Третья ипостась. Часть 3

А что касается нас... Все сводилось к тому, что на выбор не влияли какие-то врожденные качества или черты характера, ни одна из причин, о которых Эллер втирал лично мне, не являлась истинной. Все дело было в нашем организме. Что-то было там, но это... не знаю, вроде как-то в нас проникло. И я даже знала когда — об этом и Лека говорил мне — в Мурманске, мои родители ездили туда на конференцию. А Ташины там жили. И обе мамы были нами беременны, только у моей срок был на месяц больше. Что-то там произошло, что-то попало в плоды, и плодами этими как на грех оказались именно мы.

Эллер на страницах дневника рассказывал, как он изучал нас, правда, не с самого рождения, лет с трех, изымая из детской поликлиники всю медицинскую информацию, все анализы. Он упоминал, что обычные методы исследования никогда бы ничего не выявили, но у них были свои. И он на самом деле все о нас знал, не зря я это подозревала.

И вот мы дозрели. И наша юношеская трагедия никоим образом не влияла на выбор — мы оказались единственными людьми, пригодными для эксперимента, более того, если бы мы не родились уже носителями чего-то непонятного, и самого эксперимента бы не было. Все дело было именно в нас.

Буквально накануне моего восхождения в капсулу Эллер воочию увидел этих кураторов-подсказчиков. Он называл их уже тогда менторами, и использовал их советы, готовясь принять меня в качестве первого подопытного. И вот я уже в стазисе. Этого состояния даже Эллер до конца не понимал. Я и правда будто законсервировалась во времени и пространстве, а потом пошла информация. Море информации. Грех было упускать такой шанс, у бедного даже руки чесались, хотя всем было строго запрещено любым образом сохранять и копировать результаты и, тем более, применять их налево. Но как тут удержаться и не своровать? Ведь собственные разработки открывали огромные перспективы, вплоть до выведения расы супер-людей! Нравственные метания и страдания Эллера заняли несколько страниц хорошо читаемого текста, и уверяю, к концу он задавал себе уже не вопрос делать или нет, а только как? Как уворовать данные, не засветившись? Как начать свои разработки? Судя по тому, что произошло потом, он нашел способ...

Разбирая следующие строки, мы, видевшие, казалось, все в этой жизни, пережившие смерть и воссоздавшиеся вновь, мы впали в настоящий шок. Это было невозможно понять разумом, принять душой, это выглядело как нелепый фантастический фарс, но глупо отрицать очевидное — многое из написанного мы видели собственными глазами.

Вот цитата:

"... Смотрю я на него и думаю, ну что ты такое? Младший научный сотрудник в сорок три года, это же курам на смех! Георгий Петрович Луганов, фу ты ну ты! Да тебя кроме как Жорка за глаза никто не называет! Всю жизнь на побегушках! Для чего он? Кто он? Что он? Вот именно, что! А я предложу тебе великую миссию — быть вторым. При такой альфе быть бетой — честь! И не важно твое согласие — люди сами не знают, что для них благо. Я даже ничего тебе не скажу. Ты все узнаешь потом и еще благодарить меня будешь! Эх, Жорка, Жорка, тебе и невдомек, что я готовлю тебе место в истории..."

Прочитав это, я чуть не зашвырнула страшную книжку в угол. Отвернулась спиной к подоконнику и сползла на пол, не в силах подавить рыдания. Таша крепко обняла меня за плечи. Перед глазами появилась кошмарная фигура полигонного мутанта Жорка, с вздутым серо-зеленым телом, разновеликими руками, черной склерой единственного глаза и золотистой отметиной на лбу. Еще одна моя вина — его создали из-за меня!

— Я-а-а... я ведь... я видела его, Таш!... — всхлипывала я. — Я видела этого... Георгия Луганова! Таш, как можно так поступать с людьми?! Ладно мы, в нас что-то было! А они простые... простые...

Продолжили мы не скоро. Я долго еще не могла прийти в себя, меня трясло и только тонкие, но неожиданно сильные руки подруги держали меня в себе.

