Вихрь

Она же красива до сумасшествия!.. Так, о чем я думаю? Мне нужно к Насте, а я...

— Расслабься. Закрой глаза. Просто дыши и слушай мой голос.

Юноша выполнил указания Сабины, хотя расслабиться ему удалось с трудом. Нежные руки молодой женщины легли ему на виски.

— Я крепко тебя держу. Ничего не бойся. Сейчас будет немного больно, а потом ты увидишь краски. Не пугайся. Я буду рядом.

Следующий вздох действительно принес ощутимую физическую боль. Максим уже испытывал ее прежде — при каждом перемещении. В следующую секунду мир, находящийся за закрытыми веками юноши буквально взорвался и исчез. Максим ощутил себя внутри бесконечного водоворота радужных красок, переливов тысяч и тысяч звуков, голосов, запахов. Хотелось закричать, но юноша, казалось, забыл, как это делается. Страх красно-черным одеялом обволок окружающее пространство… если это, конечно, было пространством.

— Максим! — отчетливо услышал юноша среди мириад звуков. Это был голос Сабины. Каким-то образом он заглушил все вокруг, вышел на первый план, — Максим, не пугайся. Ты находишься внутри Потока. Это не опасно. Не бойся его, он не навредит путешественнику. Ты слышишь мой голос, — эти слова не были вопросом, — держись за него, как за веревку. Он вытащит тебя назад, когда будет нужно. Сейчас сосредоточься на своей подруге.

Сказать было легче, чем сделать. Сосредоточиться в таком обилии информации вокруг было практически невозможно.

Подруга… подруга… Настя! Юноша ахнул бы, если бы сумел. Однако сейчас его эмоции были красками, и светлый всполох служил восклицанием.

— Хорошо, — отозвалась Сабина, — теперь подумай о ее потенциале. Представь его себе и просто смотри в Вихрь. Попроси его подсказать тебе, где искать, и он поведет тебя.

Максим без труда вспомнил радужное сияние, которое видел вокруг подруги.

Отведи меня к ней. Покажи ее. Она жива?

Краски понеслись с неимоверной скоростью. Максим летел сквозь них, чувствуя, что подбирается все ближе к заветной цели. Впереди замаячила точка, расширившаяся в матовое окно, через которое приглушенно доносились звуки родного мира юноши.

Настя сидела на скамейке и плакала. Она явно была напугана, растеряна, расстроена, но при этом жива и совершенно невредима. Эмиля рядом с ней не было.

— С ней все в порядке, — вновь прозвучал голос Сабины, — Максим, возвращайся. У нас мало времени.

Серые краски сомнения окутали сознание юноши. Он вновь посмотрел на плачущую подругу, затем на бесконечные потоки света вокруг. Ему на ум невольно пришел вопрос, как он может здесь что-то видеть, если даже не помнит, как это делается.

Ты видишь своим потенциалом.

Внезапно пришедший ответ был взят из ниоткуда. Однако Максим ясно чувствовал, что это была не его собственная мысль. Вихрь отвечал ему. На каком языке он говорит?

Ни на одном. И на всех. Если бы у потенциала был язык, это был бы он.

Юноша захотел улыбнуться, и вокруг заплясали золотисто-желтые с розовыми всполохами краски. Это было прекрасно и удивительно. Максим не хотел покидать Поток. Здесь все мирские заботы испарялись. Не было ни боли, ни страха, ни тела. Все эмоции становились красками, все звуки и возгласы моментально рассеивались светом и уносились в бесконечные просторы Вихря. Это явление, чем бы оно ни было, являло собой истинное совершенство, не идущее ни в какое сравнение с любым вещественным миром.

— Я знаю, как тебе не хочется уходить, — вновь прозвучал голос Сабины, — но, Максим, я прошу тебя вернуться в Красный мир. Мне нужно поговорить с тобой, это очень важно. От этого зависят судьбы множества миров и бессчетного количества людей.

