Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Жалко братца.
Братишка! Может, помочь чем смогу? Может... секретутку ему! Точно! Чтобы составляла график встреч, напоминала про всякое важное, пациентов в приёмной кофием угощала. С конфетами шоколадными.
Я уселся на лавке поудобнее, вытянул ноги, начал вспоминать вкус хорошего кофе... и шоколада... и секретарш... и задремал со счастливой улыбкой на лице.
— Чего лыбишься?! Ишь, расселся!
О! Высшее властьё припожаловало! Тута-земное, тута-эпохнутое. Локализованное. Или правильнее — локализнутое?
Мда... насчёт "лизнуть" тут такие мастера есть — мне и не сравниться. Поэтому по математике — "от противного". Но — с выподвывертом.
— Радуюсь, княже. Он нестерпимого счастья. Лицезреть твою светло-княжескую милость. В животе и во здравии. Ибо жизнь всякого человека есть лишь мимолётное мгновение пред ликом вечности. И коли попала мне нежданная удача наблюдать сей краткий миг незамысловатого порхания мотылька твоей жизни по цветущему лугу божьего мира, то следует ловить сей счастливый, но краткий момент. И радоваться столь великой редкости.
Философия, факеншит! Крыть — нечем.
Андрей не понял. Предположил... обидное. Озлился ещё сильнее. Вспомнил, что причина прежнего раздражения — за стеной осталась. Со мной... свежей злобы набраться можно. Дёрнул головой, внимательно вглядываясь в тёмные углы горницы.
— Пошли.
— А куда?
— Туда! На кудыкину гору!
— На Кудыкину? — Хорошее место. У меня под городом такая гора есть — крестьян там пахать-сеять учат. Только далёко. Пешки не дойдём. Шубу-то одевать?
Весь передёрнулся. Аж зубами заскрипел. Сейчас он меня посохом своим... Не. Передумал.
— Ходи. Следом.
Ходю. Следю. Шуба-шапка — в руках.
"Попятили мерзавцы наши!" — сказано про поляков и русские шубы. Но чем наши "мерзавцы" лучше? Или — хуже?
О, места знакомые. Вот об эту притолоку я уже головой бился. Точно — и ворота знакомые: "оставь надежду всяк сюда... закатываемый". Снова пояса, железки — долой.
Опять Маноха навстречу идёт. Повелитель подземелий пытошных. Улыбается, кланяется. Зиппой моей щёлкнул демонстративно, подмигнул. Типа — всё путём, Ваня, работает твой подарок.
Единственный позитивно настроенный человек на весь дворец. И тот — палач.
— Маноха, у тебя самовар-то горячий?
Ухмыляется. Я сам ему самовар посылал. Из первого десятка. Подарок, видать, ко двору пришёлся, используется.
— Само собой, Воевода. Цельный день топим. То — чаи гоняем, то плети вымачиваем, то чудаков сбрызгиваем. Тебе чайку?
Ага. А потом меня Боголюбский... сбрызнет.
— Не, спасибо. Лучше кваску холодненького.
Конец девяносто четвёртой части
Часть 95. "Поговори со мною, княже, о чём-нибудь..."
Глава 517
Та же келья, где Боголюбский своим посохом полпотолка вывалил, когда мы прошлый раз разговоры разговаривали. Потолок не починили, но полы вымели. Свечки лучше. Не сальные по стенкам, а шандал церковный с восковыми. Чувствуется — наследство Феди-епископа хорошо прибрали.
Маноха рушничок на стол постелил, блюдо с заедками поставил. Князю кружку — аж пар валит. А мне — квас.
Ошибся я. В подземелье-то... плюс четыре. Опять же, сбрызнуть — князь и своим сможет.
— Ну. Сказывай.
— Ну. Сказываю. Позволь сообщить тебе, братец, что я всё ещё рад тебя видеть. Здрав будь, Андрейша.
Мигнул. Ноздрями поиграл. Сейча-ас как ответит...! Удержался.
— И тебе, воевода, здравствовать.
Во! Опять не хочет меня братом признавать. Ничего, мы это подправим. Лишь бы кружкой с кипятком кидаться не начал. А то с обваренной мордой... не комильфо.
