— Вздернутый носик и алые губки спасли преступницу от визита к бейлифу, — предположил Лоу дальнейшее развитее взаимоотношений ловчего и жертвы.
Тут следовало бы многозначительно и загадочно улыбаться. Колин воздержался. Улыбка может и вызывает симпатии, но только не его.
— Воровка пригрозила пожаловаться гранде, — выдал унгриец свой вариант событий. — Я подумал это какая-то новомодная игра.
Он посмотрел в сторону Кэйталин. Не на нее, а именно в сторону, где она сидела. Сатеник неосознанно повернула голову за его взглядом, проследить.
— Вас обвели вокруг пальца! — безапелляционен приговор безмерно довольного Лоу. Мушка спасена, настой допит, унгриец — глуп! — Следовало дождаться драбов и препоручить воровку им.
— Об этом я тоже думал. Но мог ли рисковать упоминанием имени эсм Сатеник в столь неблаговидной истории? Как придворный, я должен отстаивать интересы сюзерена, а уж потом ПРАВОСУДИЯ.
Напрасные старания, верноподданнические потуги не оценили и заметили ли вообще?
ˮС Кэйталин мне не тягаться,ˮ — чуточку самоиронии взбодриться не повредит. — ˮЛицом не вышел.ˮ
— По-вашему кому-то дозволено встать выше закона? — вытаращился Гаус.
ˮЕму бы не чая хватануть,ˮ — посочувствовал Колин. Но ответ ожидаемо правилен.
— Я лишь обозначил его двурушничество. К примеру, никого не порют на площади не осудив за преступление. Однако отцы применяют розгу, не прибегая к услугам судейских.
— Сомневаюсь, что у меня есть близкие знакомые проводящие время за столь необычным развлечением, — вмешалась Сатеник. Усилия Колина возымели действие. С ним говорили.
— Тогда я найду её, — твердо пообещал унгриец. — И приведу к вам.
— Зачем? — не ожидала Сатеник подобного рвения от новика.
— Решить, как поступить с обманщицей. Ведь в следующий раз воровка может попасться кому-либо другому.
— Отыскать самозванку, надо хорошенько знать Карлайр, — последовал щедрый совет Лоу. Сегодня он превзошел самого себя. В щедрости.
— Уже начал.
— С монастыря алексианок? Или с Пряжки?
Ах, милая змея Лисэль! Мастерица колкостей и подначек. Просто мэтр изворотливости в достижении собственных целей.
— Не только. Кое-что еще. Пока гнался.
— Что можно узнать, догоняя вора? — не поверил Гаус. Как можно верить сопляку, обживавшему столицу третий день.
— Не многое, но все-таки.... В Сахарной Голове кормят жареной курицей. У цирюльника на вывески нет костей, но он практикует хирургию. Альгамбра скорее бордель, чем постоялый двор, а девица что досталась монашку-камиллионцу переодетый мальчик. В Кожаном Ветре посетителей на порядок больше, чем в Шляпе и Коте, у галантерейщика в Белом Бархате хорошенькая жена...., — Колин перечислял достопримечательности улицы Каплунов, с таким видом, будто шагал по ней. Причем легкий наклон головы влево или вправо, означал уличную сторону.
— Ты должен быть благодарен воришке, — осталась довольна Лисэль.
ˮТебя не стыдно отмыть и вывести в общество,ˮ — позволила камер-юнгфер заглянуть в свои мысли унгрийцу.
— Конечно, — согласился Колин сразу со всем. — Иначе нечего прибавит к алексианкам и Пряжке.
Сатеник больше нравился чай, чем рассказ. Ввиду того, что не нравился сам рассказчик. Однако гранда сочла возможным выделить ему одну из своих дежурных улыбок. Вы милы. Она вовсе не отказалась от мысли убрать худородного провинциала из дворца. Но после сегодняшней встречи, отказ от принятия под корону должен выглядеть несколько иначе.
