Эхо войны. Ред2

— Поднимай свой зад, и к Бэйсеррону — шагом марш! — приглушенно цыкнул он на мои попытки выяснить, что происходит. И, более того, пошел вместе со мной.

В кабинете счетовода не было никого, кроме него самого, и я даже не знала, радоваться этому или нет. Хотя в том, что комендант в курсе моей ночной побудки, сомневаться не приходилось — Эйра выглядел если не так же потрепанно, то, по крайней мере, так же недовольно, как и я.

Мягко говоря.

— Фарра Морровер, я потрясен вашей глупостью, — с места в карьер начал он, явно перебарщивая с пафосом.

— Да ну? — агрессивно процедила я, глядя на счетовода в упор. Не его одного здесь подняли среди ночи. — И в чем же состояла моя так называемая глупость: в том, что я привезла то, что от меня требовалось, или в том, что вернулась вообще?...

Счевод недовольно посмотрел на меня и неожиданно угрюмо заметил:

— Класть жизнь на алтарь правого дела, тем более, чужого, вас никто не просил.

— О боги! — я воздела руки к потолку, не в силах больше выносить этот цирк. — Знаете, фарр Бэйсеррон, этот вопрос мы уже обсуждали. Честно. Лично с комендантом, если вам это интересно. Поэтому, ради всех эйра из Бездны, избавьте меня от продолжения банкета.

— Я заметил, — сухо отреагировал он на мою тираду. — Беседа с комендантом, несомненно, пошла вам на пользу.

— Мне — да.

Многозначительная фраза повисла в воздухе. Взводный недоуменно стриг ушами: мое поведение не лезло ни в какие рамки, как и реакция на него, а точнее, ее отсутствие, со стороны нашего великого и ужасного интригана.

На выходе отсюда мне припишут еще одного любовника и однозначное пристрастие к невысоким мужчинам.

— Что, собственно, из того художественного бреда, что вы мне прислали, является правдой? — прервал счетовод затянувшуюся паузу.

— Я полагала, что все. Вы думаете иначе?

— Я, — с нажимом начал он, — надеялся, что вы приврали. Потому что иначе я, как государственный служащий и в каком-то смысле военный, обязан на это все среагировать, хотя бы из чувства гражданского долга... И сядьте вы, наконец!

— Рада слышать, — я села на жесткий, как подошва десантного ботинка, стул для посетителей, и криво улыбнулась: — Поверьте, мне, как пообщавшейся с "этим всем" лично, кажется именно так. Это потенциально разумная раса... Либо полуразумная с чрезвычайно высокоразвитыми инстинктами, что мало что меняет.

— Были бы они разумными, боюсь, я бы не имел удовольствия видеть вас в своем кабинете еще когда-либо.

— Может быть, — легко согласилась я. — Проводить исследования на эту тему — дело ученых из Академии. Мне другое интересно: что вы собираетесь с этим де...

Завыл на одной тревожной ноте переговорник за ухом. Я нажала на кнопку сброса.

— Извините.

— Мы собираемся, — сухо начал он, — если вы это хотели спросить, дать делу ход. Именно поэтому помимо вас в моем кабинете находятся ваш взводный, — Бэйсеррон перевел на него взгляд. — Вас, фарр, как командира элитного отряда, я бы попросил произвести инструктаж своих солдат в соответствии с этим документом, — он протянул взводному считыватель, — и начать подготовку отряда к возможному участию в уничтожении этой... Гм... формы жизни. Вашему командованию об этом сообщат.

— Так точно, — взводный кивнул с непроницаемым лицом.

— Я же, в свою очередь, — невыразительным тоном продолжил счетовод, глядя почему-то на меня, — собираюсь послать запрос в столичную Академию. Очень жаль, что нет генетического материала для анализа, но, надеюсь, что факультет ксенологии в курсе, с чем вы имели дело... Прошение на помощь регулярных войск уже подано, но не факт, что нам ответят. В связи с этим, фарра Морровер, я бы попросил вас обдумать возможность вмешательства в эту проблему Корпуса, если никакой другой помощи нам не предоставят.