Дальше читала Таша. Георгий стал первой жертвой. Но творением он получился неудачным. Далее были и гамма, и дельта, и эпсилон, и дзета... двадцать две попытки, окончившиеся выживанием реципиентов, но вот назвать их супер-людьми было сложно, хотя все признаки налицо: бессмертные, неуязвимые, неприхотливые... Вспомнить только то, что они живут на полигоне больше шести тысяч лет без всякого стазиса, и периодически их приходят убивать, но все всегда остаются живы. Да, тогда с перепугу мне показалось, что их сотни, но я ошиблась. Двадцать два, считая Жорка, и каждый получил свою греческую букву только тогда, когда было уже точно известно, что он выживет. А сколько не смогло?... Сколько человек не выдержало того воздействия, которое оказывал на них Эллер, того же самого, что оказывалось на меня, вот только мой-то организм был к этому готов. Может быть, ему это было даже необходимо! А они простые люди... Даже выжившие превратились в ужасных монстров, их тела не выдержали поругания. И они должны "благодарить" за это меня... Как мне после этого жить?

А потом на полигоне появилась и Таша. Как бы она сейчас не храбрилась и не возмущалась, что тоже не хрен собачий, строки о себе самой заставили ее голос дрогнуть, и теперь я обнимала ее.

Ее назвали омегой. Будто решили поставить последнюю точку. И да, после нее больше никого не трогали. Но за этот год извели, по записям Эллера, больше тысячи человек ради выживших двадцати четырех. Фашисты, фашисты! А-а-а-а-а-аааааа... Хотелось визжать от бессилия, но так бесконечно далеко было это время, и ничего нельзя изменить, ничего, ничего!... Ничего?

Даже на страницах этого правдивого дневника Эллер сначала врал в отношении Таши. Он приписывал себе заслугу успеха с ее преобразованием. Но потом все же одумался. Он уточнил, что она получила то же воздействие в утробе, что и я, но не в такой степени, поэтому хоть все и прошло успешно, до меня ей далеко. У Таши уже не было сил возмущаться этими замечаниями.

Ну вот, почти все. Он упомянул о своих переживаниях по поводу того, что нас скоро заберут эти менторы для одним только им понятных нужд. Сокрушался, что не успел как следует изучить нас. Но злорадствовал, что и военные тоже обломались, поскольку явно чувствовалось их желание оставить нас себе. Размышлял, кто ему больше заплатит за "выжившие образцы". Дальше он не удержался и все же понаписал каких-то формул, в которых даже она, моя подруга, увлекавшаяся химией, не смогла понять ни одного знака.

Мы долго молчали, сидя на полу у подоконника, наблюдая за угасанием этого насыщенного открытиями дня. Не знаю, о чем думала Наталья, но я... я вспоминала свои прежние размышления о том, скольким количеством людей можно пожертвовать, чтобы спасти многих. В нашем случае обошлись двумя. Я же не знаю, чем угрожали эти пришельцы нашим военным. Или... ничем? Может, наоборот, соблазняли? Технологиями, оружием? А взамен отдайте нам, пжалста, двух маленьких никчемных для вас девчонок, ведь только мы знаем, как их применить, а? И тогда будет вам счастье!

Но со счастьем не заладилось. Наоборот, огромная часть Евразии накрылась медным... Куполом, и что там сейчас с ними, с теми, кто решал нашу судьбу? Вернее, с их потомками? Может, они за шесть тысяч лет колонизировали уже половину Вселенной? Меня прямо дрожь пробрала, как люди, оказавшиеся столь жестокими к представителям своего собственного вида, как они тогда резвятся там, в космосе? Они же всех пошинкуют, утверждая собственное господство, не останется никого, только одна человеческая зараза...

Как бы то ни было, действительно, радости нам эти знания не прибавили. Но писанина полоумного ученого пролила свет на некоторые вопросы, по крайней мере на то, почему именно мы оказались здесь сейчас. Осталось выяснить совсем немного — что же произошло тогда в Мурманске, что воздействовало на наших матерей? И как мы это сделаем, ведь случившееся так нескончаемо далеко от нас?

