— Вы действительно убили двух человек? — спросил Реставратор, выруливая с парковки на грунтовую дорогу. — Помимо тех, что я видел.
— В твоих интересах знать о нас как можно меньше, — ответила Лидия.
— Это интригует ещё больше. Я давно не общался с живыми людьми, вы — первые за последние лет десять. Причём, сами вторглись в мою вотчину. Подобно ангелам смерти воплоти.
Лидия молчала, поэтому функции спикера взял на себя Алекс:
— Всё сложнее, чем ты думаешь, здоровяк. Мы — важные свидетели, которых... Ох! Твою мать!
Захар обернулся. Ротман, судя по всему, получил от Лидии удар в бок локтём и даже кашлянул.
— Поменьше трепись языком, — посоветовала девушка. — Ему ни к чему знать о нас.
Лицо Алекса налилось кровью. Захар подумал, что сейчас тот ударит Лидию в ответ, но этого не произошло. Вместо физической атаки Ротман зло проговорил:
— Я не хочу, чтобы этот бородатый тип думал, будто я какой-то мокрушник.
— Он сам психопат, ему должно быть всё равно.
— Я не психопат, — возразил Реставратор. — Но вы можете думать, что угодно. Мне действительно всё равно.
Захар подумал, что при всей своей необычности Реставратор не создавал впечатление душевнобольного. Того, кто бы таскал с кладбища окаменевшие трупы-скульптуры и хранил их у себя дома. Но факт жуткого коллекционирования, похоже, не оспаривал даже сам Реставратор. Вопросы вызывали только его мотивы. Что-то подсказывало Мойвину — дело не в рядовом расстройстве разума.
— Куда ваз везти? — спросил Реставратор.
— В Даст-Сити, — ответила Лидия. — Долго ехать?
— Часов пятнадцать — в лучшем случае. И придётся заправиться, топлива не хватит.
— Одна новость лучше другой. У тебя есть, на что заправиться?
— Для этого деньги не потребуются. В посёлке осталось множество брошенных машин с ещё пригодным топливом. Насос-перекатчик лежит в кузове.
— Похоже, ты знаешь тут каждую песчинку, — усмехнулся Ротман.
Реставратор не ответил, поэтому Захар решил, что пришла его очередь допрашивать странного субъекта. И начал он с главного вопроса:
— Зачем вам коллекция мертвецов в доме? У нас любителей мёртвых тел называют некрофилами.
— 'У нас' — это где?
— На Земле.
— Так вы — 'мотыльки'? — Реставратор одарил Мойвина сочувственным взглядом.
— Не в традиционном понимании этого слова, — осторожно проговорил Захар, не желая сболтнуть лишнего. — Алекс и вовсе из Даст-Сити.
Пикап разогнался до ста километров в час, прошивая заброшенный мемориальный городок насквозь. Деревянные особняки сменились каменными многоэтажными строениями с выбитыми окнами, точно пустующими глазницами гигантских черепов. Теперь эти многоэтажки дополняли кладбищенскую композицию, расширяя её границы.
Реставратор открыл окно, сплюнул и спросил:
— Вы в любом случае убьёте меня?
Ответил Мойвин:
— Мы не убийцы. А вот на ваш счёт есть сомнения.
Захар лукавил, но неспроста. Ему хотелось разговорить отшельника, не прибегая к угрозам.
— В мою историю нелегко поверить, — предупредил Реставратор. — Когда-то я делился ею с людьми, но они, как и вы, предпочитали вешать на меня ярлык сумасшедшего, не дослушивая до конца.
— Мы тебя точно дослушаем, — заверил Ротман. — Нам пилить в одном салоне чёртову кучу часов.
Ещё с минуту Реставратор собирался с мыслями, а когда он начал говорить, погружаясь в своё прошлое, скорость движения слегка упала. Но никто из присутствующих в пикапе, даже Лидия, не обратили на это внимания. Они погружались в прошлое вместе с рассказчиком, будто сами являлись очевидцами каждого поведанного эпизода.
