Падение терратоса

— Ну, она мне странной показалась...

— Да, так и есть, странная, но старуха она добрая, ты с ней подружись... молодой же, а она совет умный даст, жизни научит. — Тут бородатый взглядом капитана Мореса уставился на Кинта, помолчал минуту и добавил: — Хотя жизни, я смотрю, ты и сам уже научен. Из армейских?

— Дорожная жандармерия.

— Ить, — шлепнул рукой себе по колену бородатый, — не повезло вашему брату... привыкли служить по-своему, хорошо служить, тут не отнять, но не пристроился никто из вас толком нигде.

— Да я разные истории слышал.

— Точно... кто в городовые подался, долго не прослужил, повыгоняли, а кто в армейский или пограничный корпус перевелся, с теми совсем беда, кого на каторгу, а кого расстреляли, мало кто смог переделать себя... своенравны вы, монаршей заботой избалованы да уставом своим.

— Есть такое, — вздохнул Кинт, — только не очень-то много было той заботы монаршей... Когда в северном форту служил, смешно сказать, с контрабандистами договаривался, чтобы они на форт новых карабинов закупили... ну, а мы на кое-какие их делишки глаза закрывали. Ну, благо хоть жалование исправно платили.

— И не малое, хочу заметить, — поднял палец бородатый, — в городовых-то и того меньше. Тебя звать-то как?

— Кинт... Кинт Акан.

— Подожди, так ты из...

— Да, из школы сирот, что недалеко от столицы.

— Ну ясно, а дело нашел себе какое, или наемничаешь?

— Пока ничего, а последние полтора года, верно, по найму послужил.

— Толк-то был? Хотя, что я, раз кестов на свое жилье хватило, значит был... а я вот с сыновьями на охране зарабатываю, то вот так с обозом, то в вагоне, то на платформе грузовой.

— И как, получается заработать?

— Хватает, еще и остается немного... Но, сам понимаешь, не цветочки по полям и лугам нюхаем.

— Это понятно.

— Сыновей-то у меня трое было, старшего два года назад похоронил... наповал его на восточном тракте кочевники... ну, хоть не мучился. О! Так может, ты того, если не найдешь, где пристроиться, то к нам в артель, а? — оживился бородатый.

— А как же про то, что своенравный, по своему уставу жить привык?

— Это не страшно, учудишь чего — расстреляю, — гоготнул бородатый, — если ты боец толковый, так и своенравность можно потерпеть. Только вот патент на охрану ты за свой счет купить должен, у нас-то патент на семью...

— А сколько он стоит?

— Много... три тысячи.

— Нет, столько я не потяну, так что как-нибудь сам буду искать что дельное, а за предложение спасибо.

— Ну, если вдруг решишься — сообщи.

— А куда? Кому?

— Меня Тарье зовут, а сыновей Менью и Пэтью... живем в пригороде, в доме отца моей покойной жены. Жена как померла шесть лет назад, так и отец ее с горя тоже через месяц преставился, а тут я службу в городской жандармерии закончил... продал наши комнаты в центре Латинга — да в пригород переехали, а на вырученные от продажи комнат монеты, купил я патент охранный на семью, оружия да снаряжения, лошадей хороших, да так и пошло.

До позднего вечера Кинт болтал с Тарье, хоть и собирался вздремнуть дорогой. Затемно прибыли на старый пост, переделанный под техническую станцию, конюшню, небольшой ресторанчик и гостиницу на шесть комнатушек. Кинт заплатил две серебряные монеты за постель, сырную лепешку и кружку пива и отправился в комнату, а бородач с сыновьями поделили ночь на дежурства, поужинали и остались ночевать прямо в фургонах.

Утром снова тронулись в путь. Было видно, что Тарье не выспался и, немного поборовшись со сном, он сдался и уснул. До Латинга уже близко, дорога проезжая, и движение по ней очень даже плотное, постоянно навстречу попадаются обозы и одинокие повозки или всадники. Уже в полдень фургоны остановились на рыночной площади. Тарье сообщил Кинту, как его найти в пригороде, они попрощались, Кинт поймал повозку и поехал к депо, наконец-то к себе домой.