ˮПусть ищет. Не найдет и ему несдобровать!ˮ — Сатеник более, чем уверена в скором и полном фиаско унгрийца. Вера гранды питалась не проходящим желанием от него отделаться, а условия изгнания обозначились сами собой. — ˮОбещанию полно свидетелей. Не стоило бросаться пустыми словами.ˮ
ˮЕё портрет украшает стену в моей клетухе,ˮ — ломал голову Колин над рисунком. — ˮИ я не знаю почему.ˮ
Наивный расчет унгрийца на скоротечность внезапно свалившегося счастья присутствовать на трапезе не оправдался. Он, скрипя зубами, признал, застрял надолго, впустую растрачивать драгоценное время. Даже дохленькая перспектива вхождения в круг близких друзей камер-юнгфер не выглядела соблазнительней возможности сбежать в город. Когда же начались слушания морализованных историй, впору было сказываться хворым.
По жребию, из вазы тянули свернутые квадратики записок, Лоу поведал о благочестивом монахе застигнутом бандитами у кладбища. Святой брат подвергся бы насилию и смерти, не вступись за него те, за чьи души он денно и нощно молился. Заступничество восставших покойников спасло благочестивого служителя веры. Беллетристом Лоу был никудышным, рассказывал поучительно и пресно. Не спасала даже приверженность к гипертрофированным подробностям. Но следует отдать должное, из пресной истории получалась мораль высшей пробы. Не убий, не укради и все такое, с ,,неˮ, оградить от грехов.
— Как вам Озерная Дева? — поинтересовалась Лисэль о чае. Она не выпускала Колина из поля зрения ни на минуту. Так пристально, так в деталях, барышники изучают жеребцов, увидеть малейший изъян.
— Мята, — краткость компенсировалась смысловой наполненностью. Именно таких ответов от него ждут. Все будут хороши, кроме скучных. Скучных предостаточно и без него.
— И что? — неподдельно недоумение Гауса, выхлебавшего вторую чашку.
Большие деньги способны покрыть большие недостатки. Маршалк не исключение. Ему незачем выворачиваться из кожи, являя окружающим остроумие, умение поддерживать разговор на любые темы, блистать манерами и образованностью. Все это с лихвой заменяли деньги, коих пока у него предостаточно.
— Я не ложусь рано. Всегда найдется, кому себя посвятить.
ˮЧто? Съела!ˮ — глянула Лисэль на Аннет.
ˮГм...ˮ — проснулась камер-медхин.
Догадалась и Кэйталин, выразительно заблестев глазками. Ввернуть ответную остроту она воздержалась, еще не освоилась.
Остальные из присутствующих не в курсе о целебных свойствах заваренной травы успокаивать.
— А что вы поведаете, Поллак? — запросто обратилась Лисэль к опальному унгрийцу.
— Я не знаю столь мудрых историй, состязаться с саином Лоу.
— Расскажите, которую знаете, — попросила Сатеник на правах хозяйки стола. Это была вторая или третья фраза за всю нынешнюю встречу. Но истолковать её следовало — говори скорее и свободен.
Колина устраивало. Устроит ли история? Ставку следовало сделать на камер-юнгфер. Раз уж она (больше некому) добилась его приглашения, значит, она и придержит гранду, не выгнать.
ˮНе так уж она и стара,ˮ — снизошел до комплемента Колин. О груди эсм не упомянул даже в мыслях. Остерегся.
— В одной далекой державе, злая ведьма заколдовал прекрасную гранду...
Сатеник само снисхождение и понимание. Поучительные истории про королевских дочерей рассказывали едва ли не чаще, чем анекдоты про них. Колину зачли попытку подмазаться. Извратно толковать деяния других, свойство большинства из живущих.
—... Чем и кто прогневил древнюю каргу, доподлинно неизвестно, но в заклятье говорилось, однажды уколов себе пальчик иголкой...
— Вот вам доказательство, шитье и вышивание удел простонародья, — с удовольствием ввернула Лисэль. Сидеть и молчать не для нее.