Глава 12
Когда-то Реставратора звали Арчи Диккер. Его отец — Жозеф — в молодости работал на дочернюю фирму 'Долгого рассвета', занимающуюся изучением аномальных зон на Криопсисе. Он входил в число одной из ранних экспедиционных групп, и провёл на планете семь лет. Их фирма изучала обнаруженные остатки городов в пустынях восточного полушария. В то время Жозеф считал, что ему суждено провести на Криопсисе не одно десятилетие, возможно, даже встретить там смерть. Он действительно намеревался посвятить жизнь изучению артефактов Экспонатов, поэтому нашёл в экспедиционной группе девушку, с которой их интересы идеально совпадали. Её звали Лореан. На Криопсисе не возбранялись браки, скорее, даже поощрялись. Через три года у пары родился сын. Так появился на свет Арчи Диккер, дитя одних из первых колонистов Криопсиса.
Всё изменил день, когда Лореан бесследно исчезла вместе со всем поселением. Жозеф и Арчи в это время находились в соседнем лагере, куда Жозефа вызвали по административным вопросам. Его решение взять с собой четырёхлетнего сына сохранило Арчи жизнь. Впрочем, никто не знал, что случилось с исчезнувшими. На месте поселения не обнаружили никаких следов, ни трупов, ни оборудования. Всё будто ушло в песок. Это был не первый подобный случай, и с каждым годом они учащались, отбивая у спонсирующих экспедиционные группы династий всякое желание продолжать исследования Криопсиса. Усугубляли ситуацию повсеместные и необъяснимые отказы сложной техники, в то время как простая работала бесперебойно. Будто планета противилась технологической экспансии людей. Династии 'Долгого рассвета' принялись сворачивать программы, и Жозефу Диккеру не оставалось ничего иного, кроме как вернуться на Прайм.
На родной планете он и не думал предаваться унынию, считая, что жизнь не закончилась, а всего лишь совершила крутой виток. Жозеф нашёл себе новую женщину и занялся бизнесом. Он получал щедрое пособие корпорации, как вернувшийся с Криопсиса ветеран.
Что касается Арчи, парень с юных лет работал тенью отца. Жозеф то и дело вспоминал о чудесном спасении и считал сына обязанным ему по гроб жизни. Стремящаяся наружу тяга молодого человека к искусству — в частности, к живописи и скульптурам — жестоко подавлялась и не находила выхода. Жозеф считал традиционное искусство вотчиной бессмыслия и пережитком Осиного Гнезда, Арчи же был убеждён, что отец — яркий пример 'мягкой статуи', натуры с окаменевшей душой и живым телом. Как бы то ни было, многие годы Арчи Диккер играл роль тени, пока не встретил в одном замшелом мотеле компанию 'мотыльков'. Та встреча изменила его жизнь, стала событием, почти сопоставимым с драмой отца.
Арчи было двадцать два, ему удалось выпросить у отца целиком самостоятельный отпуск, который он планировал провести не в фешенебельных отелях Прайма под бдительным присмотром служащих роботов или в райских апартаментах Тропика, а на пригородных просторах. Там, где проходила тонкая грань между технологичностью и нарочитой отсталостью, витринами терраформирования и его подсобными помещениями. Там, где в равной мере смешались свобода и дикость. У Арчи не было запланированного маршрута, он путешествовал по Прайму инкогнито и налегке, оставив дома не только вещевой багаж, но и маску гнетущей его личности.
В мотеле с незапоминающимся названием на окраине цивилизованного мира Прайма он провёл две ночи, а на третью встретил пятерых молодых 'мотыльков': трёх парней и двух девушек. По их признанию, они осознанно вырвались из хромированной клетки, чтобы обрести за Порталом самих себя. Ровно то, что искал Арчи. Он сбежал с 'мотыльками' следующим утром, ни минуты не раздумывая над судьбоносным решением. Он понял, что принял его давно и ожидал события-катализатора.
