Созерцающие путь

эти дни. Я был одинок посреди толпы своих подданных. Так же

одинок, как сражённый мною воин. И это ощущение как-то нас

связывало. Мне даже казалось, будто это я, а вовсе не он, остался

умирать там, на холодной мостовой.

138

В таком вот настроении я достиг верхнего города. Улицы, ве—

дущие к площадям, оказались перегорожены. Замелькали сигналь—

ные флажки. Кругом толпились граждане с оружием в руках: все

вышли защищать родную столицу.

— Дорогу его величеству Лэйдвигу Одиннадцатому! — зычно

крикнул командир эскорта.

В ответ послышались возгласы радостного удивления:

— Он жив!

— Король вернулся!

— Король с нами!

— Да здравствует король!!!

Кричали всё громче, всё радостней. Клич расходился всё даль—

ше, превращаясь в многоголосый рёв. Перед нами расступились,

освободили проход к главной площади. Широкий простор впереди

был заполнен народом и войсками.

Мой взгляд скользил по возбуждённым лицам вокруг. Во взо—

рах моих подданных читались преданность и надежда. Они ждали

своего монарха, рассчитывали на него. Сейчас я был им нужен, как

никогда ранее.

"Теперь ты просто обязан победить, — сказал я себе. — Обязан

выбить имперскую нечисть из Мэйдла и из страны. Сегодня будет

решающая битва. И сегодня решится судьба нашего мира".

* * *

Странно было ощущать, как уходит жизнь. Медленно, пуль—

сируя, толчками... Тело уже одеревенело. Все звуки куда-то отда—

лились. В глазах всё слилось в серую пелену. Мир превратился в

сплошное мутное пятно. Испугаться бы, вскочить, как в детстве,

прибежать к маме и прижаться к ней. Уж она-то защитит, прогонит

любую напасть... Но в угасающем разуме не было даже страха. Не

осталось ни сил, ни желаний, ни эмоций. Лишь в памяти мелькали

обрывки былых событий — нелепый конспект бестолково прожи—

той жизни. И только её образ виделся всё явственнее, куда отчёт—

ливее, чем в сновидениях. Милое, дорогое лицо расцвело ласковой

улыбкой. И я улыбался в ответ.

Мама прижала меня к себе.

139

— Не бойся ничего, мой маленький. Ты же знаешь, я всегда с

тобой.

Я теснее прижался к ней, впервые за долгие годы ощутив род—

ное тепло.

— Мама, прости. Ты меня предупреждала, а я не сумел вос—

пользоваться.

— Ничего, сынок. Зато теперь я могу обнять тебя, как раньше,

по-настоящему. Ты помнишь? — спросила она, нежно целуя меня.

— Помню... Скажи, я умер?

— Почти. Лишь несколько нитей ещё привязывают тебя к тому

миру. — По её лицу пробежала тень печали. — Ты очень хочешь

жить, Юли. Твой долг — завершить предначертанное.

— Да, мама, — согласился я, многое уже понимая.

— Всё в твоей власти, мой мальчик, — сказала она с грустью. —

Воли у тебя хватит на многое.

— Но моя рана смертельна.

— Значит, надо избегнуть её.

— Помоги мне, мама...

— Собери все жизненные силы, что ещё остались у тебя. По—

чувствуй их мощь и направь в нужное русло. Ты сможешь.

— Они уходят, просачиваются, как вода сквозь пальцы.

— Не думай о них, как о своих последних убегающих минутах.

Ощути их сейчас, как действенное оружие в руках, которое спо—

собно отразить вражий удар. Собери всю волю! Овладей ими!

Время как бы замирало, сгущающимися каплями жизненной

субстанции задерживалось в ладонях, преобразованных силой мо—

его желания в некую плотину. И этот сгусток отвердевал всё более

и более. Сначала киселеобразный, он превратился затем в некий

дрожащий студень, который постепенно обрёл свойства глины:

стал плотным и пластичным. Он, как живой, скользил в разми—

навших его ладонях, менял форму, словно хотел стать всем сразу.