— Ну вот. Уже хорошо. А то повстречалися — будто чужие, не поздоровкались. Теперь, по обычаю нашему святорусскому надлежит нам с тобою почеломкаться. Троекратно... Но мы не будем. А то у тя пар с ноздрей летит, обвариться боюсь. Да остынь ты, Андрей! Я в твоих бедах-заботах — не виноват, злобиться на меня — не с чего.
— Не виноват?! Ладно. Поглядим. С чем пришёл? Не тяни.
Тут он неправ, тут-то я — и потянул. Папочку свою кожаную — со стола, бумажечку, красиво выписанную — из папочки. "Страхеровая декларация", как с Живчиком сделано.
— Чти.
Чту. Вслух. С выражением.
Блин! Андрей, не доставай меня! А то я такой текст так прочитать могу... как отчёт очевидца о любовных играх твоей жены! Или даже — участника. Причём, внесение... или возврат... платежа... хорошо описывают обычное возвратно-поступательное... С тяжкими охами или возгласами удовольствия. А уж как обыгрывается термин "процент"... который то падает, то поднимается...! А — "дать"! Да ещё — "в рост"! А — "взыскать недоимку"!
"ЦСУ сообщает — суммарная недояимка по стране составляет 4 км".
Тут система мер другая. Но это — неважно.
"Не упрекайте женщину за килограммы — не будете упрекаемы за сантиметры" — мудрость общечеловеческая.
Ваня! Уйми фантазию! Он же этого и добивается! Чтобы ты попёр... через "общепринятые границы пристойности".
Сидит. Ноздрями глядит. Княжьё обкорзнённое.
— Кому решать — где вина людская, где — воля небесная?
В разуме. Как бы не кипел, а суть просекает.
* * *
Русские юридические документы этой эпохи различают две группы причин убытков. Пример: купец взял у кого-то товар да погубил. Если от пьянства утопил — виноват — плати. Если от волнения на море — воля божья — вины нет, не плати. Аналог понятия "форсмажор" 21 в. Хотя подробности... очень отличаются.
На самом деле вопрос шире: кто будет решать в случаях, когда у сторон есть разные точки зрения. Стокгольмского арбитража здесь нет, так что всё просто.
* * *
— Я.
— Нет.
— Деньги мои — решать мне. Ты мне — "нет", и у тебя в кисе ничего нет.
— Ишь как заговорил...
— Как?
— Смело. Может, ты и за Городец платить не будешь?
— Тю. У меня не два языка. Да и заплачено тебе за три года вперёд.
— А потом?
— А потом — суп с котом. Я своей воли не меняю. Если только ты на меня войной не пойдёшь. Врагу серебра давать не буду.
— Во как! Ты меня уже и в вороги записал?!
— Я?! Эт ты сам записаться тщишься! Прочих всяких расталкиваешь! Я! Я! Самый главный Ваньке-лысому враг-погубитель! Уймись, брат. Много чего в жизни случиться может, но я тебе врагом не буду. Такое... против естества моего.
Точно. Если и прирежу, то исключительно по любви, во благо и из неизбывной необходимости. Проливая слёзы печали и издавая стенания сочувствия. Не по злобЕ.
Молчит. Пыхтит. Смотрит.
Когда тебя четыре чёрных дырки крупного калибра в упор разглядывают... чуть шевелятся, наводясь... чувствуешь себя "кукурузником", не туда залетевшим. Извините ребята, виражом ошибся. А в ответ — та-та-та... "Он вчера не вернулся"... из виража.
— Ещё чего скажешь?
Ну, раз пошла такая пьянка...
— Отдай мне Волгу. Левый берег. По Мологу.
— Вот! Верно мне сказывали! Хочешь земли мои себе забрать! Вор!
— Дурень! Какие они твои?! Там твоей власти — на тыщу вёрст один ярыжка! Да и тот кривой! Ты про те дела и не знаешь! Только пыжишься! Моё-моё! Ни себе, ни людям. Хотя — вру. Людям. Мерзости и пакости. Ворью, шишам, обноскам да обтрускам. Вот, гляди.