— Вы не боитесь обращаться за помощью настолько специфической?

— Идет война, — Бэйсеррон принялся вертеть в пальцах световое перо, поджав губы. — Для уничтожения настолько неявной угрозы Центр не пошлет ни одного солдата. Если нам не помогут ближайшие соседи — все это так и останется лежать на Корке. И, думаю, вы вполне осознаете, какой бомбой замедленного действия оно может оказаться. Корпуса я опасаюсь, пожалуй, меньше.

— Зря. Но я попробую.

— В таком случае вы оба свободны. Обо всем, что касается этого дела, докладывать лично мне.

Взводный попрощался и исчез за дверью, отправившись досыпать. Я же задержалась на пороге:

— Почему это говорите нам вы? Почему не комендант?

— Он не в состоянии. Думаю, вы знаете, почему, — безжалостно припечатал Бэйсеррон. — Но если вы хотели узнать, чьи решения я здесь привношу в жизнь, то — его. Впрочем, я их поддерживаю.

— Как всегда, — пробормотала я и вышла, коротко поклонившись.

"Знаете, почему"... Знаю. Или догадываюсь. Но я никого ничего делать не принуждала.

Плохо только, что эта фраза почему-то кажется мне знакомой... Как и совесть, говорящая отнюдь не абстрактным голосом.

Мы снова в одной лодке, и это вовсе не кажется мне хорошим знаком, фарр Торрили.

Я медленно пошла по коридору, набирая номер Ремо — звонил мне он. Врач ответил сразу же, будто дежурил с рукой у уха.

— Орие? Подойди в амбулаторию.

— Что случилось? Что-нибудь срочное?

— Вскрытие — вещь не слишком срочная, — нарочито легкомысленный тон разбили нервные нотки. Я встревожилась.

— Ремо, кто умер?...

— Шеско.

Глава шестнадцатая

Эх, господа, надо принимать во внимание все случайности! Жизнь — это четки, составленные из мелких невзгод, и философ, смеясь, перебирает их.

Александр Дюма

За окном сияла безмятежная Дионара, последняя неделя лета. Неделя без засухи, ливней и ненастоящих снегов, первая за сезон. Мир оправился от катастроф, вздохнул и расправил крылья — звенящие от прощальных птичьих песен, изумрудно-лазурные, с пронзительными небесами в прорехах отмытой дочиста листвы, с каймой из золота клонящихся к земле хлебов и закатного солнца.

Мир встречал осень тихой безмятежностью, я — недоумением, тихим тем менее, чем больше проходило дней.

На прозекторском столе в подсобке лазарета лежало тело мужчины, после вскрытия ставшее уже даже не телом — сложносочиненным конструктором от органики.

Я стояла у окна и пыталась ответить всего на один вопрос: "Что ты думаешь?..."

Мой мозг отказывался думать.

В Кайдолин, день середины лета, мы получили живого, похожего на мертвеца. Дионара принесла нам мертвеца, похожего на живого.

Невозможно пролежать в естественном анабиозе пятьсот лет без органических изменений в структуре мозга. Фатальных изменений — теперь мы знаем это.

Шеско Тауче мог пролежать в коме еще тысячу лет, но он не мог очнуться.

Так что это, Бездна меня забери, было?!

— Ты уверен?...

Ремо потер переносицу и глухо проговорил:

— Да. Все это время он был овощем, который дышит, у которого бьется сердце, но и только. Он физически не мог ни двигаться, ни говорить, ни думать, — ремен помолчал и вслед за мной посмотрел в окно. — Как патологоанатом, я, может быть, плохо лечу живых, зато хорошо разбираюсь в мертвых.

— Я не в твой диагноз не верю, а в свой. Массовая галлюцинация — единственное, что приходит на ум.

— Настолько массовая?... Боюсь, придется все-таки признать, что это было на самом деле. Еще немного, и я поверю либо в ходячих мертвецов, либо в говорящие души.

Вера — это единственное, что нам остается, ведь проверить уже ничего нельзя. Шеско умер, окончательно и бесповоротно, от остановки сердца, к которой не было никаких оснований. Вскрытие не выявило никаких сердечных патологий. Вскрытие не выявило вообще никаких патологий, кроме нежизнеспособного мозга.

