| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
'Санкт-Петербургские ведомости' (первая регулярная российская газета в России, издавалась с 1728 года) вторят 'Вестнику' и сообщают, что '...Святейший правительствующий синод (высший орган церковно-государственного управления Русской церковью в синодальный период 1721-1917 гг). предписал епархиальным преосвященным и духовенству всей Империи творить в кафедральных соборах, а также во всех приходских, монастырских, равно военного и морского духовенства церквах молебен о благополучном спасении державной семьи ...'
'Русский инвалид' (военная газета, издававшаяся в Санкт-Петербурге, официальная газета Военного министерства в 1862-1917 гг.), та наиболее правдоподобно описывает происшедшее, конечно же 'клеймя позором покусителя' и воспевая асанну спасенному и, конечно же, спасителю, герою и патриоту, то есть мне.
А спаситель, герой и патриот сидит ту, понимаешь, под арестом 'в темнице сырой', хотя это и преувеличение, 'темница' почти со всеми удобствами, и вообще, живу я тут. Но факт остается фактом, под арестом же! Да, теперь и не знаю, как будет выкручиваться генерал Рыдзевский. Вот же попал мужик, даже жалко как то.
На этой оптимистической ноте, навеянной хвалебными в мой адрес публикациями в прессе и мнимым сожалением о судьбе главного жандарма, настроение несколько улучшилось, хотя небольшая хандра все еще присутствовала.
Схватив гитару, провел рукой по струнами, прилег на кушетку, немного побренчал, переходя от одной мелодии к другой и дальше чисто на автомате взял несколько аккордов:
... У кирасира век недолог, и потому так сладок он.
Поёт труба, откинут полог, и где-то слышен сабель звон ...
Навеяло! Еще несколько переборов струн, и старая из 'Белого солнца ...', но помедленнее
... Ваше благородие, госпожа Удача, Для кого ты добрая, а кому иначе.
Девять граммов в сердце постой, не зови. Не везёт мне в смерти, повезет в любви! ...
Как там таможенник Верещагин, '... мне за державу обидно ...!'. Ну, точно его слова в тему! Вот и поет душа и плачет, а гитара вторит ей!
Смолкли последние аккорды. В доме как-то подозрительно тихо. Через узкий коридор и приоткрытую дверь на кухню наблюдаю уж очень идеалистическую картину: у окна стоит Федор с раскрытым ртом, Елизавета замерла у плиты, держа за плечи Петьку. В коридоре же, оперевшись плечом о стену стоит и с задумчивым видом смотрит на меня Юра Лишин.
— Юра? Я и не слышал, как ты вошел, рад видеть тебя! — вставая с кушетки, обратился к нему, — решил навестить узника совести? Проходи, — пригласил его я и жестом предложил присесть на одно из двух кресел, стоящих в углу комнаты, у небольшого низкого столика, — чай, кофе, потанцуем?
— Ээ ..., чего, я не понял? — Юрий недоуменно посмотрел на меня.
— А, не обращай внимания, это я так шутить пытаюсь.
— А-а, поня-я-тно, — протянул он, сочувственно глядя на меня, — ты не расстраивайся, вот увидишь ..., это какое то недоразумение ..., там разберутся, ...ты же настоящий герой, и тебя обязательно наградят ...
— И может быть посмертно, Семе-е-ен Семе-е-еныч! — улыбаясь, добавил я
— Э-э не понял? — он аж привстал, а во взгляде появилась некая подозрительность и, подозреваю, беспокойство о моем душевном здоровье.
— Да шучу я, шучу, просто вспомнилась смешная история, поспешил успокоить его я, не пересказывать же всю 'Бриллиантовую руку'. Но видно объяснение не очень успокоило его. Смерив недоверчивым взглядом друга, он продолжил
— Александр, я понимаю, это неприятно, несправедливо. Но, право, не стоит так убиваться, не сегодня-завтра ...
