— Кезон, ты слишком долго общался с нобилями в столице, — флегматично заметил Секст Курий. — То в их привычках послед обеда время в праздности проводить. А офицер, если потребно, и вовсе без сна обходиться должен, отдавая себя службе.

— Так была бы та нужда. Как Арс Крух стал новым графом Крух, так остальные нобили окончательно присмирели, одни только банды остались, да и те мелкие.

— Но силы наших легионов всё так же раскиданы по половине Предела, — не оборачиваясь, вступил в спор легат, — и без помощи Федерации обеспечить ни управление, ни снабжение мы бы не смогли. И коли такое сотрудничество требует лечь спать попозже, то я согласен на такую цену.

— Да, вы правы, сир, — немного пристыженно произнёс Кезон. — Вот только уж больно непривычно управлять едва ли не отдельными центуриями, находясь за десятки миль от них.

— Не тебе одному, — криво ухмыльнулся Блазиус, и разговор утих.

До поста стражи близ преториума дошли молча, после чего коротко попрощались до утра и разошлись по собственным шатрам.

Подавив невольный вздох, легат вошёл в своё жилище. Он откровенно боялся представить себе, какую цену придётся заплатить за всё то снаряжение, что самоходы федералов принялись доставлять к будущему каструму с самого начала строительства. Сперва привезли в изрядном количестве инструмент: лопаты, топоры, кирки и пилы несколько непривычных форм, но сделанные из доброй стали. Сами легионеры успели познакомиться с ними ещё на каторге, но вот мобилизованные на стройку беженцы из окрестных земель с интересом рассматривали их. Оценка инструментам была дана самая что ни на есть положительная — в первый же день было немало попыток "случайно" унести их с собой.

А в следующие дни из самоходов пришлось разгружать не только дополнительный инструмент, но и разнообразные шатры. Одни предназначались для офицеров, другие для валетудинария, третьи для хорреумов и мастерских. Но большую часть составляли шатры для легионеров. Были и уже хорошо знакомые по каторге, а вернее всего, те же самые, в которых пленники обитали по ту сторону Врат, и заметно отличавшиеся от них новые. Если первые способны были стать укрытием для сорока человек, то во вторые едва помещался десяток. Такая вместительность не соответствовала внутреннему устройству легионов, ведь в каждый контуберний, помимо десяти легионеров, входили ещё декан и принцип, не говоря уже о двух-трёх нестроевых. Один контуберний получался велик для малого шатра, и мал для шатра большого, который, в свою очередь, был тесен для четырёх контуберниев манипулы. Но, слава Единому, федералы привезли шатров столько, что на каждую манипулу досталось по одному большому и двум малым, а иным и по два больших. В итоге, все остались довольны, если только не считать землемеров, коим пришлось наново рассчитывать давно установившуюся планировку каструма.

— С возвращением, сир — вставши из-за стола, поприветствовал легата его сонный ординарец, — припозднились вы сегодня.

— Не в первый раз, Гай, и не в последний, — пожал плечами Блазиус.

Ординарец подошёл ближе и помог ему снять кожаную сумку для карт, перевязь с мечом, белый поясной шарф с золотыми кистями и, наконец, куртку. Покончив с этим, легат присел на край своей кровати, стянул сапоги, обмотки и с наслаждением вытянул ноги. Гай же, тем временем, отнёс меч к оружейной подставке, стоявшей в правом углу рядом с доспешной стойкой, и аккуратно сложил остальные вещи на свободном табурете.

— Завари нам, пожалуй, чаю, — по недолгом размышлении решил Блазиус, убирая сапоги под кровать.

Ординарец молча кивнул и вышел наружу, прихватив с собой небольшую жаровню.

