Последний приют для девственниц

— Кто займет его место?

— Ты должна знать.

На мгновение Вероника задумалась, всматриваясь в Ирину, прислушиваясь к своим собственным предчувствиям и подозрениям.

— Это глупо. — она фыркнула, достала из кармана пачку сигарет, спрятала пистолет за спину, закурила и выдохнула дым в лицо своему двойнику.

— Так мы всегда будем вместе.

— Ты помешалась на этом. — она всмотрелась в тлеющий кончик сигареты так, как

— У меня нет выхода.

— Я не позволю тебе.

Ирина приподняла бровь, вспоминая слова своего двойника о том, что силы их равны и в это мгновение Вероника пнула ее в промежность.

От жестокой боли она оцепенела, не в силах ни вдохнуть, ни признаться себе в столь ненасытном страдании. Согнувшись и открыв рот, из которого не смогло выбраться ни единого звука, она смотрела на своего ухмыляющегося двойника слезящимися глазами, восхищенная мужской волей, позволявшей существовать, зная, что в любое следующее мгновение подобное мучение может обрушиться кружащимся многозвучием, в котором исчезает мудрость и теряется сомнение.

Она бессильно опускается, опираясь левой рукой на стену, тяжело дыша и закрыв глаза. Стоя на четвереньках, едва удерживаясь на дрожащих руках, она видела рушащиеся дворцы в тошнотворном мерцании миражей, перевернувшиеся корабли, тяжело вздыхающие на спокойных волнах, гниющих дельфинов, выбросившихся на берег, женщин со вскрытым животом, из которого только на длину пуповины и смог отползти младенец, мертвых птенцов, вывалившихся из расколовшихся, пробитых яиц, оторванные хвосты ящериц, крыс, отравившихся своими же детенышами.

Вероника склонилась над ней.

— Мы совершенно одинаковые. Чего не хочу я, не хочешь и ты.

— Между...нами...-прижав правую руку к промежности простонала Ирина, — Есть различие...

— Какое? — ее двойник склонилась над ней, прислушиваясь со злобной ухмылкой.

— У меня есть...-и в ту же секунду из-за спины ее выскочил маленький скользкий демон. Рыча и визжа, выпустив в прыжке когти, он, не обратив внимание на единственный выстрел, который успела сделать Вероника, ударился в ее грудь и повалил на пол. Дернув головой, он вонзил когти в ее живот и она закричала, выпуская оружие хватая гладкое тело демона, стараясь оторвать его от себя. Приподнявшись, опираясь на стену, Ирина наблюдала за их схваткой. Извернувшись в дрожащих пальцах, демон скользнул между грудей Вероники и через мгновение острые клыки его вонзились в ее горло. Она вскрикнула и в то же мгновение тело ее обмякло, а демон испуганно отпрыгнул и, прислонившись к стене, зарычал.

Пошатываясь, Ирина приблизилась к своему двойнику и всмотрелась в рану на ее шее, из которой неторопливо и тяжело, нехотя и не столько покидая внутреннее, сколько вторгаясь во внешнее вытекала вязкая, маслянистая фиолетовая жидкость. Руки девушки слабо подергивались, глаза закатились под трепещущие веки и под рваными краями раны заметен был зеленоватый блеск, что не мог быть ни плотью, ни костью, ничем не напоминал металл и непохож был на пластик. Только повторение могло быть сделано из того материала, только копия, враждебная и завистливая, лишенная голографических безумств и водяных кошмаров и было понятно отвращение демона, ведь даже погубленное им, тело это оказалось несъедобным и непригодным для него.

Ирине захотелось плюнуть на своего поверженного двойника, она даже почувствовала, как наполняется слюной рот, но боль была еще сильна, хлесткая и отзывающаяся на пульс и она решила оставить все таким, каким оно должно было исчезнуть.

Теперь она во всем следовала повелениям своих демонов и потому все было именно таким, каким они описывали и предсказывали его.