Тут я не выдержал и расхохотался: — Юра, ты и вправду считаешь, что я чем-то расстроен? Бог ты мой, я прекрасно понимаю, что в ближайшее время меня не только освободят 'от затворничества', но и официально, так сказать, объявят героем и спасителем. Со всеми вытекающими последствиями в виде наград, почестей и других сопутствующих плюшек, — теперь уже я успокаивал друга, который искренне беспокоился обо мне, — извини, если шутки показались неудачными, но поверь, единственно, чего меня угнетает, это вынужденное бездействие и скукота.
Бросив короткий взгляд за окно, где весна все смелее вступала в свои права, я тяжело вздохнул, — ну да ничего, надеюсь это ненадолго, — и меняя тему, — впрочем, чего это я, ты присаживайся, — и обращаясь к Елизавете, выглядывающей из кухни, — кофе подай, ну и печево какое там, пожалуйста, — и вновь обращаясь к Лишину, — ну что, брат Юрий, рассказывай, что творится в родном полку, новости какие?
— Да, Саша, там такое творится! С самого утра проверяют все в казармах, с офицерами беседуют tete-a-tete(франц.), вызывая каждого отдельно. Георгий Оттонович с полковником Абалешевым убыли во дворец, их вызвал барон Фредерикс, по слухам, именно ему поручено приглядывать за расследованием. Голубых (жандармов, по цвету мундиров), на редкость мало, больше из дворцового управления и Особого отдела (Особый отдел Департамента полиции — подразделение Департамента полиции министерства внутренних дел Российской империи, существовавшее в 1898-1917 годах, занималось политическим сыском). Из эскадронов с утра не вылезает Дубенский (генерал-лейтенант Дубенский, Александр Николаевич, начальник 1й гвардейской кавалерийской дивизии с 31 марта 1905 г.), заодно и знакомится, только же принял дивизию, и вот, надо же, такая оказия! Ожидается прибытие Великого князя Владимира Александровича (дядя царя, командующий гвардией и Петербургского гарнизона) со свитой. И вообще, там все буквально кипит, я насилу вырвался к тебе, проведать. Все на взводе, только и разговоров, что о случившемся, возмущены твоим арестом. Но а Гарин то, Гарин каков, чего задумал, это ж надо, цареубийцем заделался! А так вроде тихим таким был, спокойным. Воистину 'в тихом болоте...'!.
— А что Корвин, — прервал я его уж очень эмоциональный обзор положения дел в полку, — с ним то что, где он?
— Да, с ним тоже страсти, буквально шекспировские, так и кипят! — захлебываясь, продолжил Лишин, — представляешь, вчера он, оказывается, стал отцом. Поэтому и вел себя так нервно, говорит, все мысли были там, с любимой. Оказывается он уже с год, как живет с девицей, не благородной, как сам понимаешь, поэтому не мог представить ее обществу. Вот она и осчастливила его девочкой. Говорит, что все пошло нормально, и молодая мать и ребеночек чувствуют себя хорошо.Уверяет, что у них там amour est fort (франц. любовь большая), так и светится от счастья. Вероятно, оставит службу, Собрание, сам понимаешь, не даст добро на этот брак, это же чистый mеsalliance (франц.)(по укоренившейся традиции, офицер имел право вступить в брак только после одобрения кандидатуры его избранницы Офицерским Собранием и командованием полка).
— Ну, теперь понятна его нервозность и странное поведение! А то мне мниться уже стал едва ли не вселенский заговор, а на поверку, вона как, оказывается все проще, amour— amour! — протянул я задумчиво, — а ты кофе, то, пей, плюшки вон попробуй, Елизавета в этом деле большая мастерица!
Но не успели мы испробовать плоды кондитерского искусства моей домоправительницы, как в прихожей послышался шум, вошла Елизавета в сопровождении вестового от 'оставшегося на хозяйстве' полковника Вольфа с приказом срочно явиться пред ясные очи командования.