Проводив его взглядом, легат стянул шейный платок и снял с головы свою шапку, кепи, посмотрев на пышный плюмаж красных перьев, прикреплённый справа — выдумку его ординарца. Тому решительно претила сложившаяся ситуация, когда будучи без доспеха облачённые в одинаковое платье офицер и простой легионер выглядели почти сходственно. А потому одним прекрасным утром Блазиус обнаружил на кепи точно такие же красные перья, как и на гребне собственного шлема. Характерно, что перьев на шлеме при этом меньше не стало. Тронутый подобной заботой о традициях, он не стал ничего высказывать за подобное самовольство и надел украшенное кепи. О чём вскорости пожалел, когда мода на такие плюмажи со скоростью лесного пожара распространилась среди всех остававшихся в Илионе офицеров.

Легат покачал головой и, вдев ноги в лёгкие зелёные сандалии, поднялся и подошёл к доспешной стойке. Даже в мягком свете фотогенового фонаря было видно, что шлем, кираса и прочие части его брони были тщательно отполированы и натёрты маслом — Гай ни на день не забывал о своих обязанностях, несмотря на то, что легат всё реже облачался в доспех.

"Ведь и полугода не прошло, как потешался над нобилями, что носили на торжествах лёгкие кирасы тонкого металла, а то и вовсе украшенные линотораксы и шлемы из картапесты," — невесёлая ухмылка сама появилась на лице Блазиуса.

В который уже раз за последнее время, жизнь посмеялась над прежними его привычками: при совместной работе с федералами привычный доспех оказался довольно неудобным. И если стойко переносить неудобства легату было не привыкать, то смириться с ущербом эффективности он уже не мог. В конце-концов, он пребывал не на поле боя, и не на торжестве, где оказаться без доспеха было немыслимо. Сначала его доспех сократился до одной лишь кирасы, а затем и она обосновалась на стойке...

Вернувшийся с полной горячих углей жаровней ординарец отвлёк Блазиуса от размышлений. Дабы не мешать, он отошёл обратно и устроился полулёжа на кровати, закинув руки за голову, а Гай разместил над жаровней котелок, который наполнил водой из гибкой бутыли, оставшейся от шипучего сока.

— Конвертиков у нас только с полдюжины осталось, сир, — раздув угли, заметил ординарец.

— Вот как? Хорошо, завтра возьму в самоходной лавке новую коробочку, — ответил легат и улыбнулся. — Вот и дожились до того, что ты меня уже за чаем отправляешь.

— Так ведь не взять такого чаю в городе, сир — совершенно невозмутимо заметил Гай, — не договорились, видать, ещё негоцианты федералов с Фортосами.

— Что есть, то есть. Сахар заодно взять не требуется?

— Нет, сир, его ещё фунта два есть.

— Хорошо.

На память о каторге Блазиус заполучил стойкое пристрастие к терпкому вкусу сдобренного сахаром отвара. Некогда вызывавшие удивление бумажные конвертики с мелко крошенными травами и распиленный на одинаковые кубики белый, словно мел, сахар, теперь им воспринималась, как нечто совершенно обычное и, даже, необходимое. Впрочем, не на нём одном пребывание в Федерации оставило свой отпечаток — подобные пристрастия появились у многих бывших пленных.

— Гай, подай учебник мой, — попросил легат, решив скоротать время, покуда закипает вода.

Ординарец обернулся, взял со стола пачку бумажных листов, скреплённых металлическими "усами" обложки из пластика, и передал патрону.

— Благодарю, — кивнул тот, раскрыл импровизированную книгу ближе к концу, там, где торчала закладка.

Для заучивания правил он чувствовал себя слишком утомлённым, а вот повторить слова из вокабулярия сил вполне хватало.

— Raduga, это ирис... — начал читать легат вслух.

Заучить тридцать три буквы алфавита ему удалось без особых трудностей, хотя целых две буквы, не имевшие собственных звуков, до сих пор сбивали с толку. Да и схожие по начертанию с привычными латинскими, но обозначавшие иные звуки буквы нет-нет да и заставляли "спотыкаться" при чтении.

— Goluboj, это небесный синий. Sinij, это глубокий синий... И зачем им собственные имена для оттенков одного цвета?

— Да кто же этих федералов знает? — пожал плечами Гай. — Удобнее им так, наверное.