Золотые статуи возле стен, чаша с красной жидкостью, в которой нет краски и нет крови, она может только бить из земли чудотворным источником, волшебным ключом, потерянным родником. У нее нет вкуса и нет запаха, но цвет, заменяет все, подменяет их и его одного достаточно, чтобы никогда больше не скучать. В нем нет рубинов и нет пламени, он смеется над вином и презирает мех. Тишина и пустота в нем, но нет уныния и тоски, он полон ненавязчивого, случайного веселья, он хранится в таком чистом серебре, что даже мерзкие карлики, чьи фаллосы стали ножками чаши не могут опорочить его.

Высоко над ней, под темным потолком мечутся молнии, поршни шипят и вращаются шестерни, она чувствует покалывание на коже, волосы отвечают на него, как отзывается на неслышимый сигнал непослушная овчарка.

И на самом дне той чаши темная покоится шкатулка, к которой Ирина и опускает руки так, словно то первый ее нежеланный ребенок.

Злобно зашипев, молнии замирают под потолком, а затем спускаются к ней искрящимися змеями. Они кружатся вокруг нее, за многие годы пожравшие многих, они жалят и кусают ее, они ненавидят ее все больше и преуспевают только в том, чтобы сжечь кончики ее волос. Она неуязвима на них, они не интересуют ее и демоны будут ею довольны.

В другом зале она поворачивает теплый стальной рубильник, для чего ей приходится использовать силу обеих руки и дрожащий, полный электрического треска гул возникает в машинах вокруг нее, а венозно-матовый доселе кокон наполняется зеленоватым светом, разделяется с громким хрустом и верхняя половина его поднимается, являя ей принца.

Обнаженный, с иглами в сгибах локтей, с электродами, прилипшими ко лбу и вискам, он лежал в холодном бреду, неподвижный и омертвелый, он показался ей почти незнакомым. Склонившись над ним, она не заметила дыхания и это испугало ее. Отпрянув, она сжала в правых пальцах прядь волос, наматывая ее на указательный, осматриваясь в поисках помощи. Взгляд ее упал на панель управления, на символы и подписи рядом с ручками и переключателями. Что-либо из этого могло вернуть принца к жизни, жестокие демоны вновь посмеялись над ней, сообщив только часть того, что она должна была сделать и она уже начала обдумывать планы невероятной мести им, большая часть которых заключалась в самоубийстве, когда тяжелый, судорожный, хрипящий вздох послышался из кокона.

Подскочив к нему, она увидела своего принца очнувшимся, бешено вращающим глазами, хватающим воздух широко открытым ртом. Пальцы его сгибались и выпрямлялись в болезненном, припадочном ритме, ноги мелко дрожали, тонкая струйка бесцветной мочи потекла из напрягшегося члена.

Подхватив обеими руками его правую, возблагодарив инъекцию, придавшую ей силы, она потянула его из кокона, чувствуя его тело расслабленным и безвольным, еще более тяжелым от того. Ей казалось, что прежде всего нужно извлечь его из этой холодной колыбели и только после этого влить горме в его вены, но после нескольких неудачных попыток, приведших лишь к тому, что ей удалось перевесить его тело через край кокона, отчего руки его коснулись пола и лужица слюны образовалась на нем, она отказалась от тех своих намерений.