По словам вестового, ' ...в командирском домике сейчас сплошь одни генералы собрались, и все важные такие, проверяют все подряд, вопросы разные задают, да все с подковыркой какой. А что тут проверять, ясно же все. Вот он, ирод — цареубийца, орудие диавола. Ну да бог миловал, в силе и благости своей отвел преступную руку, не дал свершиться злодеянию. Но видно, есть еще последователи его, иначе почему спасителя помазанника аресту и страданиям подвергли, в узилище держат ...(это, я так понял, он обо мне), а народ уже ропщет, не понятна обществу обстановка эта, не правильно все это, ведь явно же козни антихристовы... '.
Да, закрутились дела! Я так понял, что моим арестом шеф жандармов мало того, что сам попал в неприятную ситуацию, но и породил немало слухов о мнимом заговоре в верхах. А зная методы работы 'компетентных органов' по 'искоренению, предотвращению и профилактике...', а надо заметить, что эти методы не зависят ни от общественного строя, ни от принадлежности к какому либо конкретному государству, в принципе, одинаковы. 'Компетентные органы' просто обязаны отреагировать на эти слухи, какими бы они не были мнимыми. А вот при этом 'реагировании' и возможны различные варианты. Начиная от пресловутого '... нет дыма без огня...' до простого желания какого либо чиновника, начиная от рядового следователя до крупного руководителя 'проявить рвение и найти крамолу'. И ведь не обязательно это будет его злой умысел и желание сделать карьеру, чего так же нельзя исключить. Как тут не вспомнить пресловутый 37 год! Нет, не обязательно это! Любое общество — это можно сказать, живой организм со своими больными и здоровыми зонами, члены этого общества имеют различные точки зрения на политические процессы, происходящие в этом обществе, методы решения тех или иных вопросов, неизбежно возникающих в любом обществе. А как определить степень радикализации того или иного представителя этого общества? Для этого нужна кропотливая работа различных служб и подразделений, для этого, наконец, нужно время. А здесь срочно нужен результат. Исходя из высшей целесообразности, политической, практической, оперативной, причину найти — не проблема. Надо немедленно выдать результат, а тут вроде все и на поверхности, все ясно! Покушение было? Было! В ходе расследования что выяснили? Злоумышленник вел подозрительные разговоры с сослуживцами. Поди, разберись, подозрительные эти разговоры, или нет. Это с какой стороны их послушать и кто будет определять эту подозрительность. Вывод — не исключено, что имеет место быть целая организация. Идем дальше. Спаситель — герой арестован. Неважно, что по ошибке и арест — всего лишь предписание сидеть дома. Факт есть факт, ключевое слово — арестован. Вывод — в организацию вовлечены высшие чиновники, а кто еще имеет право подвергать офицера гвардии аресту? Дальше. В связи с арестом в полку определенные разговоры и недовольство. Вывод — брожение в армии. В ее элитных частях. Да, все притянуто за уши, да, все эти умозаключения не выдерживает никакой критики. Но с другой стороны, выводы эти на поверхности, и попробуй, не сделай их, тогда и тебе зададут определенные вопросы в определенных кабинетах, а может быть даже и в камерах. С этими мыслями я и прибыл в полк.
Обстановка здесь напоминала растревоженный улей. Все аж гудит от напряжения, количество лампасов, эполет и зигзагов на погонах (на генеральских погонах имеется золотое шитье в виде зигзага) на ограниченной площади, занимаемой полком — можно сказать, запредельное. Адъютанты высоких гостей, сопровождающие вышестоящих начальников многозначительно суют свой нос везде, где только можно, выискивая возможные нарушения, несоответствия и боже упаси, какую крамолу. Вестовые снуют, сбиваясь с ног, разнося пакеты с приказами, письма и записки, вызывая 'на ковер' для беседы очередную жертву пристального внимания многознающего, нацеленного на поиск всего, чего надо, а что надо, судя по выражению лиц проверяющих, известно только им самим, начальства. Начальство же это с задумчивым, всевидящим и многозначительным взглядом, к слову сказать, присущему, такое впечатление, всем начальствующим проверяющим, степенно шествует в ходе очередного, не знаю какого по счету посещения первого попавшего закутка на территории полка или с деловым видом браво дефилирует по коридорам штаба. На меня никто из проверяющих пока не обращает никакого внимания, молодой корнет, то есть я, им пока неинтересен. Редко встречающиеся сослуживцы же, напротив, тепло приветствуют, восхищаются моим, на их взгляд, подвигом (это их мнение, я не столь пафосно оцениваю свои действия).