Юноша увидел вокруг грязно-синие оттенки досады. Он не хотел возвращаться, хотел остаться в Вихре намного дольше. Однако вид плачущей подруги и просьба Сабины заставили его забыть о своих желаниях. Незримая, сотканная из света нить почувствовала это и потянула его. Все быстрее, быстрее…

Максим вскочил с криком, лицо обливалось потом, вдох обжег легкие.

Руки Сабины обхватили его за плечи.

— Максим! Максим, дыши. Все хорошо. Смотри на меня. Ты вернулся. Молодец, — голос молодой женщины был слегка взволнованным, но звучал твердо. Когда юноша сумел сфокусировать на ней взгляд, на ее лице появилась мягкая улыбка, — ты отлично справился.

Максим в ответ смог лишь кивнуть. Голова немного кружилась, в горле пересохло.

— Можно… воды? — хрипло спросил он.

Сабина поджала губы и обернулась на стол, стоящий у дальней стены.

— Д-да. Конечно, — неуверенно отозвалась она и медленно направилась к столу. На нем стояла светлая небольшая бутылка. Молодая женщина взяла ее и с явной неохотой протянула Максиму. Юноша прищурился. Внутри сосуда плавала какая-то мутная густая жидкость, больше напоминающая соус, чем воду.

— Что это? — спросил Максим. Сабина отвела взгляд.

— Сгущенная вода. То немногое, что выдают людям нашего мира в день. То, что удается очистить.

Юноша, не раздумывая, вернул бутылку Сабине.

— Ох… я не знал, что у вас здесь проблемы с водой.

— Тебе нужно попить, — покачала головой молодая женщина, но Максим наотрез отказался.

— Обойдусь. Тебе нужнее. Как же вы живете в этом мире почти без воды?

Сабина вернула бутылку на стол и тяжело вздохнула. Юноша осторожно спрыгнул с кушетки, придержав пальцами виски: комната вновь сделала перед глазами крутой оборот.

— Красный мир… не похож на твой, — пожала плечами Сабина.

— Он так и называется? Красный мир? — нахмурившись, поинтересовался юноша.

Молодая женщина невесело усмехнулась.

— Ему подходит это название, верно? Так его называют путешественники. Условно. Доподлинно неизвестно, каким он был раньше, и в наших условиях история никого не заботит — заботит лишь настоящее. Здесь была война, Максим. Много веков назад. Она почти все уничтожила. Теперь этот мир доживает свои дни, и, думаю, его хватит ненадолго.

Максим нахмурился и тяжело вздохнул.

— Если в Вихре есть ответы на все вопросы, почему ваши путешественники не посмотрят, как исправить положение? Предотвратить войну, например, или… хотя бы восстановить нынешний мир после разрухи.

Сабина снисходительно улыбнулась.

— Потому что этого делать нельзя. В нашем мире война была «узлом». Так называются ключевые события внутри Вихря. Если путешественник своими перемещениями задевает «узел», это может привести к необратимым катастрофическим последствиям, которые затянут с собой не один мир. И предугадать их будет невозможно. Что до восстановления, то даже в Потоке нет панацеи, которая может восстановить разрушенный мир.

Максим опустил взгляд.

— То есть, ничего нельзя сделать?

— С помощью Вихря нельзя, — пожала плечами Сабина, — другими способами люди пытаются по мере сил. Основные усилия бросают на очистку воды. Я тоже посменно работаю на очистной станции.

Юноша поджал губы.

— А в остальное время отправляешь путешественников в Вихрь? — спросил он. Сабина кивнула.

— Именно так. И твоя подруга, судя по твоему рассказу, тоже умеет это делать, раз она видит нити и управляет ими. Такие люди называются медиумами.

Максим нахмурился.

— Я думал, медиум — это человек, общающийся с душами умерших, — в замешательстве пролепетал он, отчего-то обращая внимание на изуродованные руки Эмиля.