Следующие три дня Кинт прожил в маленькой комнатушке без окон и спал на огромном сундуке. Старуха Ригер любезно предоставила Кинту чулан у себя в доме, так как ремонт во флигеле еще не был закончен. Энсэ был тертым калачом и вкладывать свои деньги в ремонт в отсутствие хозяина не стал. По приезду Кинт застал флигель в следующем состоянии — черепица заменена, рамы окон и дверь заменены, пол перестелен наполовину, а вот стены не побелены и мебели тоже не было, на одной из стен углем из камина написано: "Работы выполнены на уплаченную сумму, с тебя еще шестьдесят кестов, и мы закончим за пару дней. Где найти меня, знаешь. Энсэ".

Так Кинт и сделал, после того как проницательная старуха Ригер предложила ему пожить эти три дня в чулане за пару медяков — то есть сразу же поехал к Энсэ и заплатил ему шестьдесят кестов золотом. И работа снова закипела, с утра до вечера стучали молотки, звенели пилы и шуршали рубанки, и на весь внутренний двор пахло лаком и струганным деревом. К шестидесяти кестам прибавилось еще десять, так как выяснилось, что забит дымоход, нужно менять часть кладки камина, еще Энсэ предложил сделать туалетную комнату, отгородив угол, а стоки вывести в ливневую трубу, что спускалась с крыши... Кинту идея понравилась, и он согласился. Правда, воду носить придется из колодца во внутреннем дворе, но тут все так делают, в этом доме водопровода нет. Еще Кинт попросил Энсэ сделать оружейную пирамиду с парой ящиков, надо ведь где-то хранить арсенал и патроны. Соседи с любопытством наблюдали за спорой работой Энсэ и его людей и всячески намекали Кинту, что неплохо бы отметить и ремонт и новоселье, а Кинт и не был против, да и познакомиться с соседями отличный повод.

Так и вышло. Спустя три дня, после обеда, почти все соседи, не скрывая любопытства, по очереди посетили отремонтированный флигель, а ближе к вечеру во дворе были накрыты столы, за счет Кинта, естественно. Пока женская половина дома занималась подготовкой и стряпней, Кинт успел съездить на рынок и накупить целую кучу бытового барахла, начиная от матраса, подушки, постельного белья и полотенец и заканчивая посудой и масляными светильниками.

А наутро Кинт с трудом открыл глаза, от похмелья мутило и что-то мягкое и теплое давило на живот и, как следствие, на мочевой пузырь...

— Ты кто? — Кинт сел в кровати и спросил рыжеволосую девушку с правильными формами и приятной внешностью.

— Тана. — Девушка села напротив, не стесняясь и не прикрываясь. — Уже к концу ужина ты загрустил, сидел в одиночестве, хмурился на всех и пыхтел своей трубкой... и я... ты не сердись, я не...

— Все, все... я вспомнил... Это ведь ты тогда кричала всякие глупости, ну когда я приехал смотреть флигель?

— Да... ты мне сразу понравился.

— Вот что, Тана, все останется так, как и было раньше, ты прачка и живешь у старухи Ригер, а я живу здесь, и один.

— Конечно! Но... я ведь могу иногда приходить к тебе в гости?

— Посмотрим... А сейчас иди.

— Хочешь, я приготовлю тебе завтрак?

— Нет, спасибо, конечно, но я в кабачке при пивоварне позавтракаю.

— Ну, как знаешь. — Тана встала с постели и начала одеваться.

— Ты красивая девушка, нашла бы себе мужчину, — сказал Кинт, оценив ее взглядом — было на что посмотреть.

— Я сирота, Кинт, нас у мамы Ригер пятеро, и пожалуйста, не называй ее старухой... Она меня подобрала на улице десять лет назад... А найти хорошего мужчину, например, такого, как ты, это сложно для меня.

— Ты не обольщайся насчет меня...

— Ладно... станет скучно, позови. — Уже одевшись, Тана подошла к кровати, наклонилась и поцеловала Кинта в нос. — Я обязательно приду.