Глава 13

Д О Б Р О П О Ж А Л О В А Т Ь Д О М О Й...

Нет, ребята, это просто смешно! Хотя, это могло бы быть смешно, если бы не было так абсурдно, нелепо и вообще просто какой-то дурдом! Какая разница, человек я или нет, золотая или розовая у меня кожа, если на каждый удар по черепу я реагирую одинаково — полной отключкой.

Я понимаю, что это уже не в первый раз, но если пересчитать все мои выползания из забытья, вызванного черепно-мозговой травмой, в незнакомой местности, среди враждебно настроенной аудитории — мне и пальцев не хватит! По крайней мере, на руках.

А ведь скажут — скажут! — что это я сама сбежала, а потом меня уже похитили. Ну, конечно, ведь Резиденция у нас так охраняется — просто спасу нет! У нас же тут хрен кто проскочит! И где был этот кобель пархатый, когда меня вязали в моей собственной комнате?!

Первые бешеные мысли были мгновенно вытеснены тревогой, хлестнувшей по нервам, такой жгучей, что она свела судорогой натруженные мышцы организма. В моей собственной комнате?!!! Но это значит, что враг пробрался непосредственно в дом, а я даже не разглядела, кто это! И в голове сразу же возникли страшные картины разрушенного дома моих родителей — черные обгоревшие стены, скелетообразные ветки сада, мертвые люди...

Я дышать перестала от страха, представив себе Резиденцию в руинах, сгоревшую, и... Тивизу, Кира, Апреля, застывших от горя, слепо бродящих среди развалин в такой же прострации, что и я в свое время, разыскивающих среди трупов стражи и прислуги наши с Сорайей и Ташей тела... Эти мысли спровоцировали приступ настоящего безумия.

Я рычала как зверь, билась в путах, не обращая внимания на достаточно сильные удары по телу, мозг взрывался болью, но не физической, горячие волны окатывали меня с головы до ног, волны черной ярости, готовой поглотить мой разум полностью, без остатка. Взрывы боли следовали один за другим, уже безостановочно, но мне было все равно. Ведь на краткий миг, обретя ясность сознания, я таки смогла сфокусировать взгляд и обнаружила себя в компании уже до боли знакомых фигур в черных балахонах с характерным отсутствующим выражением лица — фанатики Горной Девы добрались до своей жертвы.

* * *

Черное полузабытье, порожденное испепеляющей тревогой, жутким страхом и болью, снова укрыло смену декораций. Это не кончится никогда. Какой-то бред снится в последнее время постоянно, то все мои парни сталкиваются вместе лбами, ладно хоть не дерутся, да и еще кто-то в тумане маячит, теперь вот этот пиратский наемник Озгур, то ли умерший от страха, то ли впавший в кому при виде моего кобеля. А этот-то откуда снова нарисовался? Мы вроде все с ним обсудили, я раз и навсегда сказала, что думаю обо всех его предложениях, даже коленкой между ног приложила, но парень, видимо, не особо сообразительный! Я даже вопрос наводящий задать не могу, потому что какая-то вялая уже давно, не могу двигаться, не могу раскрыть рта, пошевелить губами, хотя видела, как он снимал с меня путы. И вообще, не понимаю, действительно ли это сон, или чертова реальность?!

О! Точно! Да я же вдребезги пьяная! Мы пару раз с Наташкой в свое время так налакались, что думали — неделю не протрезвеем! Эксперименты, эксперименты... Я прекрасно помню это дико неуверенное состояние, будто тело тебе не принадлежит, потому что каждый орган вдруг начинает мыслить самостоятельно, и, пользуясь случаем, стремится оторваться по полной, наслаждаясь внезапно обретенной независимостью. От этого, понятно, с координацией больши-и-и-ие проблемы! Мысли ускользают куда-то к бровям, а глаза к вискам, что характерно, к противоположным, и только тревожное понимание того, что происходит что-то неправильное, кое-как пробивается сквозь плотную подушку алкогольных паров... Сейчас у меня было точно такое же состояние, только я в упор не помню факта распития мной спиртного. Кажется, я вообще ни разу после преобразования, проснувшись в Руре, ничего подобного не употребляла. Поэтому с нетерпением ждала того момента, когда протрезвею, очень уж незаметно прошла эта замена фанатиков, вознамерившихся меня убить, на коммерчески настроенного наемника.

