"Нет, нет, не всё! — хотелось крикнуть Майку. — Я до сих пор не знаю, любишь ли ты меня?" Это было мукой — ревновать Мону ко всем: к Питеру, не скрывающему, что она ему нравится, к Пэду, которому нравились все девушки без исключения, и к Тори, часто приходящему в гости к Эдби. Он ревновал ее даже к священнику, которого в принципе подозревать в симпатиях к женщинам было глупо и грешно, и не знал, какие чувства она испытывает к нему. Но Майк сдержался и промолчал. Слишком уж они развеселились, чтобы сейчас так резко переходить к обсуждению этой серьезной темы. Скорее всего, Мона просто отшутится, а он так ничего и не узнает. "Но я должен, непременно должен это узнать", — решил он.

Когда, наконец, Майк был уже готов задать Моне свой животрепещущий вопрос, то он увидел, что к ним по берегу, спотыкаясь и тяжело дыша, бежит Натали.

— Мона!.. — задыхаясь, крикнула она издалека. — Синди!.. Зовет тебя! Срочно! Там...

— Что случилось?! — испугалась Мона.

— Я тебя везде ищу! — выдохнула подбежавшая девушка. — У Джуаны начались схватки, поэтому ты срочно должна помочь Синди. Нам двоим не справиться...

— Но почему как что, так сразу Мона! — возмутился раздосадованный Майк. — Неужели больше некому помочь!

— Некому, — заверила его Натали. — Кто еще, кроме Синди, меня и Моны разбирается в медицине? Или ты предлагаешь позвать эту ненормальную — Лейд?

Майк промолчал. Мона заметно побледнела, наконец, собралась с духом, и они с Натали быстрым шагом направились к кораблю.

Майк некоторое время задумчиво стоял на берегу, потом с силой швырнул первый попавшийся камень в океан и зло прорычал что-то неразборчивое себе под нос. Почему-то ему вдруг начало казаться, что теперь Мона как никогда далека от него. Но он никак не мог объяснить себе это внезапно возникшее ощущение.

Джуана, согнув ноги в коленях, лежала животом верх на операционном столе. Возле нее, облаченная в белый халат, стояла Синди, нервно теребя свои резиновые перчатки и время от времени задавая роженице вопросы. Многие из них мало относились к происходящим в лазарете событиям. Джуана изредка отвечала и тихо, кусая губы, стонала, из ее глаз катились слезы.

— Синди... долго еще?.. — полным страдания голосом спрашивала она.

Синди отворачивалась к входной двери, кривила губы и не отвечала.

Наконец, дверь открылась, и на пороге появились Мона и Натали, тоже одетые во все белое. Мона была бледна и испугана, а у Натали заметно дрожали руки. Яркий, мертвенно-белый свет искусственного освещения, льющийся с потолка и верхних частей стен, придавал всему, находящемуся в лазарете, тревожный, пугающий оттенок. Натали быстро приобрела цвет окружающей обстановки и схватила Мону за руку.

Пришедших девушек привел в чувство грозный окрик Синди:

— Что вы так долго?! Живо ко мне! Стойте возле нее и отвлекайте разговором! Не молчать! Мне нужно подготовиться! Если не услышу ваших радостно щебечущих голосков — пеняйте на себя!

Синди зло сверкнула темными глазами и ушла в соседнюю комнату. Девушки переглянулись, глубоко вздохнули и, перебивая друг друга, стали донимать Джуану своей сбивчивой и не слишком обремененной смыслом болтовней. От страха ничего умного в голову просто не приходило. А если бы девушки заранее знали, что им, не умолкая, придется провести возле Джуаны несколько часов, они бы тут же дружно упали в обморок.

Но самое трудное было впереди, когда вернулась доктор. Это Мона помнила, как в тумане: круглые от ужаса глаза Натали, звонкий шлепок — Синди пыталась привести ее в сознание, резкий, ударяющий в нос запах какого-то лекарства. После этого Натали оказалась лежащей на кушетке в углу. Больше она была уже не помощница.