Целый сонм образов столпился вокруг, шепча наперебой о своём

горячем стремлении воплотиться. Я чувствовал власть лепить из

него что угодно.

— Сынок, ты ненавидишь человека, который смертельно ранил

тебя?

— Нет, мама. Почему-то во мне нет к нему ненависти.

140

— Зато в нём есть, — она указала на то, что вдруг начало активно

формироваться в моих руках. — Великая ненависть всего, что стоит

за ним. И в этом он черпает огромную силу. Держи его крепче,

пусть признает в тебе хозяина.

Я держал яростно извивающееся, как взбесившийся толстый

канат, алое чешуйчатое тело. Оно старалось вырваться из моих

крепко обхвативших его ладоней. Чудовищная голова с разинутой

пастью металась из стороны в сторону, ища объект своей ненави—

сти. Лапы с жуткими когтями дёргались, стремясь во что-нибудь

вцепиться. Перепончатые крылья затрепыхались, пробуя распра—

виться.

— Я породил тебя, сделав залогом собственную жизнь! — Я

стиснул его, ощутив, что могу властвовать над ним. — Ты подчи—

нишься мне! Смирись!

Это немного урезонило тварь. Во всяком случае, из рук она

уже не рвалась. Но извивание всех частей тела и угрожающее ши—

пение, говорили о самых свирепых её намерениях. Странно: чем

сильнее я сжимал чудовище, тем большую силу ощущал в себе.

Похоже, его ярость подпитывала меня.

Остановилось ли время, сгущённое моим предсмертным по—

рывом? Повернуло ли вспять? Или же новый виток бесконечно

чередующихся циклов вдруг настиг меня, обогнав предыдущий?

Казалось, что прошлое, настоящее и будущее смешалось, переста—

ли следовать одно за другим, сплелись в сплошной клубок всевре—

менья. Постепенно из мутного марева передо мной возник образ

всадника на белой лошади. Того самого, который нанёс мне смер—

тельный удар.

— Ты столько времени верой и правдой служил ему, Юли. Пусть

теперь он послужит тебе. Держи его как можно крепче, направляй

на своего врага. Он сам найдёт, куда лучше ударить. — И печально

добавила напоследок: — Помни, сынок, я тебя жду...

Всадник приблизился. Длинный клык лезвия в его деснице за—

вис остриём вниз, поднимаясь для удара. Дыхание коня ощуща—

лось возле самого лица. И в этот момент существо в моих руках

атаковало. Бросок был резким и стремительным, как отпущенная

тугая пружина. Наездник попытался, как и в прошлый раз, вы—

гнуться в сторону, но пасть злобного дракона нашла нужное место

141

под белоснежным одеянием. Я ощутил, как он с яростным скреже—

том впился туда, прогрызая крепкую скорлупу брони, и напрягся,

стараясь удержать неистового монстра, упёрся, неимоверным уси—

лием выдерживая мощнейший напор. И почувствовал, как на миг

всё это жуткое сплетение стало некой точкой отсчёта, сделалось

осью мироздания, разворачивающей вокруг себя бесконечную тя—

жесть вселенных.

С глаз моих словно сползла пелена. Вокруг всё прояснилось,

приобрело цвет и очертания. Чувства пришли в норму, только мир

после всей жути наваждения несколько ошеломлял странной но—

визной. Я осознал, что твёрдо стою на ногах, что всадник лежит

передо мной, а его лошадь умчалась куда-то по улице. Выбитое из

моих рук древко с глухим стуком упало на мостовую, развернулось

жёлтое полотнище с беснующейся красной тварью. Воспоминания

о недавнем казались теперь нелепым бредом, скоротечно приви—

девшимся в пылу поединка.