— Это лишь одна из ипостасей, — пожала плечами Сабина, — возможно, в вашем мире она наиболее раскрыта. Хотя, уверена, те, кто знают истинное предназначение медиумов, занимаются не только поиском душ внутри Вихря, но и непосредственной отправкой туда путешественников. И следят, чтобы они не повреждали «узлы».

Юноша скептически прищурился.

— Вряд ли в нашем мире есть что-то подобное.

— Это есть в любом мире, — снисходительно улыбнулась Сабина, — просто об этом не распространяются. В противном случае появилось бы слишком много желающих отправиться в Вихрь, а доступ есть далеко не у всех.

Теперь Максим понимал, о чем говорит медиум.

— Потенциал, — утвердил он. Сабина кивнула.

— Да. Потенциал есть только у путешественников и Мастеров.

— И кто из них я? — поинтересовался юноша. Сабина нахмурилась.

— Все не так просто, — качнула головой она. Максим вздохнул.

— Хорошо. Кто тогда Эмиль? И почему мы связаны?

По лицу молодой женщины пробежала тень.

— Эмиль — Мастер. Но начинал он как обычный путешественник.

— В чем различие? — прищурился Максим.

— Мастерам для перемещений сквозь Вихрь не требуется медиум, тем они и опасны. Их потенциала достаточно, чтобы самостоятельно найти путь к своему телу, если они перемещают только сознание. Но чаще всего Мастера отправляются через Поток в собственной физической оболочке.

Юноша устало потер глаза.

— Хорошо, — вздохнул он, — если Эмиль — такой сильный путешественник и может перемещаться в своем теле, я-то ему зачем? Зачем обмениваться со мной телами? И что это вообще за обменная практика? Разве просто побыть внутри Вихря недостаточно? Мне вот, наверное, на полжизни хватило! Зачем прыгать в чье-то тело, если можешь остаться в Потоке?

Сабина слабо улыбнулась.

— Остаться в Потоке нельзя. Рано или поздно потенциал закончится, и тогда Вихрь попросту расщепит путешественника. Сделает его частью себя. Другими словами, убьет. Чтобы этого избежать, нужно вернуться в свой мир и восстановить потенциал, когда тот будет на критическом минимуме.

Максим поджал губы.

— Так, — вздохнул он, потерев глаза. Пальцы, коснувшись лица, нащупали на левой щеке длинную грубую полоску шрама, и юноша нервно отдернул руку, представив, насколько же уродливым должно быть лицо его двойника, — так, с возвращением понятно. Но зачем чужие тела?

Сабина кивнула.

— Сейчас объясню. Обычные путешественники, пользуясь услугами медиума, могут отправить свое сознание через Вихрь в другие миры, чтобы меньше расходовать потенциал. Но сознанию ведь нужно тело в другом мире, правильно? Для этого существуют прототипы. Люди, начисто лишенные потенциала. Они рождаются, чтобы быть сосудами для сознания своих оригиналов. Каждый прототип связан с определенным путешественником. При этом прототипов может быть несколько, но оригинал — всегда один. Когда оригинал перемещается в свой сосуд, сознание прототипа меняется с ним местами и словно бы спит в теле путешественника, который, в свою очередь, свободно передвигается в чужом мире.

Максим нахмурился.

— Но это же… ужасно… — вымолвил он, качая головой.

— На самом деле, прототипы вовсе не считают себя несчастными. Они чаще всего пребывают в гармонии с самими собой, чувствуют, что их жизнь наполнена смыслом. Прототипы подсознательно чувствуют, что родились не просто так. Только они не знают, что нужны для того, чтобы служить сосудом для путешественника.

Юноша болезненно поморщился.

— Это все еще ужасно! — воскликнул он. Сабина вздохнула.

— Понимаю, как это для тебя звучит…

Эти слова заставили Максима вздрогнуть и распахнуть глаза. Ужас осознания настиг его стремительно, как удар молнии.

— Стой, что?! То есть, я — прототип Эмиля? — голос Максима сорвался, — поэтому он может обмениваться со мной телами? Но почему тогда сам Эмиль сказал своей пленнице, что я путешественник? И, если уж на то пошло, то почему, перемещаясь в его тело, я бодрствую, если прототипы спят?!

Молодая женщина внимательно посмотрела своему гостю в глаза, выслушав его сбивчивые восклицания. Она явно хотела задать вопрос насчет упомянутой пленницы, но подавила это желание — нынешний разговор был для нее куда важнее.

— Максим, это непросто, — тихо сказала она, — ты не обычный прототип.

Но все-таки прототип. Я — ячейка для сознания этого чудовища, специально рожденная для его перемещений!..

Юноша приподнял голову, будто бы с вызовом. Сабина виновато отвела взгляд.

— Когда Эмиль впервые пришел ко мне, у него был самый большой потенциал, который я когда-либо видела, — заговорила она, — разумеется, меня это заинтересовало. Он стал моим учеником, научился не питаться от Потока, а пользоваться им. По ходу учебы и прыжков потенциал возрастает в разы. Когда Эмиль прыгал со мной в последний раз, я даже боялась вести такую силу. В тот день он совершил невозможное, пусть это и стоило ему всего его потенциала. Он создал тебя, Максим…

Юноша думал, что готов снова услышать это, но оказалось, что к такому просто нельзя подготовиться. Слова медиума снова ранили его в самое сердце, и он поморщился, опустив глаза в пол.

— Что значит, создал? — севшим голосом переспросил Максим. Сабина кивнула и напряженно выдохнула.

— Если бы я только могла тебе объяснить, — сокрушенно прошептала она, виновато глядя юноше в глаза, — но я не знаю, как он это сделал, Максим. Знаю только, что это факт. Вы связаны. И связь эта мне непонятна. Я никогда прежде ни с чем подобным не сталкивалась.

Юноша покачал головой. На него вдруг тяжело навалилась усталость. Он подошел к старому креслу и тяжело опустился в него, потерев переносицу. Ужас осознания, только что накрывавший его с головой, вдруг словно бы отделился и стал витать где-то неподалеку. Максим попросту пока не мог поверить в реальность услышанного. Или сумел убедить себя, что не может.

— Ну и дела… — протянул он, с трудом осмысливая полученную информацию. На его лице появилась нервная усмешка, — знаешь, это не лучший способ, которым бы я хотел узнать о своей уникальности.

Сабина едва заметно улыбнулась. Максим хмыкнул.

— Но почему я тогда умею перемещаться? И почему у меня есть потенциал? Прототипы ведь его начисто лишены.

Молодая женщина кивнула.

— Я тоже задавала себе эти вопросы. Таких, как ты, больше нет. При своей функциональности прототипа, ты не просто не спишь в теле оригинала — ты в нем свободно перемещаешься! И при этом твой потенциал даже превышает первоначальный потенциал Эмиля. Ты — Мастер, Максим. И прототип. Одновременно. Это считается невозможным, однако ты наглядно доказываешь обратное.

Юноша рассеянно кивнул.

— Прямо шампунь «два в одном», — усмехнулся он, — похоже, создавая меня, — голос на этих словах чуть дрогнул, — Эмиль забыл отделить мух от котлет.

Сабина изумленно распахнула глаза.

— Постой, что? Я ничего не поняла, ты знаешь что-то о своем создании? Что такое «шампунь» и «котлет»?

Юноша поперхнулся от неожиданности. Бегло окинув взглядом чистые волосы Сабины, он невольно задался вопросом, как же жители Красного мира тогда моют голову, если не знают о шампуне? Впрочем, задавать этот вопрос молодой женщине он Максим посчитал некорректным. Отсутствие в этом мире котлет его удивило гораздо меньше. Юноша спешно замотал руками и головой, неловко улыбаясь.

— Ох, нет! Это я так… для сравнения. Это просто вещи из моего мира, не бери в голову.

— А… — опустила голову Сабина, ее щеки чуть залились румянцем. Повисла неловкая пауза. Максим пожевал нижнюю губу и попытался вернуть разговор в прежнее русло.