— Орие, я не знаю, что с этим делать. Я подготовлю отчет коменданту, но что дальше...

— Пусть Торрили и решает — это его дело. Но, думаю, ни город, ни тем более Центр, не станут заниматься такой ерундой.

Ремо молчал, глядя на труп. Через минуту он заговорил, напряженно и тихо:

— Орие, поговори с комендантом насчет городской лаборатории. Пожалуйста. Если можно, сейчас. У меня есть одна глупая мысль, очень глупая и мерзкая. Но если я прав, тебе лучше об этом не знать. По крайней мере, пока я не буду абсолютно уверен.

— Как хочешь. Но почему?...

— Можешь наделать глупостей, только и всего. К некоторым... вещам ты склонна относиться не слишком объективно.

— Хорошо, раз так... Пойду отравлять жизнь коменданту. Удачи.

Я сделала именно то, что сказала, с той лишь поправкой, что пошла к Бэйсеррону. А с комендантом предпочла бы не встречаться в ближайшую тысячу лет.

Проще говоря, я не знала, как смотреть ему в глаза.

Те, кто может говорить со Смертью, не умеют лечить. Они умеют другое — умеют, и не пользуются этим умением никогда. Потому что холодны, заморожены Смертью и ее знаниями вернее самого лютого мороза. Только совесть у нас, бесчувственных кукол, нормальная, и на фоне молчания других чувств ее голос иногда звучит невыносимо.

Не хочу, чтобы заговорила моя.

Счетовода не было на месте. Не было его там и через час, и через два. На мой раздраженный вопрос, в какую Бездну он провалился, Тисса лишь лениво повела плечами и посоветовала спросить в соседней приемной.

Спрашивать я не стала, а просто позвонила ему на личный переговорник, поправ тем самым все нормы этикета и субординации.

— А, фарра Морровер, — отозвался счетовод. — Я уже хотел за вами посылать. Четыре дня прошло, а вы все никак не можете предоставить внятный отчет по этому вашему трупу.

— Фарр Бэйсеррон, вам не кажется, что отчеты подобного рода должен присылать врач? — раздраженно спросила я. — Причем здесь я?

— Вы в этом форте, фарра, судя по всему, при всем. В любом случае, такие разговоры не ведутся по переговорнику, — оборвал он мои возражения. — Подходите в жилой корпус. Блок 4-А.

Он отключился. Я досчитала до десяти и начала спускаться на первый этаж.

Как-то слишком часто и не по делу я стала выходить из себя. Размораживаюсь, что ли?...

Блок 4-А отчего-то показался смутно знакомым. Открывший дверь Эйра сделал приглашающий жест и повел меня в, судя по всему, гостиную. Всю дорогу я не закрывала рта, не без основания полагая, что, если сейчас не сгрузить эту проблему на плечи начальства, она так и повиснет на совершенно постороннем служителе Кодекса.

А мне вовсе не улыбалось и дальше выступать в роли универсальной затычки для дыр в чужих планах.

— Что ж, если с этим скончавшимся фарром все так, как вы говорите, нам остается одно, — усевшись в кресло, скучным тоном констатировал счетовод.

— А именно?...

— Молчать, естественно, что же еще? Как вы справедливо заметили, вам навряд ли поверят, поскольку доказательств нет. Кстати, вы не думали, что все это может быть связано с контактом с этой новой формой жизни, что вы разморозили? Какие-нибудь занимательные бактерии, вирусы?

— Вы издеваетесь?... Посторонних паразитических организмов не выявлено, если вы об этом. И никого мы не размораживали, они прекрасно справились с этим сами, — холодно отрезала я, опускаясь в соседнее кресло.

— А вот в это верится с трудом, — вдруг раздалось из-за приоткрытой двери в смежную комнату. — Птар, выйди, пожалуйста.

Створка открылась. На пороге возник комендант, и я наконец вспомнила, с чем у меня ассоциировался этот блок.

Он в нем жил, только и всего.

— Здравствуйте, фарр Торрили.

