Третья ипостась. Часть 1

Я потрясла перед его лицом рукой, рана на которой уже давно зарубцевалась и вскоре бесследно исчезнет, как и все до нее. Он осторожно поймал мою руку и... прижался губами к тыльной стороне кисти. Да, такого я совсем не ожидала, этот порыв застал меня врасплох, поэтому зачарованно наблюдала за тем, как его мягкие губы скользят по моей коже. В местах соприкосновения закручивались маленькие вихри чувственного удовольствия, уносившиеся в живот и превращавшие клубок в моток нежной ангорской пряжи. Боже, вот это анестезия! Думаю, если бы рана еще болела, я бы точно забыла об этом. Проклятье, да я уже все забыла, даже о том, что нас окружает пятеро человек, для которых поведение принца наверняка так же неожиданно, как и для меня.

Он медленно поднял глаза, и меня будто током пронзило от того, что я увидела там. Никто и никогда не хотел меня так откровенно, даже... о, нет! Я что, спятила?

Он оторвался от моей руки.

— Я никому не позволю больше до тебя дотронуться! — качая головой, прошептал он. — Слышали?! — он поднял голову, обращаясь ко всем, и повышая дрожащий от сдерживаемого гнева голос. — Никому! Вы даже не представляете, какая она!

— Тише, тише! Ты чего? Не надо, пожалуйста! — я провела пальцами по его щеке. — Не надо ссориться из-за меня.

Он глубоко вздохнул. Меня терзали сложные чувства. Страх, стыд, радость и... что-то еще. Давно забытое, уже испытанное, но глубоко запрятанное, запретное, недоступное... до этого момента. Нет, только не думать об этом, не хочу даже намека, ничего, что напомнит о том, каким жестоким может быть разочарование. На сей раз это окончательно убьет меня.

* * *

Апрель открыл двойную высокую дверь. Я вошла и оказалась в очень уютной комнате. По-моему, это была гостиная, во всяком случае, именно так я себе их представляла. Естественно, гостиные, о которых читала в исторических книгах, а не их подобия в современных мне квартирах и домиках.

Несмотря на очевидную ветхость и запущенность, комната была чистой. Вымытые окна сияли даже при здешнем тусклом свете. Я представила бородача, усердно натирающего стекло, и невольно улыбнулась. Кроме присутствующих здесь явно никого больше не было, а значит, всю хозяйственную работу они делают сами. Какое бесчестье для герцога!

Я продолжала оглядываться. В огромном камине как-то по особому сложены были разрубленные пополам поленья, вдоль стен по всему периметру стояли различных цветов и форм диваны и кушетки, несколько кресел. Казалось, сюда собрали самую целую мебель со всего замка. В дальней части комнаты располагался широкий подиум, плотно застеленный множеством ковров, на котором в живописном беспорядке валялись разноцветные подушечки.

Я прошла и почти рухнула на двухместный диванчик. Честно говоря, несмотря на недавнее пробуждение, сил никаких не было. Рядом тут же опустился принц. Все привычно разошлись по своим местам. Брюнетка прошла к подиуму, где уселась по-турецки, и, положив на переплетенные ноги подушку, уперлась в нее локтями. Бородача привычно приняли объятия гигантского кресла у камина. Парни разместились на диванчиках у противоположной стены, рыжая, пожелав остаться на ногах, бродила туда-сюда по диагонали.

Я набрала воздуха, собираясь задать вопрос, но парень опередил меня:

— Это мои паладины. Некоторые, правда, уже под вопросом, — он намекающе покосился на долговязого, — эта сволочь — герцог Вермон, он вроде как мой кузен и Первый паладин. Сорайя, — он кивнул на брюнетку, которая слегка наклонила голову (кажется, я еще не слышала ее голоса), — она из Иарии, Второй паладин. Это Блай — Блайкрафт, — крепыш встал и галантно поклонился, — он непревзойденный мечник и Третий Паладин. Четвертый паладин — Тивиза, лучница, каких больше нет. А это Тред Рубис — наш наставник. Он рядом всю мою жизнь. Вот это и есть наш Орден.

