Дикий дракон Сандеррина

— Не буду, — пообещала Кьярра и поставила стул. Правда, рядышком, чтобы далеко не тянуться не пришлось. — Вылезай.

И, чтоб мне провалиться, она действительно долго меня обнюхивала и даже осторожно потрогала, прежде чем с облегчением выдохнула и сказала:

— Я думала, тут чужие.

— А я думал, ты легко отличаешь одного человека от другого, — ответил я и подобрал бутылку.

Прочное стекло, однако! Угодила в стену, но не разбилась, только немного дэрри пролилось на ковер, когда пробка вылетела от удара. Теперь запах не выведешь...

Вдруг Кьярра чихнула, и меня осенило.

— Тебе что, вот это перебило нюх?

— И оно тоже, — она покосилась на бутылку. — Очень сильно пахнет.

Что верно, то верно: дэрри на всю гостиную благоухал лесными ягодами и травами. Я его люблю не столько за вкус и крепость, сколько за этот аромат.

— Но ты ведь не только носом чуешь, — заметил я, взяв на заметку, что Кьярру вполне можно провести. Чародею это тем более не составит труда, а значит, нужно принимать в расчет такую вероятность.

— Я чуяла тебя, — расстроенно сказала Кьярра, посмотрела по сторонам и села на уцелевший стул. Я так удивился, что не сразу понял: это она в качестве извинения за погром. — А когда вошла... тут был не ты. И у меня в голове запуталось...

— Не переживай, — сказал я и присел перед ней на корточки. — Я сам виноват, нужно было предупредить, что займусь маскировкой. Ты такого не ожидала, потому и растерялась. Кстати, будь на моем месте самозванец, ему бы не поздоровилось!

— Почему? Ты же успел увернуться.

— Я тебя ждал и слышал твои шаги, — пояснил я. — А кто-то чужой мог и не успеть уклониться. Хм... Судя по твоей реакции, я заметно изменился, а?

Кьярра покивала. Вид у нее был совершенно несчастный, и мне стало жаль ее, угодившую в совершенно чуждый мир, слишком сложный для дикарки и полный непонятных мелочей и условностей.

— Ты светлее, — сказала она. — И волосы...

— Просто краска, — ответил я. — Отрастут быстро, но это легко поправить. И с лицом то же самое.

— А руки? — заметила вдруг Кьярра.

— Что — руки?

— Ты без перчаток, — сказала она вроде бы даже с испугом.

— Дома могу себе позволить, — пожал я плечами. — Да и краситься в них — потом выбрасывать. А так заодно и руки потемнели.

— Они все равно светлее лица. Разве так бывает?

— Хм... Бывает, если человек постоянно на воздухе, но даже рукава не закатывает. Но хорошо, что ты заметила. Мало ли, придется обнажиться... Нет, — предвосхитил я ее вопрос, — целиком в краску нырять не стану. Будем надеяться, раздеваться мне не придется.

— Теперь ты почти как я, — сказала Кьярра и поднесла свою руку к моей. Не притронулась на этот раз, но я ощутил ее тепло. — Чуть-чуть другой. Только глаза прежние.

— Да, их цвет менять слишком сложно, а жаль... Для этого нужны чародейские штучки, а я слышал, иногда они дают сбой в самый неподходящий момент. Представь: говорю я с кем-то, а глаза вдруг из карих делаются светло-серыми... Или, того хуже, один — синим, другой — зеленым.

— Смешно, наверно, — без улыбки ответила она.

— В том-то и дело, что не смешно... — я поднялся на ноги, пошарил на столе и повернулся к Кьярре. — Придется ходить вот так.

— А что это?

— Очки. Я тебе про них говорил, помнишь?

— Но ты же хорошо видишь.

— Их носят еще для защиты от солнца. Видишь, стекла темные?

— В этом городе совсем нет солнца, — упрямо сказала она.

Мне это нравилось: Кьярра выискивала бреши в моей маскировке, дело не лишнее. Я порядком зазнался в последнее время, не скрою, а потому поленился продумать легенду как следует. И очень зря...

— Некоторым людям даже слабый свет причиняет боль. Тем более, если на улице пасмурно, а в помещении яркие лампы.

— Ну ладно, — нехотя согласилась она.

