Летопись Великой войны - шесть шагов в бездну.

Граф замолчал, видимо, собираясь с мыслями. Гутан налил еще по рюмке Рейнгардту, Графу и, в завершение, себе. Молча подняли и сдвинули рюмки. Граф опрокинул рюмку, слегка поморщился и, закусив, продолжил рассказ:

"После этого похода мы встали на переборку машин, а тем временем в 20-х числах октября 12-го года Болгарская армия нанесла удар на Стамбул. Ключевым городом на пути к Стамбулу был Кыркларели, именуемый болгарами Лозенградом. Для того, чтобы отрезать Западную турецкую армию от Восточной и затем вторгнуться во Фракию, болгарским войскам необходимо было занять город и удержать его. Наступлением руководил генерал Радко-Дмитриев. Он считал, что успех операции зависит от скорости наступления. Турки не успели бы вовремя подтянуть подкрепления и достроить фортификационные сооружения, чтобы отразить атаку. Для взятия Лозенграда было решено снарядить 1-ю и 3-ю армии.

Однако дороги были размыты сильными многодневными ливнями, поля оказались полностью залитыми водой. Турки предполагали, что это задержит противника и позволит им лучше подготовиться к обороне. Однако болгары продолжали продвижение к городу. Для повышения скорости передвижения они разгружали обозы, а боеприпасы и провизию несли на руках. То же сделали и с артиллерией, которую тащили сразу и кони, и люди. Таким образом, болгары успели вовремя подойти к Лозенграду, что и решило судьбу операции. Турки в панике бежали. Как впоследствии я прочитал, если не ошибаюсь в "Ведомостях", — после поражения под Кыркларели Махмуд Мухтар-паша телеграфировал в Стамбул о трусости своих войск: "Это не войска, а сволочь! Солдаты думают лишь о том, как бы скорее добраться до Стамбула, куда их влёчет запах константинопольских кухонь. С такими войсками успешно обороняться невозможно...". Ну и так далее.

Потери понесенные на наших минах у Варны заставили турок держаться от нее подальше. Тем не менее, действия болгарских легких сил, а также проводившаяся в это время переброска морем трех турецких армейских корпусов заставили турок продолжать блокаду нашей базы и ввести сторожевую службу в устье Босфора. Что и позволило нам одержать славную победу.

В полдень 25 октября, на истребителях вновь стали разводить пары, и около 18.00 мы вышли в море и направились в сторону Босфора. В этот раз в выходе участвовали "Сильны", "Стремительны" и "Свирепы". Я пошел в море на флагмане. Держась вблизи от берега, с наступлением темноты мы снизили ход, дабы не выдавать себя искрами из труб. Я поднялся на мостик, где уже и без меня было довольно тесно. Там находились командир корабля капитан-лейтенант Габров, вахтенный офицер Иванов и конечно командир нашего отряда капитан 2 ранга Добрев, а также пара сигнальщиков и рулевой. Все до рези в глазах вглядывались в черноту горизонта в надежде разглядеть неприятеля. Это напомнило мне ту тяжелую ночь после Цусимы, когда наш "Память Азова" отражал одну атаку японских миноносцев за другой. На этот раз в роли ночных охотников выступали мы. Через пару часов в довершении всех бед пошел дождь. Так прошла вся ночь. Я снова основательно продрог и промок, не помогала даже штормовая зюйд-вестка. Ближе к рассвету правый сигнальщик что-то скороговоркой доложил Габрову. И тут я тоже понял, что именно. В предрассветной дымке буквально на минуту проступил темный силуэт военного корабля, не несшего, между прочим, положенных огней. Добрев сдвинул фуражку на затылок и, переглянувшись с Габровым, вполголоса распорядился об атаке. Тут же защелкал диафрагмой сигнального прожектора сигнальщик, сообщая на корабли дивизиона о предстоящей атаке. И тут Габров повернувшись ко мне и потянув меня за край зюйдвестки, прошептал на ухо: "Гарольд Карлыч, пойдите к минным аппаратам и сами посмотрите, чтобы все прошло на ура". Рукоятки машинного телеграфа на мостике уже встали в положение полный вперед. Я, скользя по мокрой палубе, быстро пробежал на ют. Комендоры и минеры застыли неподвижно на своих боевых постах. Все казалось, затаили дыхание. Истребитель накренившись, круто отвернул вправо, и тут я понял задумку Добрева. Он предполагал атаку с обоих бортов. Истребители стремительно расходились в разные стороны. Вновь уже с другого борта показался силуэт турецкого корабля. В нем я безошибочно узнаю "Гамидие". Турки нас по прежнему не видят. Нас разделяет не более 2-х миль. Мы продолжаем стремительно сближаться и вот отворачиваем на боевой курс.