В коридоре штаба сталкиваюсь с незнакомым поручиком в форме лейб-гвардии Преображенского полка с адъютантским аксельбантом, довольно таки щуплым на вид, но преисполненным таким достоинством, что Боже упаси! Такое впечатление, что аксельбант этот, как минимум, флигель-адъютантский!
— Господин корнет, — хмуря брови, строго обращается он, — разве Вы не слышали, было указание офицерским чинам к 12 часам прибыть в Собрание, Александр Николаевич (генерал-лейтенант Дубенский Александр Николаевич, начальник 1-й гвардейской кавалерийской дивизии) желает выступить перед вами. Извольте немедленно проследовать туда, генерал не любит, — тут он замечает орден на моей груди, и несколько смутившись, добавляет, — э-э, когда подчиненные задерживаются.
— Извините, поручик, я только прибыл в расположение полка, вестовой доложил, что меня срочно вызывает полковник Вольф,— довольно таки приветливо ответил я, — как только доложу ему о прибытии и если не будет других указаний, конечно же, незамедлительно прибуду в Собрание.
— Господин корнет, я вижу, Вы не первый день в армии, — очевидно имея в виду, что орден навряд ли дадут 'зеленому' корнету, — и очень прискорбно, что когда в Вашем подразделении произошло такое ..., надеюсь, Вы в курсе происшедшего, — многозначительно и почти закатав глаза, менторским тоном продолжил он, — мне приходится объяснять Вам, что указания старшего по званию исполняются в первую очередь. Потрудитесь немедленно пройти в соседнее здание, где находится Собрание.
Ну вот почему некоторые считают, что если они приближены к какому то начальству, даже если сами они ничего из себя не представляют, имеют право 'вещать' таким тоном и 'строить' не удостоящихся высокой чести быть облеченным доверием власть предержащих.
— Поручик, а по какому праву Вы позволяете себе давать мне указания и читать мораль? — смерив его взглядом, сухо и ледяным тоном буквально процедил я, — позвольте пройти ...
В это время открылась одна из четырех дверей, и в коридор вышли полковник Вольф и генерал-майор Дедюлин Владимир Александрович, пару месяцев назад, после январских событий, назначенный на должность Петербургского градоначальника. Я как-то уже был представлен ему, где то с год назад.
— А, вот и наш герой, на ловца и зверь бежит! А то мы уже и заждались Вас, корнет! — воскликнул Константин Маврикиевич, и обращаясь к генералу, представил меня:
— Корнет Белогорьев Александр Николаевич, субалтерн-офицер (нем. Subalternoffizier, в некоторых армиях, в том числе и в Российской, общее название военнослужащих, состоящих на должностях младших офицеров роты, эскадрона) второго эскадрона. Можно сказать, краса и гордость лейб-гвардии Его Императорского Величества Кирасирского полка!
Мне оставалось только щелкнуть каблуками и кивком приветствовать обоих начальников. Грозный поручик, встретивший меня у входа как-то тихо и бочком — бочком куда-то испарился.
— И впрям, орел! — приветствовал меня генерал, подавая руку, — рад видеть Вас! Знавал я Вашего батюшку, царствия ему небесного, достойная смена ему! Рад, искренне рад ...прошу, — сделал он приглашающий жест в сторону кабинета.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