Мона автоматически, почти ничего не соображая, выполняла все приказы Синди — подавала ей шприцы, лекарства и инструменты. Джуана что-то то ли кричала, то ли рычала и громко, надрывно дышала. Доктор говорила с ней жестким, уверенным голосом. Казалось, все происходящее ее просто не касается.

— Ты что здесь разлеглась? — довольно резко обралась она к Джуане. — Не на пляже. Ну-ка, давай, тужься! Еще! Носом дыши! Уже почти все! Сейчас посмотрим, на кого похож твой ребеночек! Как ты думаешь, на кого?

Джуана не ответила.

— А кого ты хочешь, мальчика или девочку? Ровно дыши, и отвечай, наконец!

— Мальчика... — простонала Джуана.

— Чтобы на отца был похож?

— Да...

— И кто отец?

Синди не была уверена, что Джуана ответит. Она никому не говорила, от кого у нее ребенок.

— Рональд...

— Кто?! — черные брови Синди изумленно поползли вверх. — Этого не может быть!

— Может...

— Но как?!

— Ты — врач, ты должна знать, — Джуана устало прикрыла глаза. Видимо, схватки на время отпустили ее.

— Что знать?! Да объясни, наконец! Я не понимаю, как можно забеременеть от человека, который пропал гораздо больше, чем девять месяцев назад?!!!

Джуана не отвечала.

— Если только из пробирки... — пробормотала окончательно обескураженная Синди, вопросительно смотря на свою пациентку. Но Джуана не ответила на этот молчаливый вопрос, потому что снова нахлынувшая боль заставила ее зажмуриться и изо всех сил стиснуть зубы, чтобы не закричать.

Мона плохо понимала, что происходит. Она хотела на воздух, к солнечному свету и как можно скорее! Подумав о том, что остальные планетяне тоже переживают за Джуану и, наверно, сидят сейчас возле корабля, а она стоит здесь ни жива, ни мертва, тогда как от нее, возможно, зависит судьба ребенка, девушке стало совсем не по себе. "Господи, да когда же это кончится! — мысленно взмолилась она. — Да сколько можно!.. Только бы не упасть, только бы... Надо вспомнить какое-нибудь стихотворение... Боже мой! Ничего не помню, ничего..." Мона мертвой хваткой вцепилась в ножку стола, перед глазами все поплыло...

Вдруг резкий, пронзительный крик заставил девушку очнуться — Синди держала в руках маленького, сморщенного, красновато-малинового детеныша, который, недовольно сморщив рожицу, изо всех сил открывал рот, издавая странные, мало похожие на плач звуки. Доктор несколько секунд изумленно смотрела на младенца (ей еще никогда не приходилось видеть новорожденных), потом молча положила его Джуане на грудь.

Мать, наоборот, смело подняла его за подмышки и стала внимательно рассматривать маленькое пищащее личико.

— Мальчик, — немного придя в себя, объявила Синди. — Похож?

— Да! — счастливо улыбнулась Джуана. — Я назову его в честь отца.

Моне стало уже чуть лучше, но она, как ни старалась, не могла увидеть таких очевидных для матери сходств ребенка с его отцом Рональдом, пропавшим вместе с "Леном Вейнолом". Натали тоже, приподняв с кушетки голову, с любопытством смотрела на младенца.

— А, ты уже очухалась? — заметила ее оживление Синди. — Тогда иди помоги мне запеленать ребенка.

— А ты, Мона, лучше сядь.

Через десять минут Синди разрешила девушкам уйти. Мона с благодарностью кивнула ей, и они с Натали медленно пошли к выходу.

— Можете позвать сюда Притча! — крикнула им вслед доктор.

На улице было уже темно. Мона, ничего не видя после яркого света, выпрыгнула из люка корабля на землю и тут же очутилась в объятиях Майка.

— С тобой все в порядке? — спросил он, крепко и одновременно нежно прижимая девушку к себе.

— Да, конечно, — через силу улыбнулась она. — А у Джуаны мальчик!

— Мальчик?! — переспросила подбежавшая Джинни.

Планетяне окружили обеих девушек и наперебой начали расспрашивать их о ребенке.