После побега он провёл с 'мотыльками' самый запоминающийся месяц в жизни, вместивший в себя больше, чем предыдущие двадцать два года: свободу и страх, дружбу и предательство, любовь и ненависть. Её звали Кора. Ей понравился местный чудак, она настояла принять его в ряды 'автостопщиков', как они себя называли. Арчи не питал иллюзий, что Кора прониклась к нему чем-то более глубоким, чем чувством туристского любопытства и каплей симпатии. Но вот его подкупила инаковость девушки, из-за чего он дал волю разбушевавшимся эмоциям. Хотя лучше бы он их погасил на ранней стадии.
'Мотыльки' подтвердили мифы о своей недолговечности. Планам освоить Э-Систему 'автостопом' не суждено было сбыться — очередная трагедия постучалась в дверь Арчи Диккера и забрала у него будущее, оставив самого нетронутым. Как в детстве Криопсис присвоил себе его мать, так в юношестве Прайм полакомился безответной любовью Арчи и даже не поблагодарил. Их поглотил завал горных пород, плод тектонических колебаний во время посещения неосвоенных уголков Прайма. Там, где ещё присутствовала атмосфера, подпитываемая мощными терраформирующими машинами Экспонатов. Арчи уцелел физически, но лишь для того, чтобы сломаться ментально. Он провёл на завалах несколько дней, тщетно и безуспешно перебирая мелкие горные породы. Худшую боль приносило осознание, что он больше никогда не увидит Кору, даже её изображение. Отпечатанный в памяти образ — единственное, что его связывало с этой девушкой. Он даже не сможет найти её родственников, если вдруг у тех сохранились резервные копии воспоминаний Коры. Пусть в них не окажется ничего связанного с Праймом, то есть не окажется самого Арчи. Не беда. Периодически он бы заказывал секс-ботов и внедрял в их программу воспоминания Коры, чтобы провести вечер с её наполовину фальшивой копией. Многие занимаются подобным с ушедшими и покинутыми партнёрами, так чем же он хуже? Но Арчи ничего не знал о Коре, и лететь за Портал — чересчур сложный по осуществлению план для 'потустороннего'.
Вернувшись в Прайм-Сити, Арчи использовал последний шанс, больше походивший на крик отчаяния — связался с отцом и попросил того профинансировать раскопки. Если 'мотыльки' погибли — очевидно, что да — то оставалась возможность найти их тела. Но Жозеф Диккер и слышать ничего не хотел о подобном, великодушно простил блудного сына за побег и позволил вернуться внутрь своей тени при одном условии: Арчи должен подавить в себе всякие переживания и забыть о случившемся. В противном случае Жозеф лишил бы сына наследства. В итоге, Арчи сжёг мосты и ушёл повторно, на сей раз навсегда. Прихватив с собой старый пикап, немного накоплений и личные вещи, он поселился в полузаброшенном мемориальном городке, где обрёл новую ипостась.
Поддавшись искушению сохранить ускользающий из памяти образ Коры, Арчи присмотрел на кладбище неухоженную статую, чьи черты давно размылись и превратились в безликую маску. Его всегда угнетало пренебрежительное отношение людей к ушедшим родственникам. Статуи непрерывно обрастают новыми слоями окаменелости и без должного ухода с годами теряют индивидуальность. На заре колонизации Прайма существовала даже отдельная профессия кладбищенских реставраторов. В текущем столетии вся работа по надлежащему уходу выполняется роботами и стоит недёшево, однако реставраторы не исчезли целиком. Кое-кто считал — возможно, не безосновательно, — что доверять машинам столь деликатное дело кощунственно. Реставраторов нанимали не часто, в основном, богатые семьи, чтящие свой род. Даже если сами работодатели не намеревались превращаться в статуи, предпочитая замораживать себя при первых признаках окаменения, их деды и прадеды уже покоились в семейных саркофагах или личных парках.