— А ты, значит, Магистр? — уточнила я, приподняв брови.

— Удивлена? — спросил он лукаво.

— Нисколько! — сразу ответила я. — Вот ни одной капельки!

Вовсе не хочу потакать его самомнению, просто... я действительно не удивилась.

Только сейчас, немного успокоившись, при свете дня, я смогла разглядеть их. "Сволочь", он же герцог Гарс Вермон — темноволосый и темноглазый, с тонкими, на самом деле аристократичными чертами лица. Про такого хотелось сказать — породистый. И эта брезгливость его, и невыносимое высокомерие, сквозившее в каждом жесте, все эту породу оправдывало. Моя пролетарская гордость не могла вынести такого паскудства.

Блайкрафт, наоборот, выглядел этаким увальнем-крепышом, сохраняя постоянное приветливое выражение на широком скуластом лице с необычайно яркими синими глазами. Мне даже показалось что-то знакомое в его чертах, неуловимое сходство с кем-то, кого я видела, а быть может, и знала. Тогда это явно воспоминание из прошлой жизни, ведь здесь я мало с кем знакома.

Тивиза казалось тоненькой и хрупкой, и если бы я сама не видела, что она способна как белка скакать в кроне дерева и поливать оттуда градом стрел, приняла бы ее за существо крайне беззащитное. Короткая верхняя губа придавала лицу немного капризное выражение, но постоянное дружелюбие, которое она излучала, и солнечная улыбка оставляли очень приятное впечатление. А огненно-рыжая копна волос делала ее похожей на яркую вспышку, она так и притягивала мой взгляд, уже соскучившийся по слепящему солнечному свету.

У брюнетки лицо было всегда каменным, будто она и не живая вовсе. Она даже моргала редко. Наверное, с такой скупой мимикой и в шестьдесят эта серьезная воительница будет похожа на юную девушку — никаких морщин. Привыкшая оценивать людей по демонстрируемым ими эмоциям, я даже растерялась. Я не чувствовала ее характера, девушка казалась слишком закрытой.

Все они глазели на меня, как на странную "неведому" зверушку. Я не удержалась и выдала им лыбу во все свои зубы. Когда у тебя золотая кожа, а десны, язык, зубы и вообще все, чему там полагается быть во рту, обычного человеческого цвета, твой оскал выглядит зловеще. Поэтому я ощерилась как можно жизнерадостнее, вызвав восторг у принца и ужас почти у всех остальных. Почти, потому что лицо Треда Рубиса не дрогнуло, за исключением одного уголка рта, слегка дернувшегося вверх. Да, трудно даже представить возможность моего существования.

И все-таки я есть.

Глава 15

П Р И В Е Т И З П Р О Ш Л О Г О

Мне очень понравился старый замок. Надираемая некстати обострившимся любопытством, уже на следующий день, едва придя в себя и отоспавшись, я начала свои блуждания и смогла осмотреть тут почти все.

Надо сказать, окружавшая обстановка вовсе не походила на музей истории средневековья. Это и было средневековье, взаправдашнее, не с картинки или экрана телевизора. Конечно, я не знаток, но что-то говорило, что я права. Каждый предмет, каждый камень, все здесь было очень старым... как бы это сказать... по настоящему, что ли? Это место уже давно заброшено, никто не заботился о нем, не ухаживал, не старался сохранить. По крайней мере, до недавнего времени, пока тут не обосновалась группа подростков, играющих в какие-то непонятные игры.

Может быть, именно так я себе и представляла подобные сооружения, но одно дело — создавать образы в голове, лежа на удобном диване в уютной квартире, а другое — реально ступать своими собственными ногами по каменной пыли, густо припорошившей мрачные коридоры. Вот таким я его и увидела: каменные стены, закрытые потертыми, а где и откровенно истлевшими гобеленами, изображавшими батальные сцены и пасторальные пейзажи. Бойницы, постоянные сквозняки в коридорах, пронизывающий до костей холод, когда на улице примерно плюс двадцать семь.