— Ну, какой он?! Какой?! — громче всех надоедала Джинни. — Он хорошенький, да? Миленький такой?

— Нет... — смущенно пробормотала Натали. — Он страшненький... Красный весь такой, сморщенный...

— Не может быть! Да как же так?!

— Майк, пойдем... Я так устала, — прошептала Мона.

Он кивнул ей в знак согласия, и они поспешили уйти. Всем пытающимся догнать их и задать очередной вопрос, Майк категорично отвечал: "Без комментариев!"

Они сели на берегу. Мона тяжело вздохнула и промолчала. Майк хотел было развеселить ее очередной шуткой, но девушка только слабо улыбнулась ему в ответ, поэтому он тоже быстро замолчал. Так они и сидели рядом друг с другом. Майк — меланхолично бросая в воду камешки, а Мона — находясь под впечатлением от событий прошедшего дня.

Потом они до полуночи любовались звездным небом.

— Мона, посмотри вот на ту звездочку, — сказал Майк. — Она похожа на тебя.

— На меня?

— Да. Небольшая, не очень заметная, но самая красивая... Можно, я назову эту звезду твоим именем?

— Моим именем? — повторила Мона, будто не совсем понимая смысла сказанного.

— Послушай, как звучит — звезда по имени Мона. Нет, лучше — звездочка Мона. Тебе нравится?

Она поспешно кивнула и постаралась улыбнуться.

— Мона, да что с тобой сегодня?!

— Не знаю... Наверно, я испугалась за Джуану.

— Бедная моя! Как же ты сама будешь рожать ребенка? "Моего", — мысленно добавил Майк.

— Рано об этом говорить, слишком рано... Пойдем спать.

— Да, конечно...

— Здравствуйте, святой отец... Могу ли я с вами поговорить?

— Да, конечно, Мона. Присаживайся вот сюда.

Мона, не поднимая глаз, села на скамью рядом с Притчем.

— Патрик, скажите мне, что такое любовь? — шепотом спросила она.

— Для меня любовь — это Бог. Для остальных людей — это скорее самопожертвование. Если ты готова каждый день, каждый час, каждую минуту посвятить любимому человеку, не задумываясь, отдать за него свою жизнь, значит, ты его любишь. У тебя есть такой человек? — Моне показалась, что священник задал этот вопрос без присущей его сану отрешенности, но не придала этому никакого значения.

— Святой отец, а должна ли девушка открыто проявлять свои чувства, или тогда она может быть неправильно понята?

— Это зависит от того, какие чувства ты имеешь в виду, Мона. И к какому человеку ты их испытываешь. Мне трудно ответить тебе на такой вопрос. Скорее это в компетенции Хелен.

— Нет, я ей не доверяю, — вздохнула Мона.

— Спасибо, что доверяешь мне.

Притч положил ей на плечо свою большую тяжелую руку и тихо сказал:

— Будь осторожна, Мона. Мужчины такие несовершенные создания!

— А женщины? — тоже шепотом спросила несколько удивленная таким заявлением Мона.

— А женщины иногда слишком наивны и доверчивы, — послышался за их спинами громкий голос Редвила. — Извините, что помешал.

— Редвил, какого дьявола?!..! — Патрик резко поднялся со скамьи.

Мона ахнула и убежала.

— Не горячись, Притч. Я не хочу ссориться с тобой, — сказал Джерри, а сам подумал: "Что-то наш святой отец стал не слишком крепок в вере". — Объясни мне одну вещь...

Священник с крайне недовольным видом снова сел и скрестил руки на груди. Отказать Редвилу в душеспасительной беседе он никак не мог.

— Твой бог запрещает тебе убивать? — Джерри тоже уселся на скамью.

— Да. Все мы творения Его, и таково Его желание.

— Как же ты тогда убивал гумлов, а потом викагов?

— Это были дъяволовы отродья.

— Ага, вроде меня. Но они защищали свою планету! От нас. Разве мы правы, уничтожая тех, кто воспротивился нашему прилету, кто не желает жить по нашим правилам и у кого есть свои законы, на которые нам наплевать?