Арчи Диккер непременно преуспел бы в деле реставрации ушедших. Похищенной безликой статуе он придал черты Коры. Арчи намеревался следить за ней, пока сам не покинет бренный мир. Постепенно сходя с ума от одиночества и не отпускающего прошлого, он начал беседовать с Корой, и вот тогда сделал судьбоносное открытие, перевернувшее его представление о жизни и смерти с ног на голову — статуя вскоре ответила ему.
— Это самый лютый бред, который я слышал в Э-Системе! — заявил Алекс, не дослушав историю Реставратора до конца и нарушив тем самым своё же обещание. — Теперь я на все сто уверен, что ты шизик. Конченый психопат.
— Заткни пасть, Ротман, — тихо проговорил Захар и обратился к Реставратору: — Что она вам сказала?
— Это была не Кора, — ответил тот. — А женщина, чью скульптуру я использовал. Её звали Вероника. Она сказала, что не винит меня в содеянном, ибо я не знал, что в скульптурах остаётся разум.
— Дерьмо! — снова не сдержался Ротман и недвусмысленно посмотрел на Лидию, ища в ней поддержку. Но та молча наблюдала за разговором. — В статуях не может быть разума. Они всего лишь окаменевшие тела.
— Я всегда считал точно так же, — невозмутимо проговорил Реставратор, плавно преодолевая повороты на извилистой периферийной трассе. — Вся соль в том, что в них остаётся частица души. Но она надёжно запечатана в каменном теле. Как в тисках.
Алекс откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди. Губы скривились в кривой улыбке.
— Ладно, продолжай, — сказал он. — Не всё ли равно, с какими байками коротать путь? Значит, после этого ты стал таскать заброшенные трупы домой?
— Для начала, я вернул Веронике её истинное обличие. — Спокойный тон Реставратора не изменился. — Она рассказала, где жила прежде, дала необходимую информацию. Я ведь не сразу поверил голосу, который слышал, и не исключал возможности, что попросту сошёл с ума.
Ротман закивал.
— Но всё оказалось правдой. Я нашёл её семью, представился работником кладбища и попросил сохранившиеся изображения. Ненавязчиво поинтересовался, почему они перестали следить за Вероникой, но вразумительных ответов не получил. Один из членов семьи стал распинаться о быстротечности жизни, в которой нет места для мыслей о смерти и об ушедших, но я не стал слушать. Попросил одну копию снимка и сделал то, что должен был. Затем вернул скульптуру на место. Вероника стала моим первым другом.
Впоследствии Арчи Диккер сбросил данное при рождении имя, как змея сбрасывает выработавшую ресурс кожу, и почти никогда не вспоминал о нём. Он нарёк себя Реставратором и стал искать ушедших, безликих и заброшенных. Не все шли с ним на контакт, но большинство отвечали. Громкость и отчётливость голосов варьировалась от чётких и звонких до невнятного шёпота. Главным влияющим фактором являлось время, из чего Реставратор сделал вывод: глубина погребения разума постоянно увеличивается, и его, реставраторского, дара не всегда хватало для того, чтобы слышать глубоко погребённых. Немногим позже он понял, что проблема не только в его способностях, но и в возможностях ушедших. Их знания о послежизни не смогли бы помочь исследователям в поиске ответов на многие вопросы. Попросту потому, что всё их пребывание в каменном плену сводилось к некой вариации анабиоза, из которого их выводил Реставратор призывами установить контакт.
Откуда же взялись его способности, Реставратор не сомневался: он родился на Криопсисе. Только этим можно было объяснить инаковость. Он предпринял попытку найти таких же 'детей пустыни', но не преуспел. Для этого пришлось бы подключать связи отца, а значит, снова приползать к нему с просьбой о прощении. Реставратор предпочёл закуклиться в собственном мирке, став связующим звеном между ушедшими и живыми. Наладить сеансы общения, как он изначально надеялся, тоже не получилось. Далеко не всем живым хотелось искать корни в прошлом, памятуя о быстротечности жизни 'потусторонних'. Но влиться в немногочисленные ряды обычных реставраторов у него получилось. И свою работу он всегда делал качественно.