— Оба минных аппарата товсь, пли, — командую я.

Один за другим звучат приглушенные хлопки пороховых зарядов. Длинные сигары торпед покидают убежища минных аппаратов, где они ждали своего часа, с тихим всплеском входят в воду и устремляются к цели. И тут турки очнулись. Один выстрел, другой. Затем темно-серый силуэт крейсера опоясался серией вспышек. Мы отворачиваем. Вздымая столб воды у борта крейсера, взрывается одна из наших торпед. И тут меня оглушает сильный взрыв, я чувствую сильнейший удар в спину, от которого меня бросает вперед на торпедный аппарат. Занавес. Очухался я уже в Варне, со сквозным ранением предплечья. Как мне потом рассказали, кормовую дымовую трубу насквозь прошил крупный снаряд и взорвался с противоположного борта осыпав миноносец осколками. Один из которых поймал я.

Самое смешное в этой истории, что Высокая Порта предъявила российскому правительству ноту, что русские моряки участвуют в военных действиях на стороне болгар. По поводу чего ведомство графа Игнатьева послало их в известном направлении. На этом собственно моя война и закончилась.

До декабря месяца я провалялся в госпитале в Варне. Что, собственно, не мешало моим товарищам с дивизиона меня периодически навещать и рассказывать, как у них идут дела. Из их рассказов я впоследствии узнал, что в ходе боя, когда я поймал осколок, "Гамидие" был вначале поврежден торпедой флагмана, а спустя пару минут торпеду в него всадил "Свирепы". Отходить пришлось, отстреливаясь от турецких миноносцев. Турецкий крейсер затонул у них на глазах. А пару дней спустя наши истребители потопили прямо у Босфора три парусника и пароход "Аэтос" в три тысячи тонн водоизмещения, перевозивший турецких солдат. 8 ноября во время очередного выхода к Босфору наши корабли потопили еще несколько парусников, после чего на отходе вступили в бой с отрядом турецких миноносцев.

На следующий же день Болгарский флот понес первые потери, при том надо отметить, по собственной глупости, когда "Шумны" подорвался на собственной мине на подходах к Варне и затонул. Спасти удалось только троих моряков. В конце ноября в разгар боев на Чаталджинских позициях, наши истребители одержали еще одну победу. Впрочем посмотрите, что об этом написано в последнем "Морском сборнике".

С этими словами Граф выложил на стол свежий журнал, извлеченный ранее из недр его чемодана.

— Вот как об этом пишет лейтенант К., — с чувством произнес рассказчик:

"Используя информацию, предоставленную командованием Черноморского флота, 29 ноября Болгарские истребители ночью поставили 26 мин у горла Босфора, затем уже с рассветом подошли к азиатскому берегу в 30 милях от устья пролива и начали поиск. В 6.22 обнаружены дымы на горизонте, болгары пошли на сближение и вскоре обнаружили пароход, буксирующий 2 больших парусника в сопровождении 2-х небольших военных кораблей. Повернув на противника, истребители увеличили ход. Турки первоначально приняли болгар за свои эсминцы, когда же ошибка стала ясной, дистанция составляла уже 25 каб. Навстречу противнику ринулся только миноносец, канонерка же с пароходом, обрубившим трос, стали уходить к берегу. Болгары открыли огонь, но стрельба стала действенной только с дистанции 4-5 кабельтов, в результате получив 15-20 попаданий турецкий миноносец "Йозгат" утонул. Затем болгары потопили оба парусника и повернули вдогон удирающим судам, которые вскоре выбросились на берег. Истребители артогнем подожгли оба судна, команды которых бежали по мелководью и выпустили по ним безрезультатно 2 мины. Так как на горизонте показались дымы, болгары стали отходить на восток и затем вернулись в Варну. Позднее на поставленных минах погиб бриг "Дештахир" и поврежден пароход "Инкату". Последний безрезультатный выход болгарские корабли совершили 1 декабря, когда эсминцы "Свирепы" и "Стремительны" при возвращении от Босфора были перехвачены турецкими минными крейсерами "Пейк-и-Шевкет" и "Берк-и-Сатвет" в сопровождении 3-х миноносцев, которые преследовали их безрезультатно в течении 5-6 часов. При этом противникам вряд-ли удавалось поддерживать ход более 17-18 узлов."