— Зачем ты задаешь такие вопросы, Редвил? Какое тебе до всего этого дело? Ты же никогда не верил в Бога.

— Быть может, я хочу поверить, — усмехнулся он. — Или хотя бы понять тебя. Ты называешь бога высшей справедливостью...

— Не только.

— Пусть пока будет так. Только где она, твоя справедливость? Разве было справедливо являться на эту планету без приглашения? Притч, я не вижу здесь никакой справедливости, а вот закон леса, по которому выживает сильнейший, по-моему, здесь очень даже уместен.

— Что ты хочешь от меня услышать? — нахмурился священник.

— Я хочу знать, как должен вести себя истинный верующий на этой планете, чтобы не прогневать бога. Если мы будем есть одни только фрукты и траву, то скоро умрем от голода. Мы вынуждены убивать, чтобы выжить. Нужны ли мы такие богу? Или нам здесь скоро придет конец?

— На все воля Божья. Бог милосерден, и нам всем надо неустанно молиться, чтобы заслужить Его одобрение.

— Сначала убивать, потом замаливать грехи. Превосходно. И бог все простит.

— Не всем, только искренне раскаивающимся. Так что тебе это не грозит.

— Пусть так. Зато я свободен от предрассудков. Если надо убить, я убиваю, не задумываясь над тем, что мне за это будет. У меня нет страха перед богом, я поступаю так, как считаю нужным. Ты же, не имеющий права даже любить женщину, что ты показываешь своим примером? То, что твой бог поощряет самоистязание? Или спокойное равнодушие по отношению ко всем? Разве можно любить всех и каждого? Ведь священник должен любить всех одинаково! Тогда ты должен любить и меня, Притч. Ты меня любишь, милый?

Патрик задохнулся от возмущения, вскочил, красный от гнева. Его руки сами сжались в кулаки. Редвил расхохотался ему в лицо:

— Неужели ты ударишь меня, проповедник?

— Да чтоб ты!!.. — в сердцах крикнул Притч, резко оборвал себя, развернулся и ушел в свой шатер.

— Спасибо, — пробормотал Джерри. — И тебе тем же концом по тому же месту.

Раннее утро встретило Мону приятной прохладой и пением птиц. Как ни странно, она хорошо выспалась и чувствовала себя превосходно. Ночью ее не будил даже плач часто просыпающегося ребенка Джуаны, который то и дело требовал покормить его молоком.

Девушке приснился странный сон. Как будто она снова летит на разведывательном катере, сидя на коленях у своего брата. Они разговаривают, смеются, и вдруг Мона понимает, что это вовсе не Тед, а Джерри Редвил. Она проснулась в недоумении, но яркое, радостное утро заставило ее тут же позабыть этот непонятный сон.

Мона любила вставать раньше всех, брала с собой чистую одежду, мыло, полотенце и шла к водопаду. Планетяне называли его "Водопадом Любви". В этом райском местечке можно было чудесно проводить время вдвоем. Густая растительность надежно скрывала все от любопытных глаз, шум водопада успокаивал лучше любого лекарства, прозрачная голубая вода расслабляла и давала силы. Многие приходили сюда по вечерам, но Мона любила именно раннее утро, когда она была уверена, что никто ее не увидит.

Девушка оставила на берегу все, что принесла с собой, разделась и медленно вошла в воду. Вода приятно холодила, разгоняла остатки сна, бодрила и ласкала тело. Мона нырнула с головой, тут же вынырнула и негромко засмеялась — так было хорошо. Потом она, стоя по колено в воде, взяла с берега мочалку из сушеной фелги и стала тщательно намыливать себя. Руки, словно в танце, легко и непринужденно скользили по груди и животу, по спине и ногам. Пушистая, ароматная пена искрилась на солнце. Мона улыбнулась и негромко запела. Ей вдруг захотелось закричать и засмеяться от внезапно охватившего ее восторга, но она побоялась кого-нибудь разбудить, поэтому только подняла голову к нестерпимо голубому небу и глубоко, восхищенно вздохнула.