— Эт чего?
— Это — карта! Блин! Географическая! Мои люди идут отсюда, от Стрелки. Метят селения. Красное: русское, православное, князя Суздальского. Чёрные: нерусские, язычники, тебя государем не считают.
— А тут вот... иной цвет. Эт чего?
— Зелёные — мои. Другие... Это — меря православная, твоя. Это — язычники, твои. Таких-то... всего два места. Да там понизу написано. "Легенда" называется.
— А ну, дай-ка.
Андрей развернул карту, переставил подсвечник и, то бормоча что-то себе под нос, то отфыркивая, принялся водить пальцем по карте, смешно наклоняя голову, чтобы прочитать косые и кривые названия рек.
Уф-ф. А ведь и сцепиться могли. И ещё можем. Но пока — момент отдыха. Переключение внимания. Как у ребёнка с яркой игрушкой. Андрей никогда таких вещей не видал, такой наглядности — не представлял.
* * *
Карты здесь рисуют чернилами. Одноцветные. Раскрасок — нет. А мне...
Я вспоминал своё давнее видение. Как на рельефной, красочной карте "Святой Руси" с золотыми куполами, зелёными лесами, синим реками из маленьких домишек-полуземлянок выползают, плача и кашляя в клубах чёрного дыма курных печек, сотни маленьких детей. Рвут, раздирают себе горло, тело. Ползут и умирают. На пороге, на дороге, под кустом. И души их возносятся в царствие божие, в сонмы ангелов лучезарных. Пока тела на земле бьются и корёжатся в судорогах. Выхаркивая дым, смрад, отраву... которыми каждый день их угощают любящие родители.
Не по злобЕ. Просто — "все так живут".
* * *
Спасибо Трифе и Драгуну. Молодцы ребята — сделали "наглядное пособие". Карта части "земель русских". И — не-русских. С идентификацией цветом религиозной, этнической и государственной принадлежности населения. Ярко, интересно, непривычно.
— Брехня. Вона, Кострома. Тута красненького — одно пятнышко. А город-то мой!
— Там твоего — посадников двор. Остальное — набродь да шелупонь. В большинстве — люди русские. В церкву не ходят, тебя государем не считают.
— И через это ты тамошнего посадника убил?
— Ч-чего?!
Это он с какого дуба рухнул?! Я — ни сном, ни духом...!
— Того! Не ври мне! Твои люди посадника зарезали! Вчера гонец прискакал!
КВН. Жизнь властителя сходна с КВНовской разминкой. Ты думаешь чего-то, готовишься... А тут раз — вопрос. Оглоблей в лобешник. И тридцати секунд на ответ — у тебя нету.
Так и не надо! Можно мне ответить сразу, без подготовки?
— Брехня. Я людей в Кострому посадника убивать не посылал. Всё. Точка.
Редкий случай. Когда я абсолютно уверен в своих словах.
Маразм у меня — постоянно и повсеместно. А вот склероз...
Виноват, молод, не дорос ещё. До такого счастья. Когда каждый день что-нибудь новенькое. Даже без всякого научно-технического...
Вот он, знаменитый, высасывающий, душу вынимающий, взгляд Боголюбского. Когда с кипчакского, чуть скуластого лица вдруг всматриваются в тебя греческие, будто с иконы Богородицы глядящие, большие круглые бездонно-чёрные глаза.
Гляди-гляди, Андрейша. На мне узоров нет. Ишь, какой у тебя взгляд. Заинтересованный. Крайне. Я аж засмущался. Сейчас стенку пальчиком ковырять начну.
— Лжа!
— Повтор. Потрет, почетвёрт, попят. Утомляешь, брат. Однообразием своим. Мне лжа заборонена. Ты привык со своими... во вранье ковыряться. А у меня каждое слово — правда. Ты — про то знаешь.
— Врёшь! Там, возле посадника, твоего человека нашли! Убиен посадником. На ём грамотка. От тебя даденная! А другой — сбежал! Ни чё! Сыщут!
— Коли сыщут — хорошо. Живым бы довезли. Об чём грамотка-то, княже?