— Морровер, неужели вы все еще здесь? Не верю своим глазам, — ядовито сказал он. — Признаться, думал, что вы умнее — и находитесь на полпути к Солярике.

— Вы правы. Ко всем своим недостаткам я еще и глупа, — бесцветным голосом отозвалась я и посмотрела на мужчину в упор. — Вы, к слову, тоже.

— Этан, ты точно хочешь, чтобы я ушел? — осторожно поинтересовался Бэйсеррон, с непонятной мне тревогой глядя на коменданта. — Мне это не кажется хорошей идеей.

— Иди. Трупов не будет, — неожиданно устало сказал тот. — Но с вами двоими я не справлюсь.

Эйра кивнул и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я проводила его взглядом и спросила:

— Могу я узнать, зачем меня вызвали?

— Почему вы спрашиваете об этом у меня?

— Потому что вызвали вы. Кто бы этот вызов не озвучил.

Торрили вышел из тени дверного проема и сел на место Бэйсеррона, скрестив руки на груди. Я всмотрелась в его лицо — или то, что было вместо него.

Все ожидаемо. Ничего нового...

Те, кто может разговаривать со Смертью, не умеют лечить. Они умеют другое — то, чем не пользуются никогда. Потому что кто в здравом уме возьмет чужую болезнь или увечье на себя? С теми же шансами на излечение — становясь смертниками и калеками, потому как кто же просит Богиню о пустяках...

— Ну, говорите, я же вижу, что вас просто распирает от желания сказать мне что-нибудь мудрое и вечное, — резко и зло бросил он. — Даю вам ровно десять минут, можете болтать, что хотите. Читайте нотации, душеспасительные проповеди, или чем вы там обычно занимаетесь, сколько угодно. Но потом говорить буду я. А вы — молчать, хоть раз в жизни.

— Как вы верно заметили, я слишком глупа. Мне следовало сесть на ближайший рейс до Солярики на следующий же день после прибытия, — сказала я и замолчала.

Прошла минута. Три. Пять...

За окном отцветало лето. Туда я и смотрела. За окно.

— Не слышу ваших аргументов, — оборвал тишину комендант. — Поторопитесь, ваше время истекает.

— Скажите, какие аргументы вы хотите услышать, я их озвучу.

— Неужели не хотите спасти лишнюю душу от подвалов Бездны?

— Вы превосходно спасете себя сами, — я перевела взгляд на пустую стену. — Одного не пойму: зачем?... Что я вам сделала?

— Неужели в вас заговорила совесть?... Успокойтесь, и успокойте заодно и ее. Вы ничего мне не должны.

— Я говорила вам то же самое. Так что вы не следуете своим собственным советам.

— Ну хорошо, — его покрытые повязками пальцы неровно забарабанили по подлокотнику. — Видимо, придется прояснить этот вопрос, пока вы не додумались до какой-нибудь благоглупости самостоятельно — ритуального самоубийства или попытки вернуть все на круги своя. У меня это все сойдет в течение месяца-двух, максимум полугода. И оставит шрамы не намного более заметные, чем у вас сейчас. Так что можете считать, что мне это ничего не стоило, и закроем на этом данную тему.

— Вы вообще сол?... — иронично поинтересовалась я. В глупую отговорку я не верила — даже у магов Жизни, целителей от природы, не было никакой сверхрегенерации, а уж у нас-то... — Или, быть может, продукт генетических экспериментов последнего поколения?

— Насколько можете видеть, сол, и даже чистокровный, — он раздраженно предъявил мне поднявшийся над столешницей кончик хвоста. — А обстоятельства моего появления на свет я с вами обсуждать не собираюсь.

— Ладно, пусть так. Вы утверждаете, что это не стоило вам ничего... Тогда скажите, что впервые за всю историю Короны нашелся тот, кто смог сделать перенос сам. И тогда, воистину, я приравняю вас к богу. Это делает Богиня, мы лишь просим ее об этом, — я понимала, что хожу по тонкому льду, но останавливаться уже не было смысла. — С ней ведь как минимум необходимо было заговорить. Снова, верно?...