— Им удобней, а мне не очень, — невесело ухмыльнулся Блазиус. — Мало того, что у них в ирисе семь цветов, вместо шести, так ещё и порядок другой: красный, рыжий, жёлтый, зелёный, небесный синий, глубокий синий и фиолетовый.

— Инаково, конечно, да только какая с того печаль, ежели вы, сир, порядок в их ирисе не запомните?

— Твоя правда, — кивнул легат и вернулся к чтению. — Serij, это серый...

Когда вода в котелке уже собиралась закипеть, ординарец выставил на стол две железные кружки, покрытые непрозрачной белой эмалью, и бросил в них конвертики с чаем и кубики сахара. После чего подхватил котелок с жаровни и ловко разлил кипяток по кружкам. Оставалось только подождать, покуда заварится отвар, да поостынет металл, не грозясь обжечь излишне нетерпеливые губы. Аромат чая, становясь сильнее, медленно распространялся по шатру.

— Zheleznaya doroga, — перелистнув несколько страниц, прочитал Блазиус. — Рельсовый путь. Хм... zhelezo, это железо, а doroga, это путь, дорога. Иными словами, железная дорога. Неужто у них там рельсы только из железа делают, раз такое название?

Гай лишь неопределённо хмыкнул.

— Да, эти могут, — согласился легат, кивая. — С них станется и шпалы железными мастерить. Ладно, хватит на сегодня уже голову забивать.

Отложив учебник, он встал с кровати и пересел за стол. Взял свою кружку, сделал первый глоток горячего напитка и почувствовал, как блаженное тепло растекается по всему телу. Ординарец последовал его примеру и тоже отхлебнул чаю.

— Хорошо, — полушёпотом произнёс Блазиус и сделал следующий глоток. — Стоит при усадьбе кустов этих развести, дабы собственным чаем побаловаться. Не сейчас, конечно, но вот как выйду в отставку, то да, можно будет.

— Знать бы ещё, как их растить следует, когда листья собирать, как сушить оные?

— Не думаю, что сие тайна великая есть, — усмехнулся легат. — Знающий человек обязательно найдётся, надо только монету звонкую посулить.

— Так то человека, а куст никакой монетой не уговоришь, ежели землица ему не по нраву придётся.

— Мыслю я, немало в Далёком Отечестве полезных диковинок должно быть. Если не чай, то уж что иное обязательно приживётся. Да тот же картофель сомнительно, что окажется привередливым.

— Жениться вам надобно, сир, детей завести, — вздохнул Гай и шумно прихлебнул чаю. — Почитай по кромке прошли в этот раз, а наследников ведь и нет.

— Вот чтоб тебе, Гай! Мало мне матушки с её матримониальным планами на мой счёт, ещё и ты туда же? Случись, не дай того Единый, со мной чего, так в роду я не последний, вроде должен бы помнить. И что я буду за легат, если не о деле думать начну, а о... Нет, уж точно не сейчас мне о женитьбе думать!

— Воля ваша, сир, — как ни в чём не бывало кивнул ординарец, — но братья, то одно дело, а сыновья уже совсем иное.

— Гай! — Блазиус хлопнул ладонью по столу. — Смотри, договоришься мне, и я сам тебя женю, найду способ.

— Да я что, сир, я ж ничего, понятливый. Вы-то обо мне позаботитесь, сами вот говорите, а кто же о вас-то подумает, ежели не я?

Легат на несколько мгновений замер с кружкой у рта, поражённо глядя на ординарца, и вдруг расхохотался, едва не расплескав чай. Отсмеявшись и смахнув выступившую слезу, сделал очередной глоток.

— И как её зовут? — спросил он, не переставая улыбаться.

— Гликерия, сир.

— Вдова, как я понимаю. Дети есть?

— Да, две дочки, четырёх и шести лет.

— А сколько самой?

— Двадцать лет и два года.

— Сладишь ли с такой молодой кобылкой? Чай уже не жеребчик.

— Но и не мерин, слава Единому. Да и покладистая она, скромная, — чуть отвёл в сторону взгляд ординарец. — На поселение их то ли разбойники, то ли инсургенты напали, мужа убили, а сама она с дочками до глубокой ночи пряталась в старом долии, в землю зарытом. Оным, на счастье, давно не пользовался никто, вот тот и стоял пустой и меж кустами неприметный. А может и просто свезло, что занятые грабежом крышку не нашли. Ну а когда все перепились и спали, то смогла выскользнуть и потом кой-как до Илиона добралась.

— Как же ты с ней познакомился?

— Они с дочками прачками на хлеб и угол зарабатывают — дело делают хорошо и лишнего не просят. Раз отдал им вещи, другой, а там и разговорились.

— Приглянулась тебе она, значит, — заключил легат.

— Так и есть, сир. Девица она радетельная, работящая, а у меня-то дом крепкий пустует да сад зарастает, так и пусть за хозяйство берётся. Ей там с двумя помощницами всяко проще будет, чем тут. Года ещё не прошло, так что вся утварь целая будет. До первого урожая, понятное дело, снедь покупать придётся, да и скотину с птицей тоже, но то дело решаемое. Всё одно десять месяцев ещё не вышло, успею монет подкопить.

— Похоже, что ты уже всё серьёзно решил, — задумчиво потёр висок Блазиус. — Но искать нового ординарца мне сейчас не с руки, а потому поступим мы иначе. Денег твоей избраннице, дабы хватило и на первое время, и купить всё, что потребно, я выделю. И чтоб не терять время, выправим бумаги, мол экономка она, и за хозяйством твоим следить нанята, покуда ты у меня в услужении. А как отработаешь долг, уже и траур у вас кончится, так что сможешь её в жёны взять.

— Благодарствуйте, сир! — ординарец встал и поклонился. — Век заботы вашей не забудем!

— Полноте, Гай, лучше чай со мной садись допивать.

Легат успел ещё немного расспросить своего ординарца о его будущей жене прежде, чем кружки опустели, и он направился к кровати с намерением, наконец, поспать. Откинул одеяло, поправил подушку и с наслаждением вытянулся на чистой белой простыни. Блазиус смежил веки, позволяя усталости одолеть себя, и уже спустя несколько мгновений оказался в мягких лапах сна.

* * *

Тепло и ярко светило солнце, частью укрывшись за пухлыми, белыми, чуть золотистыми облаками, застывшими на синем небе. Человек стоял посреди непримечательной улицы, а вокруг сновали торопившиеся по делам люди. Облачённые в старомодные одеяния, приличествующие какой-нибудь глухой провинции, они проходили мимо, совершенно не обращая на него внимания. На него? С лёгким недоумением человек осознал, что не может вспомнить, кто он, и как его зовут. Но, почему-то, это было совершенно не важно. Он попытался всмотреться в лица прохожих, но те расплывались перед его взором, будто помещённые за мутное волнистое стекло. Многие из людей о чём-то переговаривались, но ему никак не удавалось разобрать слов, и реплики сливались в гомон неразличимых голосов. Бросив это бесполезное занятие, человек двинулся вдоль улицы. Идти получалось исключительно медленно, словно проходилось пробираться сквозь толщу воды, а все попытки идти быстрее заканчивались ничем. Это раздражало, но оставалось только смириться.

Улочка, подобная этой, могла отыскаться в любом крупном городе империи, но сия, несомненно, находилась в Александрополе — о том красноречиво говорил видимый даже отсюда Императорский Дворец или, как его многие называли по старой памяти, Дом Республики. Выделяясь грандиозными размерами и монументальностью, дворец господствовал над остальными постройками города, занимая собой целый холм, который, в своё время, пришлось досыпать и укреплять террасами. Ему уже доводилось видеть его когда-то прежде, и сейчас в экстерьере дворца что-то казалось ему неправильным, будто не хватало каких-то деталей, вот только вспомнить, каких именно, человек не мог.