Как только Тана ушла, Кинт привел себя в порядок, посетив туалетную комнату, побрился и отправился в кабачок при пивоварне, что рядом с депо.

Глава двадцать третья

Вот так, потихоньку, обживаясь, началась у Кинта вроде как оседлая жизнь. В первые дни владения своим собственным углом, то есть флигелем, Кинт прилично потратился. Шутка ли, за пару дней спустить почти сотню золотых кестов. Но все, что было приобретено, Кинту казалось очень нужным, например, купил сменной нательной одежды, чтобы не сидеть нагишом после стирки единственных кальсон и нательной рубахи и ждать, пока они высохнут на шнуре, протянутом от балки до балки над камином. Купил еще две пары сапог, те, что у него были, оставил, как говорится, "на выход", хоть и подремонтировать их пришлось снести в сапожную мастерскую. Одна пара была попроще, чтобы каждый день носить, на толстой наборной подошве, а вторая — зимние... Кинт просто даже не представлял, как к следующей зиме у него будут обстоять дела с деньгами, поэтому, пока есть возможность, купил. Еще купил две пары крепких парусиновых штанов, парусиновый же бушлат, еще бушлат суконный и меховую безрукавку к нему, чтобы в зиму поддевать. Также из-за опасений отсутствия постоянного достатка была припасена почти тысяча патронов, и к пистолетам, и к револьверам, и к карабину. Все оружие, патроны и принадлежности для чистки теперь красовались в пирамиде около кровати. Была еще приобретена всякая мелочь вроде новой бритвы и зеркала, ножницы, швейные принадлежности и дюжина пуговиц... Вот и разлетелась сотня кестов, пока Кинт два дня посещал лавки, магазины и рынки, каждый день возвращаясь на повозке с кулями и свертками, на что не могла не обратить внимания местная шпана... Так, на третий день проживания, точнее ночь, Кинт проснулся от какой-то возни и шуршания — кто-то, уже аккуратно выставив толстое стекло в окне, пытался влезть в комнату. Звук взведенного курка револьвера, заставил этого кого-то замереть дрожащей тенью у окна. Кинт прокрутил ручку светильника, отчего подпружиненное кресало выбило искры и зажгло фитиль, и сел, свесив ноги с кровати.

— И что ты тут забыл? Эй... и хватит трястись, а то еще замочишь мне тут пол. Повернись-ка.

Был хорошо слышен топот ног, не менее троих убегали по общему балкону, а кто-то из соседей громко выругался на шум. К Кинту повернулся парень лет девятнадцати, коротко стриженый, усики и бородка, еще не знавшие бритвы, жилистый... в окно он влез босиком и теперь стоял босой, демонстрируя немалый размер ноги. Трястись он уже перестал, потому что Кинт отложил револьвер на тумбочку, хотя и со взведенным курком.

— Ну, отвечай... зачем полез сюда?

— Пощипать тебя... — честно признался парень.

— Этим и живешь?

— Да.

— Есть хочешь?

— ...

— Два раза не буду спрашивать.

— Хочу.

— Ну, вон чайник подвесь в камине на крюк, угли раздуй да хвороста подбрось, — сказал Кинт, обул сапоги на босу ногу, взял с тумбочки хронометр-луковицу и посмотрел на время, — все равно скоро светать начнет.

Парень оказался очень смышленым и сразу сообразил, что хозяин флигеля два раза повторять не любит, прошел к камину, подвесил на крюк медный чайник и, раздувая угли, стал подкладывать тонкие ветки хвороста.

— Имя есть у тебя?

— Сарт, — топтался у камина парень.

— Да ты садись, — кивнул Кинт на лавку у стола.

Сарт сел, положил руки на колени и стал осматривать флигель, тут его взгляд уперся в пирамиду с оружием. Кинт это заметил и сказал:

— Мы с тобой поговорим, позавтракаем, но знай, в следующий раз любого, кто сунется — пристрелю и имени спрашивать не стану, и приятелям своим передай, которые тебя бросили и убежали. Уяснил?

— Угу...

— Ешь. — Кинт отбросил льняную салфетку с большой деревянной миски на столе и подвинул ее Сарту.