— ...уснет крепким сном. А разбудить её сможет, поцелуй истинной любви, — продолжал рассказывать Колин, словно находился в кругу давних знакомцев. — Как не берегли, как не запрещали острые предметы во дворце, однажды предсказанное случилась. Палец гранды был уколот и дева крепко уснула. В отчаянии родитель пообещал полкоролевства любому, кто пробудит единственную дочь ото сна. Но, увы, все попытки претендентов оказались тщетны. Гранда спит и по сию пору. Уже сто лет.
— Бедняжка, — пожалела героиню Аннет. — И какова мораль?
— Отказаться от вышивания? Не плохо бы, — насмелилась открыть рот Кэйталин.
— Я только рассказал историю.
— О любви? — уточнила Лисэль. Она уже чувствовала ловушку и ей не терпелось загнать других в расставленные тенета.
— Гранд полагается любить, — принял ангелоподобный облик Колин. Для пробы. Получилось весьма отвратно. — Безнадежно и вечно...
— Поллак! — Лисэль погрозила пальцем. Не играй с огнем! Унгриец кивнул. Виноват, забылся.
— Я хоть сейчас готов поцеловать спящую девицу, — пообещал Лоу, отдуваясь от выпитого чая. — Земля нынче в цене.
— А я бы поторговался. Пусть прибавит к приданному, — попробовал шутить Гаус.
— А что вы? — захотелось Сатеник услышать Колина. Мелочно, но приятно. — Расстарались бы ради половины королевства?
— Я — пас! После того как её обслюнявило все тамошнее и заезжее мужичье? Увольте. К тому же сейчас ей больше века. Представляете красотку? Все должно быть вовремя. И поцелуи и награды за них.
Лисэль закатилась задорным смехом. Аннет собравшаяся пригубить чая, фыркнула так что полетели брызги. Оба поборника корысти недобро уставились на Колина. Не нажив друзей, обзавелся двумя верными злопыхателями. На ровном месте!
Не весело Сатеник. Есть такая причуда у власть предержащих, примерять услышанное на себя. Очевидно, она уже представляла себе спящей в ожидании долгожданного поцелуя. Но не представляла что сто лет и впустую! Досада выплеснулась на рассказчика.
— История несомненно забавная. И необычная. Столь же необычная, как и история с вором. Могу лишь пожелать вам успеха.
— Он мне понадобится, эсм, — правильно понял Колин намек покинуть стол и не смущать своим присутствием ни умы, ни взоры, ни сердца.
День не очень хорошо для ознакомительных и деловых прогулок. Задувал холодный ветер, пробрасывал дождь и тусклое солнце пряталось за тучи и тучки, обещая скорый снег. Если не к вечеру, то ночью.
Первое куда направился Колин, в шинок и нормально поел. Ничего не выдумывал. Умял миску жареного с луком и картошкой мяса, запил легким и кисленьким. Из шинка, срезая проулками, скорым шагом, выбрался на Блохи.
В спешке, ненароком, налетел на старика. Слепой монах брякал монеткой в кружке и монотонно произносил.
— Жертвуйте и спасетесь. Жертвуйте и воздастся.
Он не канючил, не жалобился, не пытался выглядит убогим и пришибленным. Он свято верил, в то к чему призывал. Проходивших мимо, а монах прекрасно таких слышал, он не окликивал и не увещевал. Твой выбор человек. Не хочешь отдать малое в свое спасение, дело личное. Потом не жалуйся. Некому будет. Слепец взывал к душам, черствым и глухим и не получал ответа от большинства. Пустовато в кружке. Что Колину монах? Что его призывы? Спасется не тот, кто жертвует и не тот, кто в жертве щедр, а кто верует во спасение.
Колин бросил монету. Всякая работа должна быть вознаграждена. Несколько приземлено, но это, именно, то, о чем унгриец подумал. Старик мог тихо сидеть у церкви и ждать подаяния. А он бродил, брякая кружкой и отстукивая палкой шаги. Живой метроном безвозвратно утекающих часов и минут своей и чужих жизней.
От звука монеты монах встрепенулся.
— Погодь, — остановил Колина старик и вручил оловянного ангелочка. Безделицу коей цена меньше полгроша. — Благослови тебя Всевышний. И дарует мир душе твоей.