Она впервые делала укол, но слишком много раз видела, как другие совершали то, чтобы совершить ошибку. Отказавшись от мысли ввести вещество внутривенно, так как знала, что поймать вену иногда бывает сложнее, чем молодую гиену, она вонзила иглу в предплечье юноши, соглашаясь на более слабое и менее продолжительное действие. Ей нужно было только несколько минут. Едва она вытянула сталь из его плоти, как конечности его задрожали и, схватившись руками за края кокона, он сел в нем, глядя вокруг себя с неистовой ненавистью, как человек, многие годы проведший в коме, слышавшей все, что его жена вытворяла не стесняясь его присутствия. Резко поднявшись на ноги, он вскинул левую руку к закружившейся голове, правой поглаживая член и от этого великолепного зрелища ее собственная плоть затвердела, больно прижимаясь к молнии джинсов. Переступив через кокон, принц приблизился к Ирине, одного роста с ней, возвышенной каблуками. Улыбаясь так, как будто была она тысячной жертвой его одобренного законом убийства, он встал перед ней, склонив голову к правому плечу, правая рука его поднялась к ее щеке, а левая опустилась на промежность. От этого прикосновения, горячего даже через плотную ткань, она ощутила болезненное, напряженное, жгучее удовольствие, едва на подломившее ее ноги, чуть не извергнувшее из нее семя. Она тихо застонала, чувствуя нарастающую злость, беспричинную и такую яростную, что ни одна чужая смерть не смогла бы утолить ее, а ловкие пальцы принца уже расстегивали пуговицу и молнию, высвобождая ее подрагивающую плоть. С испуганным, завороженным удивлением она следила за ним, очарованная уверенностью и точностью его движений, выдающими привычку и пристрастие, ощущая себя в странном единении с ним, с каждым биением его сердца, в согласии с любой его мыслью, недоумевая, так ли чувствуют себя мужчины, находясь в компании себе подобных, в обществе равных и сильных, в не ведающем предательства братстве пола и насилия.

Он опустился на колени, сощурившись, рассматривая ее член и она ощутила новое, неведомое ранее глумливое смущение. Будучи женщиной, она знала свое назначение и была склонна к обычной лицемерной скромности, за которой скрывалось желание носить короткие юбки, облегающие футболки и сетчатые чулки, двуличное естество половозрелой замки, играющей в недоступность. Она знала цену наготе, она любила быть обнаженной и представлять себя обнаженной перед мужчинами, самыми любимыми были для нее сновидения о том, как с нее срывают одежду, все это было обычным и приятным. Но, обретя в себе мужское, она чувствовала теперь нечто противоестественное в том, чтобы предстать перед кем-либо неприкрытой. Мужчина не должен был совершать подобного, как уверяла она себя, в представлениях ее только гомосексуалисты вели себя иначе и превращение в одного из них неотвратимо несло на себе приторный, синтетический привкус неотвратимого, неизбежного, освобождающего, придающего силы извращения.

Холодные пальцы принца сжали ее член, царапнули острыми грязными ногтями его основание. Облизнув губы, он всмотрелся в покачивающуюся перед ним голову, сощурил глаза и наклонил голову, уподобившись мелкому хищнику, увидевшему желанную и беззащитную добычу. Она уже решила, что он отказался от своих намерений, но в то же мгновение он набросился на ее плоть подобно крысе, пожирающей своих детенышей и она задохнулась в неистовом восторге, чувствуя, как ее член погружается в его горячее горло, а твердый язык впивается в головку с неистовством ядовитого жала. Его пальцы щекотали ее тестикулы, сжимали ягодицы, слюна стекала по члену, издавая сочные звуки, когда он скользил от головки к основанию, не останавливаясь ни на секунду, сохраняя неизменным спокойный ритм. Положив руки на его липкие волосы, сжав в пальцах скользкие пряди, она закрыла глаза, голова ее запрокинулась и вселенная превратилась в ядовитое, язвительное удовольствие, перед которым не смог бы устоять и самый непорочный кактус. Плоть же самого принца оставалась невозмутимой, никак не отвечая на все его усилия, на мерцание ламп и томные ароматы, он двигался без страсти и наслаждения, выполняя работу, выгодную для мироздания, но не для него самого, не столько неприятную, сколько однообразную и унылую, лишенную истинной, ненавязчивой радости, не способную избежать упреков и унижений.

Только когда семя изверглось в него он всхлипнул и захрипел вместе с ее сдавленным рычащим стоном и в то время как она удерживалась, чтобы пылающая темнота не захватила ее, не отняла у нее сознание, не лишила последней надежды на изменение, он, медленно выпустив из рта ее член, посмотрев на него широко раскрытыми глазами так, как будто все неустойчивые чудеса сжались на его головке, улыбнулся, как делают то встретив старого любовника, с которым сохранились хорошие отношения и медленно повалился на пол.