Завершив чтение, Граф отложил журнал в сторону. Рассказчиком он был отличным, не зря, после возвращения из Болгарии его встретили с распростертыми объятьями в Морском Корпусе и Минной школе, где он и преподавал уже около года, пока не пришел приказ немедленно явиться в распоряжение Генмора.

В купе воцарилось молчание. За окном уже мелькали лишь могучие мохнатые ели. С.-Петербургская губерния вот-вот должна была остаться позади, впереди лежала Новгородчина. Первая бутылка "Смирновской" уже почти опустела, ее содержимое плескалось на дне в такт перестуку колес. Остатки вина были немедленно уничтожены офицерами. После последнего тоста Гутан и Граф вышли в тамбур, чтобы перекурить (не дымить же в тесном купе, где запах останется надолго). Федор остался сидеть и развернув было вновь газету, почувствовал сонливость. Водка, ранний подъем и усталость сделали свое дело. Решив наконец немного вздремнуть, он, аккуратно сняв китель, повесил его на вешалку. Затем, скинув ботинки, лег на диван и заложил руки за голову. Плафоны на потолке купе плавно раскачивались из стороны в сторону, убаюкивая. Это было его купе. Лейтенанты же разместятся на ночь в соседнем. Федор ожидал, что заснет мгновенно, как только сомкнет глаза, но, о подлость — сон против ожидания не шел. В голове роились мысли о оставленной позади невесте, о "Телине", о предстоящей работе там, впереди. Но наконец, организм взял свое и молодой капитан-лейтенант Российского Императорского Флота забылся сном. Вернувшиеся в купе лейтенанты решили не беспокоить старшего и перешли в свое купе, продолжив там начавшийся тамбуре разговор. Казалось, дружба между ними налаживалась и к ночи они уже перешли, по обоюдному согласию на "ты".

Постоянное, неумолимое движение вперед продолжалось, прерываемое лишь короткими остановками экспресса. Ходьба новых пассажиров по коридору, стуканье молотка обходчика, толчок, свисток и вновь набирает силу перестук колес. Поезд вез троих молодых людей, троих европейцев с русской душой на запад, он вез их на войну, пока еще чужую войну...

Шаг второй

Июнь 1914 года, Севастополь

Корабельный авиадивизион

Летающая лодка мичмана Сергея Тимофеева с красной цифрой 3 на киле, взревев стосильным "Калепом", и оставляя за собой пенный след, стала разгоняться по зеркальной глади Круглой бухты. Спустя несколько мгновений пилот потянул ручку на себя и "ФБА", оторвавшись от воды, стал набирать высоту, ввинчиваясь в ослепительно-голубое, без единого облачка небо. Под крылом самолета медленно проплывали кажущиеся спичечными коробками дома, утопающие в зелени виноградников. Вскоре пилот повернул в сторону моря. Согласно задания командира дивизиона ему предстояло сегодня найти прячущуюся на небольшой глубине подводную лодку и сбросить на нее гранаты, которые взорвавшись бы в воде, дали знать экипажу что подлодка обнаружена. Погода была превосходная. Ярко светило солнце, легкий ветерок гнал небольшую волну. Вода под крылом была ярко-бирюзовой, на мелководье дно с темными пятнами ила просматривалось с воздуха замечательно.