Схватив грязными руками кусок лепешки и кусок сыра, Сарт набил рот и теперь, как хомяк, сидел и пережевывал пищу, вращая глазами и продолжая осматривать комнату.

— Да не торопись, отбирать-то не буду, — улыбнулся Кинт.

Из носика чайника начал вырываться пар, Кинт снял его с огня, поставил на подставку на столе, и насыпал в него смеси трав из деревянной коробки.

— А ты из жандармов, что ли? — наконец прожевал Сарт и хапнул с миски еще кусок лепешки и сыр.

— Ага, из них, только служба закончилась.

— Не старый же вроде...

— Из дорожных жандармов.

— Аааа, — протянул Сарт, — этих уважаю... а городовых не того, не очень.

— Еще бы ты городовых уважал, — рассмеялся Кинт и разлил по кружкам чай, — работать не пробовал?

— Не-а, я не умею ничего.

— Совсем?

— Ну, вот в окошко могу залезть и дверь изнутри потом открыть...

— Ага, кошелек срезать у растяпы на рынке...

— Точно, — улыбнулся Сарт.

— И долго так собираешься жить?

— Не знаю, — снова крутя головой и осматриваясь, ответил Сарт.

— А я знаю, недолго.

— Это почему?

— А либо пристрелят вот так, как сегодня могло случиться, либо поймают, осудят и на угольных шахтах, на каторге, харкая кровью, сдохнешь за пару лет... ну или со своими приятелями чего не поделишь, и прирежут тебя в подворотне.

Сарт перестал жевать, замер ненадолго, потом хмыкнул:

— Скажешь тоже... а ты это, меня городовым сдать не удумал?

— Сам попадешься рано или поздно.

— Лучше поздно, конечно.

Неизвестно, достучался ли Кинт до сознания парня, но он попытался, есть ли только в этом смысл... Позавтракав, Сарт вернул на место стекло, аккуратно заколотил штапики и спросил разрешения уйти. Кинт бросил Сарту золотой.

— Держи, на пару недель вашей банде питаться хватит, хотя, судя по твоему аппетиту, все же на неделю... И завязывай в окошки лазить, я не шутил насчет того, что в следующий раз пристрелю.

— А тебя, тебя как звать? — С горящими глазами Сарт разглядывал золотой кест.

— Кинт.

— Так это, могу я идти?

— Иди.

Схватив сбитые почти в лохмотья ботинки, которые он снял снаружи, прежде чем лезть в окно, Сарт побежал по балкону в сторону лестницы, потом остановился и крикнул:

— Спасибо!

Отразившись от стен, его крик вспугнул стаю голубей, облюбовавших конек флигеля в доме напротив. Уже взошло солнце, и двор начал просыпаться.

Отчего-то вспомнив упражнения, которые ему в северном форте показывал лекарь, Кинт принялся делать зарядку, периодически громко заходясь кашлем из-за интенсивной вентиляции легких. А потом Кинт отправился в кабачок у депо завтракать, так как запасы сыра и лепешек поглотил прожорливый незваный гость.

Прошли две недели ничегонеделания, в конце первой недели, вечером в выходной, приходила Тана, приносила кусок рыбного пирога, да и осталась до утра. Все свободное время Кинт провел в прогулках по городу, в основном ходил пешком, и экономия, и город лучше так запоминать. А еще написал два письма, Дукэ и мадам Поль, с пометкой "для Мореса", так, всего пару строчек в стиле "доехал, живу, здравствую", ну и обратный адрес для связи. Через день Кинт посещал кабачок в депо, либо завтракал, либо ужинал. И вот по прошествии двух недель самостоятельной жизни как-то вечером он зашел поужинать. Однорукий Тилл — хозяин заведения — радостно кивнул новому постоянному клиенту, принял заказ и указал на свободный столик. Кинту сразу подали высокую кружку пива и вяленой рыбешки, а через десять минут принесли тарелку с ароматным куском жареной телятины с зеленью и овощами.

— Так вот ты где! — громогласно объявил кто-то, подойдя к столику.