— Я еще усы и баки приклею, тогда вовсе меня не узнаешь, — пообещал я. — Отращивать свои слишком долго, хоть они у меня и темные...

— Только скажи сперва. А то я опять перепутаю.

— Непременно скажу. Вдругорядь я могу и не успеть уклониться... Да, а как охота?

— Удалась, — сказала Кьярра и снова замолчала.

И что мне было с ней делать? Не дэрри же угощать, чтобы повеселела! Не представляю, что может натворить пьяный дракон... А унести ее может с одного глотка: вряд ли Кьярра когда-нибудь пробовала спиртное. Проверять как-то не тянуло.

— Встань тогда, я с тебя мерки сниму, — попросил я. — Завтра схожу, куплю тебе приличную одежду и обувь. Будешь при мне, уважаемом мастере Рокседи...

— Кто это?

— Мне придется назваться другим именем, — повторил я, поражаясь собственному терпению. — У меня есть документы на имя Лаона Рокседи. Очень удачно: ты сможешь по-прежнему звать меня Роком, чтобы не путаться. Лучше, правда, дядей Роком, но это не так важно.

— Понятно, — подумав, сказала Кьярра. — А я кто? Если ты дядя, значит, я племянница?

— Не обязательно. Вообще-то сначала я думал сделать тебя мальчиком на побегушках, да только ты совсем не похожа на юношу. Как ни притворяйся, заметят.

— А зачем притворяться? — не поняла она.

— Вот и я решил: зачем? Будешь моей очень дальней родственницей, — ответил я. — Сироткой, ясное дело. Осталось только придумать, почему я решил взять тебя с собой, а не отдал в какой-нибудь приют.

— Я богатая? — немного оживилась Кьярра. — Богатую девушку можно отдать замуж. Бедную тоже, но сложнее. Она должна уметь работать, а я...

Она посмотрела на свои руки и завершила мысль:

— Заметят, что я ничего не делала.

— Откуда ты такой премудрости набралась? — удивился я. — Тоже от матери?

Кьярра кивнула.

— Она рассказывала мне о людях. Про их обычаи и всякое такое. Может, думала, что я тоже когда-нибудь к ним пойду?

— Понятно... Да, за трудолюбивую бедняжку ты не сойдешь, а в нищей господину Рокседи никакого интереса нет. Не прикинешься даже, что ты дочка его любимой покойной сестры, которая вышла замуж против воли родителей.

— Почему?

— Потому что если она жила с бедняком, то... возвращаемся к твоим не знавшим работы рукам. Конечно, и небогатые люди ухитряются баловать детей и не утруждать их, но это... сомнительный вариант.

— А если я больная? — неожиданно предположила Кьярра. — И ничего не могу делать? Так же бывает, правда? Старые люди плохо работали и жаловались, что уже не могут всё делать, как раньше. И я слышала от них, что молодые тоже иногда бывают такие.

— Бедная и больная тем более никому не нужна. Здоровую-то можно устроить прислугой или хоть батрачить, если по дому — городскому, я имею в виду, — она ничего делать не умеет, а соображения не хватает, чтобы на заводе в цеху работать.

— Но почему я не богатая? — повторила вопрос Кьярра.

— Потому что слишком дикая, — честно ответил я. — Да, если тебя приодеть, причесать — ты будешь выглядеть не хуже, а то и лучше, чем внучки Веговера. Но вести себя ты не умеешь, а за пару дней я не сумею тебя научить. Я сам не знаю всех тонкостей дамского обхождения, а на этом проколоться — раз плюнуть. Впрочем...

Она хотела что-то сказать, но я сделал ей знак помолчать — опасался упустить мысль. Поймал, однако, и сказал:

— План меняется.

— Как это?

— Ты, — указал я на Кьярру, — действительно дочка богатых людей. При этом ты тяжело больна.

— А как мне притворяться? Старые люди говорили: есть хромые, горбатые, кособокие, сухорукие... А у меня все на месте, — будто бы с сожалением произнесла Кьярра, оглядев себя. — И падучей у меня нет.

— И я очень этому рад, — пробормотал я, а громче продолжил: — У тебя не телесная болезнь, а умственная.

— Что это значит?