Даже на мой дилетантский взгляд, это строение не было призвано служить настоящим замком как таковым — оно не выглядело неприступной крепостью, предназначенной для защиты от нападений и способной выдержать длительную осаду, или мрачной цитаделью, возвышающейся над землями, принадлежащими его хозяину. Больше всего замок напоминал облегченную версию, непригодную для осуществления вышеуказанных функций, всего четыре угловые башни и никакого намека на донжон. Жилые помещения размещались на втором и третьем этажах, между западной, северной и восточной башнями, а под южной располагались ворота. Эта загородная резиденция монархов, почему-то заброшенная августейшей семьей несколько поколений назад, была окружена некогда великолепным ухоженным парком, который, однако, успел уже превратиться в дикий лес. Само здание обветшало, канал вокруг, долженствующий изображать ров, высох и осыпался, мост давно уже не опускался без риска, что могут оборваться проржавевшие цепи, вследствие чего главные ворота замка оказались наглухо заблокированы, и войти сюда через них возможности не было, поэтому приходилось пользоваться маленькими боковыми калитками.

Но место меня очаровало. Понятно, почему в свое время оно привлекло столь высокопоставленных особ. Из запущенных пыльных королевских покоев, занимавших весь третий этаж, открывался чудесный вид на высокие лесистые холмы, окружавшие большое идеально-круглое озеро, каковая форма наводила на мысли о его искусственном происхождении. А дальше только необъятные просторы леса, подернутые голубоватой дымкой на горизонте. С другой стороны, очень далеко, за еще одним лесом, спиной легендарного шотландского чудовища выступала горная цепь. Я могла часами любоваться зрелищем дикой, давно забывшей о человеческом вмешательстве природы, да и на душе стало легче — время временем, но такую красоту не встретишь нигде, кроме родных краев. Я ощущала себя дома, хотя раньше никогда не видела этих мест.

После долгих скитаний и нескольких довольно серьезных происшествий, обосноваться в одном месте, и каждый вечер возвращаться в ту же самую кровать было несказанно приятно. Пару раз я, просыпаясь утром, подрывалась скорее собираться в дорогу, и только тяжелый бархатный балдахин моей кровати в новой комнате, бросавшийся в глаза сразу после того, как я их открывала, напоминал, что со странствиями, наконец, покончено.

Эту комнату я выбрала сама после того, как набрела на нее случайно, блуждая по роскошным некогда коридорам заброшенного замка. Разбитое окно в покоях Апреля слишком живо напоминало о его странном припадке, я не могла уснуть, только и думала о том, что же пряталась за дымкой в его глазах.

Здесь было очень мило, а стало еще лучше, когда я немного прибралась. Вероятно, комната служила в свое время будуаром знатной придворной дамы. Небольшая по площади, однако имела замечательный вид из одного большого и целого окна. Устроенный с левого угла эркер, несомненно, служил замечательным местом для чтения или рукоделия, потому что его широкий низкий подоконник так и манил бросить на него подушки и расположиться с максимальным удобством. В отделке комнаты преобладал светлый, в данный момент, достаточно запыленный цвет. Изящная мебель уцелела почти вся, я только вытащила два стула с поломанными ножками и прогнивший консольный столик. Огромная гардеробная — именно так я идентифицировала комнату без окон, дверь в которую обнаружила за кроватью — еще одно очко в пользу версии о важной придворной даме. Но в первую очередь я выбрала это помещение за самое главное преимущество — значительную удаленность от комнаты герцога. Я ничего не могла поделать с собой, но старалась избегать Первого паладина, и, по-моему, это желание стало обоюдным.