Колин хмыкнул. Вот уж чего действительно дефицит. Души и мира.
Через полквартала поднялся в лавку оружейника. И не в первую попавшуюся. На вывеску не купился. Нарисовать можно что угодно. Высмотрел ступеньки. Нестарое дерево выбито десятками ног. Ходил народишко в ˮСтальной Лобˮ.
— Чего изволит, саин? — встретил унгрийца егозливый пацаненок, очевидно сын хозяина.
Приучали и натаскивали наследника к ведению семейного дела на малоденежных покупателях. Не понравится уйдут, не велика потеря. Судя по вошедшему, у того не просто мало, а критическая нехватка средств.
— Выбрать что-нибудь к руке, — произнес Колин, оглядывая царство ратного булата.
Хозяин, Кроус Брум, отставил ухо лучше слышать разговор и продолжал клеить кожу ската на рукоять даги. Оружие так себе. Баловство. Но заказ есть заказ. Попросят и крайней плотью жеребца обтянет. Однако, работа не помешала Кроусу отметить, а глаз у него отточен в сотнях сделках, юнец ищет не красивое железо, а именно оружие. Вот пригляделся к булаве. Не то. Действительно вид грозный, но вещица более для сечи, а не ежедневного парада. Задержался у вывешенных броардов. Широки и блестят — смотреться можно, как в чистую воду, не свидетельство что хороши. На поясе да, впечатляют. Но мечи не впечатлять должны, а защищать владельца от врагов.
— Саин левша? — уточнил пацан, вроде как это имело решающее значение. В прочем в определенных случаях, имело.
— Можно и для левой, — ответил Колин, чем вызвал нескрываемое уважение мальчика.
— А отец говорит левша это калека.
— Так говорят те, кто и против обычных пустое место.
— А вы сможете?
— А то, — подмигнул Колин мальчику.
— И что же вам предложить к руке? — вился угодить юный оружейник.
На выставочном столе, в порядке размера, разложены: горские камы, более похожие на короткие мечи; фриульские баллоки с наборными рукоятями; вьеннские острейшие басселарды; экзотический ошский гольбейн; тяжеловесные унгрийские дирки; убийственная широченная сандедея ратников Анхальма...
— Для начала что-либо..., — Колин прижал один из кинжалов к столешнице и резким движением, будто смел сор, швырнул в настенную мишень. Попал. В ,,яблочкоˮ, — ...такого рода.
Кроус оторвался от важного заказа. Тот, кто умеет пользоваться оружием, навряд ли станет выбирать себе клинок, чье достоинства чернь, скань, богатые ножны, травление или еще какие украшательства.
— Гляньте на это, саин. Ковка Нидвальда. Восемь слоев отличной стали.
Из-под прилавка извлекли хитрый кожаный наручь. В кармашки воткнуты пять длинных ножей. Без ручек. Полоски металла заостренны с обеих концов.
Колин выдернул один, побросал на ладони, покрутил в пальцах не боясь пораниться об острое лезвие, постучал по металлу. Глянул цвета побежалости.
— Перекал, выкрошится заточка. Или сломаются, — объяснил он, чем вызвал удивление и уважение у Кроуса. — А похожее?
От нового предложения отказался не глядя.
— Это целые топоры!
Хозяин проковылял в кладовую и, баюкая, что дитя, принес аккуратный сверток. Развернул, расстелил вощеную тряпку.
— Что скажите?
— ???
— Витлы.
— На вид достойные, а как остальное, — Колин широким махом швырнул нож за спину, в середину щита. Послушал песню дребезжащей стали. — Пожалуй, возьму.
— По семь штиверов за штуку.
— Часть золотом.
Хозяин сглотнул. В отличие от серебра, золотой штивер не обесценивался, а только дорожал, набирая покупательскую способность.
— Шесть, — назвал он окончательную цену. На хитрый прищур покупателя сбавил еще. — Пять и пять грошей.
— Теперь...., — Колин высматривал по стеллажам и полкам, но не находил. — Э.... что-нибудь....Мммм...
Кроус не торопил. От того что скажет и как скажет, зависит и предложение.