Молодой кавалерист лежал неподалёку. Он уже приходил в

себя, медленно приподнимаясь на локте. Досталось ему изряд—

но. Отороченная дорогим мехом шапка слетела с головы, белый

мундир вокруг зияющей раны в груди окрасился кровью, из угла

рта потекла алая струйка. Но он всё равно упрямо пытался встать.

Опираясь на свою длинную прямую саблю, противник кое-как

поднялся на одно колено.

Я шагнул к нему, держа наперевес свой лабрис.

Он всё же встал на ноги, пошатнулся и неверной рукой на—

правил на меня клинок. Рана его была глубокой, он хрипел при

каждом вдохе. Но карие глаза на искажённом мукой лице тонкой

лепки горели ненавистью.

Я с лёгкостью отразил яростный выпад, чуть не выбив оружие

из ослабевшей руки врага. Чувствовалось, что каждое движение

даётся ему с немалым трудом. Он ещё попытался поднять для за—

щиты свою саблю, но тут увесистый топор опустился на его непо—

крытую голову.

142

* * *

Ослепительная вспышка разорвала меня на части. Прорвав—

шийся, мощный поток ужаса и муки истязал мои разрозненные

клочки. Наконец, он истончился, утих в необъятном пространстве

засыпающего разума. Ничто теперь не удерживало меня в том кош—

маре, отголоски которого уже отдалённо, едва ощутимо бередили

моё расплывающееся сознание.

Я почти полностью освободился от всего наносного, старо—

го, ненужного. Оно, как короста, отпало от изначальной всепро—

низывающей сути, коей я почувствовал себя, открывшись теперь

полностью. Но всё же тяготился печалью по некогда утраченному.

И это легло новым ярмом, новыми оковами: мешало свершиться

изначальному стремлению быть всем, чем должен.

Теперь я ведал о своём пристанище, к нему вели меня нежные

руки любимой. Она ощущалась рядом, совсем близко... Её волосы

как всегда дурманили тонким ароматом, щекотали, манили, звали

сквозь бездну. А глаза, отражающие глубокую синь того самого

озера под холмом, являлись путеводной звездой.

Наш дом на возвышенности влёк к себе и казался родным

живым существом, сулящим прохладу и уют, дышащим ароматом

вьюнков, которые увили стены. Каждый его камень, каждую до—

щечку я ощущал как собственное продолжение. Шелестя листвою,

перешёптывались акации в тенистом дворике. Цветы на клумбах,

воздев к небу нежные венчики, пели о любви порхающим мотыль—

кам. Оттуда доносился радостный детский смех. Моя жена ласково

мне улыбалась. А я растворялся во всём этом, забывался в вечно—

сти пьянящего счастья.

— Теперь мы всегда будем вместе, милый, — шептала она. —

Путь твой был трудным и одиноким, но скоро мы прибудем домой.

Там ты отдохнёшь.

— Да, любимая, — кивал я с улыбкой. — Как же я измучился без

тебя!

— Идём к нашим девочкам. Они заждались своего папу. Никак

не меньше, чем твои родители.

— Идём, — вторил я, шагая навстречу нашему будущему.

143

Я ступил на новый путь, предал забвению пройденное и разо—

рвал все былые связи. Лишь образ жуткой фигуры в рогатом шлеме,

нависающей надо мной с огромным топором в руках, отпечатался

тревогой через пропасть вечности. Остался в мутном кошмаре и

оскал вьющейся у ног хозяина твари, которая ужалила меня в грудь.

Но я не оглядывался. Я шёл к себе домой, к своей любимой

и детям. Целиком проникшись предрешением, я знал: мы будем

вместе. Несмотря ни на что.

* * *

Я стоял посреди улицы, передо мной навзничь лежал молодой

воин. Рану я нанёс страшную, кровь на снегу окружала его голову

дымящимся нимбом. Длинные волосы уже не были светлыми, они

покраснели и слиплись. Но в глазах, подёрнутых смертной мутью,

не было больше ненависти. И лицо казалось умиротворённым.