Повседневный быт Ордена оказался достаточно простым, почти армейским, паладины даже завели дежурства по кухне — огромном мрачном помещении на самом первом этаже, с каменной печью и множеством брошенной утвари. Дичь добывали охотой в обступивших замок непроходимых лесах, а откуда доставали другие припасы, я не заморачивалась. Основное же время посвящалось тренировкам. И периодически каждый из них исчезал из замка, в порядке какой-то только им известной очередности, а вот в то, куда они отлучались, меня никто не посвящал. И в свое расписание они меня тоже не включали.

Пытаясь занять себя, я решила однажды приготовить что-то из еды, не задумываясь над тем, что раньше использовала для этого совершенно иные приспособления. Двигая по раскаленной поверхности плиты котелок с кипятком для будущего овощного супа (из каких-то корнеплодов и широких листьев типа капусты), я надавила слишком сильно, и неудобная посудина отъехала от меня довольно далеко, а рука, которую я не успела отдернуть, соскользнула и плотно улеглась на плиту от локтя до кончиков пальцев.

Ужасающая боль огненным кнутом стегнула по нервам. Я даже не заорала, а захрипела, отдернув обожженную руку от плиты и крутясь на месте не в силах даже просто сделать вдох. Ужасно воняло горелым мясом, и ко всему прочему меня затошнило. Почти сойдя с ума от этой боли, я присела на корточки, держа руку на весу и закусив зубами кулак другой руки. Из глаз ручьями лились слезы. Так и сидела, баюкая горевшую адским огнем руку, и выла сквозь зубы. Страшное дело, но в первую очередь я подумала о том, что вот оно, очередное доказательство моей абсолютной никчемности! Я безнадежна! Какая миссия, если даже себя не могу сберечь, постоянно влипая в какую-нибудь передрягу!

Потом я услышала легкий вскрик и резко обернулась, страшась увидеть Апреля, и даже успокоилась, различив сквозь мутную пелену слез и боли рыжую шевелюру. Несколькими скользящими шагами Тивиза приблизилась ко мне и опустилась на колени. Увидев мою травму, она задохнулась, так же как и я, не способная выдавить ни слова от шока, тело передернуло нервным тиком. И было с чего.

Рука выглядела кошмарно. Широкая полоса обуглившейся кожи от локтя до запястья и еще половина ладони, а также безымянный палец с мизинцем в таком же состоянии. И все это разных оттенков золотого, но в местах, где ожог проник в ткани глубже всего, проглядывала обычная человеческая плоть. Выходит, внутри я все же прежняя! Настоящая! Я на самом деле настоящая! Господи, я так ликую, неужели и сама в этом сомневалась?

— Как же тебя угораздило? — прошептала рыжая.

Она осматривала обожженные участки и шипела, будто это была ее рука.

— Принцу не говори! — выдавила я.

Я приходила в ужас от мысли, что он узнает об этом инциденте. Не знаю почему, но я боялась показать ему свою слабость и уязвимость, ведь оказалась никчемной даже на кухне, по обычаю являвшейся женской епархией. На что я тогда вообще способна, если не могу самых простых вещей. Всемогущая, как же! Вот это облом!

Глаза Тивизы вылезли на лоб, в каждом маячил огромный знак вопроса.

— Не хочу, чтобы он видел, какая я жалкая!

Челюсть рыжей отвалилась.

— Ты что... серьезно? — выдавила она. — Ты... стесняешься своей слабости?

— Не хочу быть обузой! — упрямо бормотала я. — Никому!

Она только головой покачала.

Рана подсохла быстро. Через некоторое время Тиви обмотала ее чистой материей, я надела футболку с длинными рукавами и ушла к себе, сказавшись уставшей. Наверняка народ удивляется, от чего может устать тот, кто ничего не делает. От зашедшего вечером проведать меня Апреля я спрятала руку под одеяло. Ужин мне притащила Тиви, а наутро, убрав повязку, я обнаружила только чистую, гладкую кожу руки.