Спустя полчаса аэроплан уже подлетал к району поиска и, плавно развернувшись блинчиком, пошел на снижение. Облетев стоявший на якоре "Задорный", гидросамолет начал поиск по спирали. Неожиданно, доселе хранивший молчание и только внимательно наблюдавший за морем вольноопределяющийся Дмитриев, резко поднял правую руку вверх, привлекая внимание пилота, а затем резко указал на водную гладь. Сергей, успев поймать краем глаза темный продолговатый силуэт, покоившийся на небольшой глубине, положил самолет на крыло, резко разворачиваясь и заходя на обнаруженную цель. Одновременно летнаб, вооружившись двумя гранатами, приготовился их метнуть в воду. Лодку вновь увидели практически под днищем. Гранаты полетели в воду с высоты футов 80-100, но разорвалась только одна...

После сброса гранат аэроплан набрал высоту и вскоре пилот с наблюдателем были вознаграждены видом всплывающего "Карпа". Плавно повернув аппарат в сторону Севастополя, Тимофеев убавил газ и "Тройка" стала медленно снижаться. Вскоре она пересекла береговую черту и под крылом вновь потянулись аккуратные квадратики виноградников. Впереди открылась главная Севастопольская бухта. Сделав легкий поворот, мичман направил летающую лодку к ней. В бухте грозной тенью покоился на водной глади флагман Черноморского флота линкор "Императрица Мария". Дредноут вальяжно застыл посреди рейда на бочках. Из одной из труб вился легкий дымок, корма позади третей башни была вся затянута парусиновым тентом. Тимофеев вновь сделал поворот и, еще убавив газ, стал снижаться над городом в сторону Круглой бухты, где располагалась гидростанция. Когда "Тройка" оказалась над Круглой в 80-90 футах от воды, он выключил зажигание. Спустя несколько секунд киль летающей лодки коснулся воды и, вздымая тучу брызг, "Тройка" приводнилась. Короткий пробег, и лодка уже раскачивается на месте на небольшой волне. Сняв кожаный шлем, Тимофеев провел рукой по слипшимся кудрям и, обратившись к Дмитриеву, с радостью в голосе сказал:

— А ведь у нас все получилось! В первый раз то, удалось обнаружить лодку на глубине!

Дмитриев ограничился отрывистым кивком. Напарник вообще был флегматичен и немногословен. Вскоре, густо дымя надраенной, как у самовара медной дымовой трубой, подошел паровой катер и, зацепив аппарат, поволок его к слипу гидростанции. Вскоре самолет вытянули на слип и механики приступили к его осмотру.

Выбравшись из "Тройки", Сергей снял кожаные перчатки и вместе с шлемом бросил их на свое сидение. Туда же отправились очки-консервы. Шагая вверх по слипу, он на ходу расстегнул кожаную куртку — летом в ней расхаживать на земле — занятие не из приятных. Мичман направлялся на командный пункт дивизиона — доложить командиру о выполнении задания. У распахнутых ворот мастерской, где механики возились с неисправным мотором, он увидел долговязую фигуру адъютанта дивизиона поручика Степанова, который направился к мичману, держа под мышкой свернутую в трубку газету.

— Здравствуй, Николай, что-то вид у тебя какой-то возбужденный, или чего случилось? — спросил Тимофеев.

— Сегодняшние газеты уже читал?

— Нет, а какое мне дело до них? — хмуро поинтересовался пилот.

— Болгария все же влезла в новую войну на Балканах! Почитай!

С этими словами Степанов протянул Сергею газету и быстрым шагом направился в сторону слипа. Да, похоже события приобретали все более и более зловещий оборот. Начавшаяся война расширялась, втягивая в нее новых участников. В воздухе все яснее и яснее пахло грозой. Не легкой грозой, когда что-то гремит на горизонте, а настоящим бедствием — когда небо затянуто черными тучами, грохот оглушает и молнии сверкают прямо у тебя над головой, с неба льются потоки ледяной воды, а ураганный ветер норовит оторвать от земли и унести прочь, когда хочется поскорее найти хоть какое-то убежище. Тимофеев не стал сейчас же разворачивать газету — у него еще было дело.