И в то время, как извергающее все мыслимые жидкости тело принца билось возле ее ног, дверь открылась и повелитель чудовищ, сопровождаемый могучими слугами ворвался в электрическую темноту, сжимая в руке пистолет Вероники.

— Что ты делаешь? — он направил на нее оружие, мужчины метнулись к ней, но в нескольких шагах от нее натолкнулись на электрическую стену, кольца на их сбруе заискрились и они отступили в недоуменном испуге.

— Ты знаешь, что я могу призвать и других. — из левого кармана плаща он поднял маленькую красную пирамидку, провел по ее грани пальцем в черной перчатке и тотчас же позади него подобно солнечным бликам, подобно неприятным воспоминаниям, предсказуемо и все же пугающе появились огромные существа, с недовольным рычанием воззрившиеся на нее.

— Только на этот раз и у меня есть чудовище. — она осторожно застегнула молнию, стараясь не задеть все еще напряженный член, хранивший на себе последнюю каплю спермы, влажно блестящий от слюны и щелкнула пальцами, в ответ на что все в комнате вздрогнуло и по левую сторону от нее появился самый большой из ее демонов с другим, сидящим у него на голове.

— Мое больше. — усмехнулась она.

Повелитель чудовищ выругался, из правого кармана достал маленькую коробочку из слоновой кости, в золоте на которой целовались мальчики и несекомые и рассыпал в воздухе ее порошок, от чего машины вспыхнули искристым страданием и погасли на мгновение лампы и все мужчины и чудовища рухнули на пол, подергиваясь в молчаливых судорогах.

— Как же...он все еще стоит...

— Он моложе и сильнее.

И тогда повелитель чудовищ вздохнул и отступил.

— Я устал...-и он медленно опустился на колени, с трудом стянул перчатку с правой руки, где не оказалось среднего пальца, но на другую у него не хватило сил и он упал на спину, отчего белый парик его слетел, явив взору темные пятна на тусклой коже.

Она подошла к нему, наступив на искусственные волосы, придавив их острым каблуком, она опустилась возле него и расстегнула пуговицы его плаща. Его тело, всегда скрываемое с такой дотошной тщательностью интересовало ее, она полагала, что оно покрыто шрамами, фурункулами и язвами сотен неведомых болезней, полученных им от его подопечных, от его созданий, от призванных и покоренных им чудовищ, большинство из которых, как полагала она, было демонами оказавшихся в той клинике пациентов. Распахнув полы плаща, она едва не рассмеялась, обнаружив под ним черные кружевные бюстгальтер и трусики на теле, таком же худом и бледном, как у ее принца. Из маленького, сморщенного и темного члена текла струйка ярко-желтой мочи, крупные, с фиолетовыми на них пятнами тестикулы вырывались из-под неспособной сдержать их тонкой ткани.

— Все так просто...-она поднялась и вернулась к своему принцу, возле которого крутился ее беспокойный демон.

— Скорее, госпожа, скорее! — его нервная нетерпеливость смущала ее, навевала подозрение в тайном плане, мрачном умысле, неведомой цели, для достижения которой им был необходим ее принц, причем превращенный в подобие их, но пути назад уже не было и она открыла деревянный ящичек, достала из него экстрактор, прикоснулась к расположенному на его боку рычажку, выпустив тем самым его острые шипы и положила его на лоб принца.

— Я сделаю остальное...-раньше, чем она успела возразить, демон взвился в воздух и опустился на экстрактор, отчего тот с протестующим хрустом вонзился в череп принца. Темная кровь потекла из-под лакированного корпуса, лампы и янтарные глаза демона отразились в ней, а сам он, прикоснувшись к стальной многоножке, запустил устройство, издавшее тихий гул и замолчавшее через несколько секунд. Подцепив когтем крышку, он открыл прибор и взглянул на маленькую стеклянную колбу, в которой несколько капель волновалось прозрачной жидкости.