винтовки мы купили в Сан-Франциско. Семейное дело принадлежит четырем братьям, но наиболее интересным представляется самый младший — Александр. Характерная деталь — три года назад этот молодой человек, а от роду ему тогда было 25 лет, забирает свою долю из компании "Рукавишников и сыновья", где в то время заправлял старший брат — Иван. Действие это сопровождалось скандалом, связанным с попыткой старших братьев лишить Александра его доли, мотивируя свой отказ молодостью и умственной неполноценностью младшенького. Однако Александр сумел преодолеть все препоны. Позднее к нему присоединился средний брат, с которым Александр и организовал новый торговый дом, названный "Братья Рукавишниковы". Доставшийся им при разделе старый железоплавильный заводик был полностью перестроен и оснащен новым оборудованием. Именно на нем сейчас производятся так заинтересовавшие вас, государь, винтовки. По отдельным слухам их изобретателем был именно Александр...
Оставшиеся до Нижнего несколько часов пути я еще и еще раз перечитываю документы по братьям Рукавишниковым, собранные Васильчиковы, Гревсом и их присными. Ну, что ж... Главный в этой братской компании, несомненно, Александр. Вот, блин, гений-самоучка! Или не гений, а просто хорошо ЗАПОМНИВШИЙ? Ведь появилась, а точнее — проявилась эта одиозная личность практически одновременно со мной — в 1884 году. Очередной "вселенец", на которых я уже насмотрелся? С большой долей вероятности — да! Тем более что возникший вокруг завода городок имеет весьма примечательное нменование — Стальград! А это — очень интересный штрих! Но если предыдущие встреченные мною "вселенцы" норовили меня нейтрализовать, а позднее и убить, то этот человек тихо, относительно тихо, сидел в Нижнем и тщательно, скрупулезно занимался модернизацией промышленности. Как явствовало из докладных записок — буквально днюя и ночуя на заводе. Чем, несомненно, работал на благо России, а, следовательно, и того дела, что я задумал.
Снедаемый любопытством я выгружаюсь в Нижнем, принимаю визит вежливости губернатора и градоначальника и немедля беру быка за рога. В приемной собраны основные промышленники земли Нижегородской. И даже через дверь ощущается их напряженное ожидание. Начнем, благословясь...
— Егор, давай Александра Рукавишникова, а как запустишь, будь настороже! — командую я, и через мгновение Шелихов вводит ко мне искомого персонажа. Ну-с, посмотрим, полюбопытствуем...
Передо мной стоит молодой человек, одетый по последней парижской моде. По виду и не скажешь, что мужик вкалывает по восемнадцать-двадцать часов в сутки. Подтянутый, стройный. Даже через сюртук видно, что мышцами его бог не обидел. Забавно, но ощущение такое, что парень тренируется не хуже моего...
— Здравствуйте, Александр Михайлович! Присаживайтесь!
— Здравствуйте, Ваше Высочество!
Эка! Уселся так, словно и не ожидал ничего другого! Ну, блин, дает. Да еще и рассматривать меня взялся. Не люблю, когда меня вот так вот в упор разглядывают. По привычке еще из прежней жизни прикусываю губу. Поиграем в гляделки? Ну, попробуй. Вот гад! И взгляд мой держит...
— Весьма наслышан о ваших успехах и достижениях, Александр Михайлович!
Не вставая с кресла, Рукавишников слегка кланяется:
— Пустяки, Ваше Высочество!
— Да уж, какие пустяки? Завод сталелитейный полностью реконструировали! А теперь еще и химический комбинат строить собрались! А потяните ли?
— Потянем, Ваше Высочество. Отчего не потянуть? — степенно отвечает он. Вот теперь все же видно — купчина.
Неожиданно в глазах у него мелькает некое странное выражение:
— Это ведь как черешню в садах Приднестровья по ночам собирать — и знаешь, что опасно, а сладенького хочется!
Чего? Чего он сказал?! КАКУЮ ЧЕРЕШНЮ?!! Что он несет?
— Черешню? В Приднестровье? По ночам? — ничего не понимая, обалдело переспрашиваю я.
— Да, — купчина степенно кивает, хотя в его глазах сейчас... и продолжает, неожиданно подавшись ко мне всем телом, — сидишь на ветке, почти у самой верхушки дерева, потому как внизу уже все ободрали и молишься, чтобы с правого берега "крупняк" по пристрелянному садику не долбанул...
Какой КРУПНЯК?!! У него крыша поехала? С правого берега?!! С ПРАВОГО берега!!! Днестра!!!
Я вскакиваю, отбрасывая кресло.
— Откуда ты ЭТО знаешь?!! — ору я и тут до меня доходит, что только один человек из моих знакомых знает вкус приднестровской черешни и этот человек...
— ДИМКА?!!
Интерлюдия
В тусклом свете кажется, что лица сидящих в зале людей — посмертные гипсовые маски. Стоит гробовая тишина. Кто-то роняет на пол карандаш, собравшиеся вздрагивают, словно в зале рванула граната.
— Коллеги! — прокашлявшись, начинает Председатель, — с горечью должен констатировать: Две тщательно спланированных операции по устранению матриканта с треском провалились! Во время первой — руками его, так называемого отца, мы не учли способность ближнего окружения цесаревича пойти на акт прямого неповиновения своему Императору. Вплоть до убийства... Во время второй — массированного нападения во время визита в Японию, нами было упущено из вида, что после первого покушения матрикант будет все время настороже, да и его верные опричники оказались прекрасно подготовлены к скоротечной уличной схватке. Чего только стоят размещенные на крышах снайперы? Боюсь, что наши способы как-либо повлиять на изменения в исторической последовательности исчерпаны. Ситуация катастрофическая. Уже и в нашем институте произошло несколько случаев хроноамнезии, а также пропажи людей и полной замены одних людей другими. — По залу пронесся ветерок от одновременного вздоха десятков человек. — Передаю слово спецпредставителю Генсека ООН лорду Валлентайну.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |