Часть 3. Руны Судьбы. Миротворец.

Какое же блаженство — эта сила! Она горы сворачивать может! Она может взлететь до небес и объять их собою. Ей хорошо-о!!!.. Господи, но разве так это называется?! Скупо, примитивно! Какое там 'хорошо'?!! Да это — наивысшее из возможных удовольствий!.. О-оХ! Полет и фейерверки!!!..

— Вот и подзарядились немножко, — довольно промурлыкали над ухом.... Ой, а она что, лежит? И где?! На пол свалилась?! Пальцы поспешно ощупывали поверхность, а глаза боялись открываться. То ли от смущения, то ли от чего еще, она не вникала.

— Я в душ, освежусь немножко. А ты пока отдыхай. С непривычки голова кружиться может. Так, что ежели не хочешь забавляться в пьяного парашютиста, советую минуток десять сохранять горизонтальность. Пока энергия не распределится и не устаканится.

— Думаешь? — пробормотала Дана, конфузясь. Не прерывая 'анализа на ощупь'. Фу-ух! Слава тебе господи, все-таки диван!..

— Знаю! — Донеслось беспечное. — Как-никак, в этом я профи!..

* * *

Салатово-золотистые. И прянично оранжевые. Зайчики-блики нахально поскребывают в зажмуренные веки. Щекочут, гладят щеки. Заигрывают. Не размыкая глаз, она пытается разглядеть их получше. Внутренним зрением, сосредоточившись. С удивлением и удовольствием отмечает — у нее получается. Краски становятся ярче, полутона насыщенней, будто в неоновых елочных гирляндах. И ощущение тепла не пропадает. Оно словно укутало её нежным лебяжьим пухом. И качает на невидимых волнах. Уй, как приятно! Хочется мурчать, пригревшейся, разомлевшей на солнышке кошкой. И выбросить из головы, напрочь и навсегда, какие-то там переживания бесполезные. Она выжила. Она здорова. Она прекрасно себя чувствует. Прекрасно, как никогда! Чего еще надо, господи?!

Ой. А солнце-то ушло. И зайчики пропали. И холодом тянет. Полоской, понизу. С одного бока. Как сквозняк. Только откуда ему взяться, сквозняку? Здесь же все проверяется-перепроверяется, рассчитывается и сверяется. С запросами, интересами и капризами сиюминутными. Чтобы, значит, и телу идеальный комфорт. И душе, по возможности, без ущерба.

Разве только Алира решила вдруг проветривание спонтанное устроить? А что, вполне вероятно. Ну, тогда нужно и ей к бодрствованию и вертикальному расположению возвращаться. Тем более, в расписании сегодня: беговая дорожка и плавание. А вечером Аля намеревается её с собою куда-то взять. Сказала — на прогулку и в гости. Дана так волнуется, будто перед первым свиданием и экзаменом одновременно. Шутка ли дело — она впервые покинет эти помещения. Она сможет очутиться в том волшебном, феерическом мире, царящем за окнами. Попробовать на вкус его воздух, услышать его голоса. Прочувствовать, приобщиться!.. Ну-ка, хватит уже вылеживаться. Ать-два. Подъем и за работу!

Девушка в последний раз потягивается. Зевает сладко, окружая ротик ладошками. Решительно открывает глаза и... кидается в дальний конец дивана перепуганным пойманным зверьком. Сжимается вся в комочек, подбирая ноги. Хочет крикнуть, позвать. Но ничего, кроме почти беззвучного сипения выдавить из себя не может. Замирает, будто загнанный в глухой угол удавом крольчонок, и только таращится беспомощно, упрашивая в уме без конца:

— Нет!.. Нет!.. Я умоляю, пожалуйста!.. Не надо!!.. Нет!.. Не хочу!!!..

А у него и не глаза будто! Искрящие свечи живые. Ворота в ад, марево над огненными озерами. Они впиваются раскаленными щипцами, они подчиняют и сковывают, и превращают в безвольную куклу тряпичную. И она чувствует, что больше себе не принадлежит. Она не вольна сделать ни единого движения. Без его пожелания и приказа.

Красивые яркие губы размыкаются. Раздвоенный черный кончик омывает полоску белоснежных зубов. И в этой мимолетной демонстрации скопилась, кажется, вся похоть, вся животная жажда, все воплощение желания самца. Он разглядывает её, медленно, будто смакует. Свечи-глаза обводят лицо, прогуливаются по шее. Ныряют в ворот. Устремляются вниз. Дана вздрагивает от поднявшегося ужаса, смешанного с отвращением, когда холодные твердые пальцы грубо и плотоядно охватывают её тело под одеждой. Сперва грудь. Потом живот. Ниже!..

Но он же к ней не касался. Он спокойно стоит в стороне, в нескольких шагах. Руки свободно опущены. Веселая, циничная улыбка раздвигает изгиб губ, а острые лепестки языка опять нарочито выразительно проплывают по каемке зубов. Дана взвизгивает, схватившись за живот, валится на бок выгнувшись. И тут её будто отпускает. Стянувшая грудь веревка лопается, способность глубоко вдыхать возвращается, а с нею прорезается и голос! Дана всхлипывает, кашляет и испускает такой заливистый вопль, что стекла, кажись, не лопаются только каким-то чудом.

Мужчина зажимает себе уши и принимается смеяться. Прямо-таки хохочет! — Злится про себя Дана, справившись с первой волною страха и отойдя немножко от собственной беспомощности. — Смешно ему, видишь ли, козлине извращенному!..

— Язычок прикуси, звереныш! — Металлические басы обрушиваются, ударяют. Дана охает и теряет последнюю способность к оформленному мыслеизложению. Только вертит головой и глазами хлопает, позабыв все слова до последнего. Пришельца, с интересом за нею наблюдающего, разбирает новый приступ веселья. И тут раскрываются створки прохода в ванную.

— Краасс?!! — В громком возгласе настоящая обида и боль. — Краасс, как ты можешь?!!

— Ч-ч-ч! — отзывается он пафосно и скорбно, скорчив удрученную гримаску. — Потише, котенок. Мои бедные уши еще не отошли от децибел твоего очаровательного птенчика. Вот никогда бы не поверил, что столь хрупкое создание способно так оглушающе орать. — Снова смеется, покачивает головой.

— Смотри-ка, а ведь я и внимания не обращал, в самом деле, какие у тебя цветочки вызревают в оранжерейке приватной.

— А знал бы, так и что? Раньше наведался? Обещание назад взял?!

— Не напирай! — Черные глаза поблекли, словно заиндевев изнутри, и в голосе тоже разрастается лед, — Пока я ей ничего не сделал.

— Не успел!..

— Обостряешь, лапонька! Не захотел. Но интерес определенный возник. И не маленький, скрывать не буду. От десятка-второго таких симпатюлей в своем собственном цветничке не отказался бы. В ней потенциал — не чета обычному человеку. Больше даже, чем в рядовом оборотне. И наружность вкусная. Меня устраивает.

— А меня — нет! — Рявкнула Аля, не выдержав. Я при твоем гареме в Мамки не устраивалась. И на ставку селекционера по искусственному взращиванию самочек для сексуальных услад вашего Величества тоже не претендую. И эта девушка тебя не коим боком не касается. Напоминаю, если подзабыл. Она моя!! Она моя по праву!

— Девочка моя сладкая. — Он говорит ласково и с сожалением. — Ну что ж ты забываешь опять элементарное?! Ну сколько мне тебя еще учить? Что такое ты. Что такое я. И чего стоят твои права в моем мире. Ведь я не желаю тебе зла. И не хочу причинять боль. А ты напрашиваешься. А ты раз от разу, заставляешь и заставляешь!

Алины губы побелели. Она смотрела, не мигая, вытянувшись в струнку. Молчала.

— Я её не трону, Алира. — Губы сронили улыбку, а глаза продолжали буравить стужей, — Я вовсе не такой подлец и похотливая скотина, какую ты рисуешь у себя в уме. Захотелось слегка поразвлечься. Признаю. Но непоправимого вреда бы не нанес. Теперь веришь?

— Хочу верить. — С трудом выговорила она. — Очень хочу.

— Ну и я, тоже. Очень хочу, чтоб через четверть часа ты была у меня, и в моем полном распоряжении. Ясно?

— Да... господин, — пробормотала она дрогнувшим голосом. Преклонила колено в реверансе.

— Ну и чудненько, котенок. — Он вальяжно похлопал Алю по щеке. Перегнувшись через её плечо, отправил шутливый воздушный поцелуй втиснувшейся в уголок дивана Дане.

— Пока, кукленыш! Не расстраивайся. Сегодня кушать тебя не буду.

Та только глаза округлила, икнув. И проводила его взглядом, достойным самого Посланца адского. Но Аля, напротив, словно второе дыхание обрела. Едва закрылась дверь, принялась энергично переодеваться, и Дану поторапливать.

— Давай-давай, включайся и настраивайся. Ничего не случилось, все у нас хорошо. Ты занимаешься по графику. Потом поужинай, обязательно. А часиков в девять вечера я за тобой заскакиваю, и мы быстренько линяем, как договаривались.

— Но... он... Он же сказал.... — Прозапиналась кое-как Дана.

— Вот как? — Аля внимательно на нее поглядела. — И многое ты разобрала? Из разговора нашего?

— Ну... так... в общих чертах! — смешалась девушка окончательно. — Сказал, чтобы ты к нему пришла. И... сердился, что ты за меня вступилась. Алира, спасибо тебе большое! — воскликнула горячо, со слезами. — Я так напугалась! Я думала — мне конец!!

— Ладно-ладно, — усмехнулась девочка, — не боись, выкарабкаемся. И не такие передряги случались, а ты ж видишь, я все еще целая и в достаточно добром здравии. Тьфу-тьфу!

— Но он тебя!..

— Что — он меня?.. До смерти не заездит! — Выговорила хлестко. Увидев, как смущена и расстроена землянка, подошла к ней. Присев рядом, обняла за плечи. Погладила по голове.

-Ну. Что, дружок? Вот ты с хозяином моим поближе и познакомилась. А также с некоторыми его пристрастиями и чертами характера. Будем активно богов просить, чтобы интерес его к тебе этим визитом и ограничился. Ну и сами — ушки на макушке удерживать! — Нажала пальцем Дане на кончик носа. Чмокнула в щеку поцелуем. Вскочив, погрозилась весело.

— Так, слушай мою команду. Я на передовую. Вечером встречаемся. Ничего не бояться. О Краассе не вспоминать. Потому что он о тебе помнить сегодня тоже уже не будет. Даю гарантию и заверяю печатью.

Махнула, прощаясь, скользнула за двери. Дана тоскливо уставилась на соединившиеся полотнища створок.

Не вспоминать. Ага и угу. А попроще нельзя чего-нибудь?!..

* * *

Аля вернулась раньше назначенного и выглядела странно изможденной. Хотя, наверное, учитывая последние обстоятельства, странности тут как раз и не было.

Она молча пробрела мимо Даны и уселась на пол, привалившись к диванному бортику. Спустя секунду, на полу, рядышком, объявился плоский плетеный столик из ротанга. А на нем бутыль и две пиалы. Аля, все также молча, недовольно ткнула в одну из мисочек. Пиала исчезла.

— Извини. Тебе не предлагаю. — С этими словами она набулькала в оставшуюся емкость из бутыли вязкой зеленоватой жидкости. Закрыв глаза, опрокинула в рот. Фыркнула, крутанула головой.

— Зашибись и тресни!.. Тэо, ты мне концентрату подсунул?! Чуть глаза не повыскакивали через причинные места!!

— А вторичные ощущения какие? — Спокойно осведомился дом.

Аля повела плечами, потянула шеей сюда-туда, признала:

— Порядок. Термоядерная штучка. Почище эрта будет.

— А то! — Прохмыкал дом довольно, — Я ж знаю: что, когда и в каких пропорциях! Ты посиди с полчасика и топай куда следовало.

— А в двенадцать тыквой не стану?

По установившейся за этой фразой тишине Дана определила — Тэо впал в нешуточные и глубокие раздумья.

— Почему? — Спросил, наконец, весьма серьезно.

— Да так, знаешь ли, на всякий случай, чтоб потом неожиданностей детских не возникло.

— Опять твои приколы земные, да? — Заобижался хранитель показательно. — Могу заверить, ни тыквочкой, ни бабочкой, равно как и принцессой сказочной ты не станешь. А вот ведьмочкой тебе даже притворяться не нужно. Малость разлохматить, и сойдет. Для общего соответствия могу метлу подогнать. Реактивную.

— Не надо! — быстро откликнулась девочка, выставив указательный палец на уровень прикрытых глаз. — Метлу не надо. Обойдусь модулем.

Нащупала бутыль, не глядя. Снова плеснула, умудрившись не промазать. Зацепила пиалку, потянула ко рту. Сфокусировалась на Дане.

— Все чин-чинарем! Носферату подхватим по дороге.

— Алира, — начала та неуверенно. — А, может, ну его. Не нужно сегодня никуда... Ты бы отдохнула лучше, как следует.

— Ага! — С готовностью согласилась Аля. Забросила в себя содержимое второй пиалки. Отставив руку с опустевшей посудиной, выразительно продекламировала:

— И вечный бой!.. Покой нам только снится. Сквозь кровь и пыль!..

— ... Летит. Летит степная кобылица. И мнет ковыль. — Пробормотало с потолка глухо.

— Во! — Согласилась девочка. — Одобряю. И даже практически ощущаю... себя в роли... ковыля!.. Хотя, вы знаете, уже не так ярко и реалистично, как несколько минут назад. Э-эх, а дернем-ка на посошок и будем сгребать конечности!..

Дана только вздохнула.

* * *

— Держись позади меня, не поднимай глаз и помалкивай. — Строго проинструктировала Аля спутницу, выходя с нею в общий коридор. — Трансформеры очень чутко реагируют на потенциальную дичь. А ты по всем параметрам идеально под нее подходишь. — Она улыбнулась и потрепала по плечу испуганно заупиравшуюся девушку. — Не переживай. Со мною это не опасно. Но и повод заинтересоваться тобой давать не надо. Окажемся снаружи, а еще лучше — в модуль сядем — вот тогда и глазей, сколько влезет. Слова против не скажу.

Они скорым шагом продвигались по залитому светом, белому проспекту. Дана следила за дорогой из-под низко надвинутого капюшона и боялась лишний раз лицом шевельнуть. Перед глазами колыхался пурпурный шелк Алиного плаща. По ткани мерцанием пробегали световые дорожки, вспыхивали, пропадали в бесчисленных струящихся складках. Глянув раз-другой, девушка опять упирала взгляд в быстро проплывающий пол. Сполохи багрянца слепили её и отзывались где-то внутри головы неприятной, докучливой резью. Не настолько сильной, чтобы именоваться болью, но достаточной, чтобы мешать видеть и вызывать раздражение. Аля поминутно раскланивалась, не убавляя шагу, с проходящими навстречу воинами. А Дана тщательно втягивала в поднятые плечи голову и старалась стать чем понезаметнее на фоне своей ослепительной, в прямом смысле, подруги. Надо признать, до определенного момента ей это неплохо удавалось. Но в каком-то десятке метров от выхода их таки остановили.

— О! Алира! Привет!.. А куда это ты, на ночь глядя?.. А что, тебя на празднике не будет?!.. А почему?.. Так жалко, честное слово!.. Ваш с императором танец на прошлом Выходном Балу был чудо, как хорош! Все до сих пор потрясены!.. Да, да. Я не вру нисколько!.. Ты их наголову разбила, очаровала и обезоружила!.. Брат полночи вздыхал, ерзал и вином наливался. И все его приятели — с ним вместе. Девчонки даже ревновать начали. Честно-честно!.. Но я им так и заявила. Прямо. Что, мол, нечего страдать и кукситься, а лучше больше над собой работать!.. А то они хотят и муженьков себе отхватить, с положением и весом, и при этом лишний раз хвостиком не вильнуть, и ни капельки усердия не приложить. Правильно я говорю?.. Ну вот скажи мне, правильно? А?..

Размеренно улыбаясь в ответ и кивая, Аля с минуты на минуту убеждалась больше и больше: дружить с Раэн она не будет. Даже за отдельные открывающиеся возможности и вкусные коврижки. Она её просто морально не переживет рядом дольше пятнадцати минут, в крайности — получаса. Милая девочка, незлобная, открытая. Но, господи, до чего же глупа!!.. Если хотя бы тридцать процентов рагезтянских дев на выданье подобны этой, то совсем неудивительно, что официальных браков заключается все меньше, а мужчины повсеместно предпочитают собственным соплеменницам кратковременное общество рабынь. Выгода налицо. И удовлетворение полное, и растрачивать себя на бесконечные комплименты, ухаживания, выслушивания и прием претензий по поводу и без — не приходится.