Когда это странное опьянение начало отпускать, я наслаждалась ясностью сознания совсем недолго. На самом деле, только мгновенье. Потом мне стало весьма хреново.

Это не было чувство похмелья, меня не мутило, не тошнило, не болела голова. Вернее, может, она и болела, но на фоне того, что каждая молекула моего организма болезненно пульсировала, на это можно было не обращать внимания. Но все равно я считала эту боль благословенной, потому что она хоть немного отвлекла меня от мыслей о разрушенной Резиденции и убитых друзьях... и Таша, Таша! Она пережила пожирающий ее тело огонь, сопровождающий акт спасения, а тут умереть вот так, от рук своих же фанатиков, не узнавших в пылу битвы собственного идола!

Эти мысли заставляли меня биться в агонии, куда там простой мигрени! В общем, я не скоро пришла в себя настолько, чтобы интересоваться тем, где нахожусь. Однако рано или поздно мне придется это выяснить, хотя бы для приличия, надо ведь знать, где я умру. Мне уже все равно, от чьей руки, жизнь теперь не имела никакого смысла. Поскорей бы уж они определились!

Я открыла глаза, когда к моим губам приставили какую-то емкость, и обметанные губы смочила вода. Решив, что хуже или гораздо лучше все равно не будет, я чуть раздвинула их, и вода проникла в пересохший рот, освежила язык и смочила саднившее горло. Да, я помню издаваемые мной яростные вопли, когда бесновалась в путах при мысли о гибели своих друзей. Теперь мне не хотелось даже кричать. Острое чувство безысходности охватило меня, мягкая нега равнодушия ласково обволакивала, намекая на неподвижное блаженство, я даже раздумала пить и попыталась снова сжать губы.

Мне это удалось, вода пролилась на подбородок и шею, послышалось негодующее бормотание, я сфокусировала взгляд на мельтешащем перед глазами бледном пятне, которое оформилось в знакомое лицо настырного Озгура. И он заметил, что я смотрю на него.

Некоторое время я не могла понять выражение его глаз. Такое ощущение, что он так и не оправился после того обморока в пещере. Страх плескался в их глубине, он сковал мышцы его лица, и, Господи Боже, что это? В коротко стриженой шевелюре наемника густо серебрилась проседь, даже эта его пресловутая бородка была седая! Он же совсем молодой! Неужели видавший виды наемник так перепугался Пуша, что до сих пор трясется, того и гляди, приступ медвежьей болезни схлопочет?! Или... или его перепугал вовсе не Адский Пес?

— Прости, я сделал все, что смог! — такое ощущение, что он чувствует себя виноватым. — Я сделал все... лучше бы тебе было оказаться в гареме, а может, и у этих фанатиков! Лучше смерть... чем...

Его горло перехватил спазм, глаза наполнил настоящий ужас. Да не может быть! Неужели мне грозит теперь что-то даже пострашнее того, он чего он избавил меня в прошлый раз? Даже представить себе не могу...

— Где?... — прохрипела я. — Куда ты меня притащил?...

— Куда мне велели... они! — он уже только сипел.

Еще чуть-чуть, и снова рухнет в обморок.

— Да кто они-то? — все еще недоумевала я.

Но мне уже никто не ответил, потому что Озгур исчез из поля моего зрения, зато его место заняли сразу две фигуры. Я никогда раньше не видела их так близко. С такого расстояния они казались еще изможденнее, еще страшнее, еще... нечеловечнее. Их мешковатые комбинезоны выглядели настоящими сгустками мрака. Кожа на самом деле синяя, будто их неделями выдерживали на морозе, выпустив предварительно всю кровь. А она у них, дай Бог памяти, вроде вообще даже не красная, а фиолетовая. И когда они прикоснулись ко мне, меня стошнило бы от отвращения, если бы мое тело снова не сковала полная неподвижность.