— Сложно объяснить. В деревнях таких людей называют дурачками — всех скопом. Но они бывают разные: кто-то доживает до старости, но не то что говорить, даже ходить научиться не может. Кто-то почти как обычный человек, только глупее, но все равно более-менее соображает, может сам о себе позаботиться, способен работать. А кто-то совсем не понимает, как общаться с другими людьми, — сказал я. — Хоть кол на голове теши — правил этикета в такого не вобьешь. Если ему захочется посреди званого ужина выйти — он выйдет, не спросив разрешения, даже если у самого короля в гостях будет.

— Но они не глупые?

— Нет, они часто умнее других, только... по-своему. Например, в доме — свинья свиньей, зато такие вычисления делает, что лучшие придворные ученые понять не могут, как ему это удается. Или рисует — портрет от оригинала не отличишь. Всегда всё по-разному, — я перевел дыхание. — Но так выходит, когда этих людей с детства обучали тому, к чему они склонны. А если стыдились ребенка, прятали, толком не общались, то вырастет дикарь.

— Как я, да? — тихо спросила Кьярра, и я ответил:

— Именно. Ты умная, сильная, симпатичная, но совершенно не умеешь жить среди людей. И это понятно — ты ведь дракон. Для дракона ты, наверно, совершенно нормальная. Однако для тебя-человека нам личины лучше не придумать. Неприятно, понимаю. На тебя будут коситься, перешептываться, но...

— Какая мне разница, что подумают люди? — перебила она. — Лучше скажи, что мне делать!

— Веди себя, как сейчас, — с облегчением ответил я. — Только стульями не швыряйся. Впрочем... разок можно. Такие люди часто бывают очень сильными, это еще штрих к портрету. Говорить ни с кем не нужно, для этого есть я. Вернее, можешь отвечать на какие-то вопросы, если захочешь, а нет — просто молчи. Если скажешь что-то невпопад, не страшно, только о драконах не упоминай. Жила с матерью, она умерла, теперь о тебе забочусь я — и точка.

— Думаешь, она умерла? — тихо спросила Кьярра.

— Откуда же мне знать? Но лучше говорить так, чтобы избежать расспросов. А я... я по-прежнему буду родственником. Везу дочь дорогой сестры в столицу, чтобы показать светилам медицины: вдруг они сумеют исправить хоть что-то? Годы взаперти даром не проходят, тебе нужно учиться жить в обществе, да и просто — учиться... Об этом не беспокойся, я кому угодно зубы заговорю, — заключил я. — А тебе достаточно знать: дядя Рокседи твой единственный родственник. В его планы ты не посвящена, но он обещал тебе большой дом с красивым парком, обновки и новых друзей.

— Почему новых, если не было никаких?

— Иногда другом называют даже куклу, сделанную из чурбачка, — ответил я. — Вот она — старый друг. А новых еще предстоит найти.

— Куклы у меня не было, — сказала Кьярра, явно с трудом припомнив, что это такое. — И друзей тоже, только мама. Но я нашла тебя. Ты ведь друг?

— Во всяком случае, — произнес я после долгой паузы, — я не враг. Извини, я не разбрасываюсь этим званием и не могу назвать кого-то другом после нескольких дней знакомства. Мы с тобой — товарищи по несчастью, напарники, если угодно, но не друзья. Во всяком случае, пока.

— Хорошо, — неожиданно улыбнулась она. — Мама говорила: не верь тому, кто сразу называет себя твоим другом. Ему наверняка что-то от тебя нужно. А мы будем напарники, да, Рок?

— Именно так. Ведь у нас общее дело, — ответил я, покривив душой.

Я мог справиться в одиночку. Так было бы даже проще, с одной стороны. С другой — меня слишком прельщала возможность испариться из-под носа у кого угодно, и ради этого я готов был путешествовать вместе с Кьяррой.

Кьярра тоже могла обойтись без меня, если бы решила отправиться в какую-нибудь глухомань. Охотничьи угодья у нее уже есть, а место для нового дома она рано или поздно отыщет. Но — я чувствовал — ей не хотелось снова остаться одной. Да еще любопытство разбирало: я ведь упомянул о том, что найти ее отца или хотя бы обнаружить его следы вполне реально...

И как назвать подобный союз? По-моему, только взаимовыгодным партнерством!