Где-то поодаль грохотала наша техника, а рядом вдруг про—

цокали копыта — это белоснежный конь подошёл к своему хозяину,

и опустил к нему морду, обнюхивая. Я не стал его гнать, пусть

простится с боевым товарищем. Поднял с мостовой знамя нашей

почти целиком истреблённой центурии и снова глянул на лошадь

и поверженного всадника. На душе было муторно. Одолела бес—

конечная усталость. Словно только что сбросил с плеч неимовер—

ную тяжесть. Какая уж тут радость победы... Внутри царили лишь

тоска и одиночество. Совсем ведь недавно, помнилось смутно, как

дурной сон, я вроде бы сам лежал на этом месте.

— Я победил саму смерть... совершил невозможное... повернул

колесо судьбы, — шептали мои губы. — Почему же мне так тошно?

Кто был этот всадник, с такой яростью и злобой возжелавший

моей гибели? Я низвергнул его лишь при помощи вступившихся

за меня высших сил. Что за предначертание напророчила мне мать

в смертном мороке? А ведь знал, помнил, пока пелена реальности

не окутала забвением. До сих пор шея ныла уходящей вглубь тела

неясной болью, правда, с каждой минутой всё меньше. Неужто это

было? Неужто не бред?

Так вот я и стоял, пока машины не подошли совсем близко.

Белый конь испуганно шарахнулся и неровной рысью пошёл прочь

144

от нас с мертвецом. Я обернулся. Неподалёку остановились само—

ходы из цепи подкрепления. Ко мне подбежали Чернявый, Торба и

Циклоп, которых я совсем недавно оставил с шестьсот шестьдесят

шестым.

— Да-а, попали вы в переделку! — Обезображенный Торба смо—

трел на меня с участием. — Ты один уцелел, командир?

Я молча кивнул и снова повернулся к павшему врагу.

— Кто это? — спросил Чернявый. — Лихо ты его уделал!

Подошел капитан подоспевшей сотни, внимательно оглядел

мертвого и веско заявил:

— Наверняка, важная птица, большой военачальник или санов—

ник. На кителе — королевская эмблема, видите? Готовься к повыше—

нию, сержант. Офицерские регалии тебе обеспечены. — Он тронул

древко, которое я безотчётно сжимал. — Стяг геройски погибшей

центурии спасён, вынесен из боя последним живым воином при

полном уничтожении противника. Значит, будет формироваться

под ним новая центурия к вящей славе нашего полка. Вполне воз—

можно, под твоим началом. Я нынче же подам подробный рапорт

полковнику девятой когорты.

— Верен Великой Бабиллской империи! — машинально отчека—

нил я.

Войско продолжило движение вглубь вражеской столицы. За

машинами плотной массой шла регулярная пехота, методично за—

чищая дворы захваченных кварталов.

Я ехал, покачиваясь, за щитом одного из самоходов. На окро—

вавленном полотнище моего знамени гордо развевался имперский

дракон. Впереди, конечно, ждали новые сражения, новые мытар—

ства, но теперь я твердо верил в свою удачу.

Теперь два мира-близнеца, две вселенские реалии с мириадами

заключённых в них светил и объектов соседствуют на Великом

Древе. Они мало отличаются друг от друга, но это только пока.

Сфероиды неуклонно разбухают, расширяются, раздваивая оку—

танную жемчужным сиянием миронесущую ветвь, давая ей воз—

можность расти в новых направлениях.

145

Дух Разделения устало вздыхает, воззрившись немигающим

взглядом на результат своих деяний. В его агатовых глазах еди—

ным бликом отражаются все реальности бескрайнего мирозда—

ния.

Я же во всех своих проявлениях продолжаю созерцать извивы

моего бесконечного пути.

146

Содержание

Часть 1: Истоки................................................................................... 4

Часть 2: Перепутье............................................................................ 76