— Об том! Об чём, об чём... А какая разница?! Твой человек! А ты тут: "Я людей в Кострому не посылал".
— Факеншит же! Ты чего, Андрей?! Глушина одолела или мозги пылью присыпало?! Слов не слышишь?! Или — понять не можешь?! Сказано: "посадника убивать" — не посылал. И сиё есть — правда!
— Экх... кха... А зачем посылал?
Хорошо. Хоть и злится до одури, но не дуреет — понял возможность варианта.
— Торговать. Солью. Ещё: утварью, инструментом. Городок, после Феодорова разгрома, подымается быстро. Кроме шишей да голи перекатной, есть и купцы меховые, и местные лавочники прирастают. Вот приказчики мои и ходят. Торг хоть и рисковый, а прибыльный. Соль новосёлам — край нужна. А та грамотка... поди то, об чём я тебе только что толковал. Когда про дела мои с Живчиком рассказывал. "Удостоверение купца". Подтверждает "всеволжскость" торговца. Худо дело. Я тебе толкую, а ты слова мои — мимо ушей пропускаешь.
— Так ты ж про Оку толкуешь! Про дела Рязанские!
— Да мне-то что с того?! Ока иль Волга. Вот, человека моего убили. В твоём городе. Ежели мы с тобой договоримся по "Страховому обществу" — ты восемьдесят гривен уже потерял.
Я неправ: "закон обратной силы не имеет". Но для наглядности — годится.
Андрей был несколько сбит с толку. Одно — дела государственные. Убийство городского начальника, высокопоставленного гос.чиновника. Заговор. Мятеж. Измена.
Другое — дела торговые. Кредиты. Убытки. Компенсации. На худой конец — дела судебные. Штрафы, виры, продажи...
— С чего это? Двойная вира — за княжьего человека.
— А у меня других нет. Приказчики — мои. Люди в моей службе. Слушай, если в Костроме посадника убили — кто ж тебе донос слал? Такой... дурацкий.
— У меня там тысяцкий поставлен. Из Ростова. В делах Феодоровых, в розысках — себя показал добре. Верный человек. Бориска-тысяцкий.
— Борис? Э... Жидиславич?
Почему "Борис Жидиславич"? — А я просто в эту эпоху ни одного другого Бориса, связанного с Ростовом, не знаю. Ляпнул чисто так, для разговору. И попал.
— Точно. Муж добрый, в воровстве не замечен. И донос его верный! Или... или ты знаешь чего?
* * *
Чего я знаю? Да ничего я не знаю! Как можно чего-то знать по летописям, которые невесть кем, невесть когда писались да ещё потом и переписывались. Я этого человека — в глаза не видел!
Но есть три "мутных" эпизода. В РИ.
Во время похода княжичей на Стрелку в 1171 г. — был посадником в Городце Радиловом. Рядом с местом событий. Наверняка принимал участие. Как-то. Бояре русские — хоругви свои к месту сбора не привели. Зато пришли эрзя с булгарами. Дружины княжичей выскочили чудом. А этому Борису — ничего. В следующем 1172 г. "держал весь наряд" в войске суздальском.
Чуть раньше, в феврале 1170 г., сын Боголюбского — Мстислав Андреевич осаждает Новгород. Сам штурм 25 февраля шёл весь световой день. Затем волынцы, дружина сидевшего в то время князем в Новгороде Романа Мстиславовича, пошли на вылазку. Разгром осаждавших был полный.
Результат оказался настолько неожиданным, что всё взвалили на Богородицу. Дескать, в трёх церквах её лики уже плакали, архиепископ по стенам с чудотворной иконой ходил. Она на фелонь (ризу) его падала... Новгородцы победили, продавали пленных суздальцев за бесценок — по две ногаты. Одним из больших воевод в суздальском войске был Борис. Ему — без последствий.
Странный "второй поход" на Киев. Когда из-под осаждённого Вышгорода огромное войско разбегается в непонятной панике. Топча и топя само себя в Днепре. Тот же Борис — в командующих.
Три непонятных битвы. Какие-то неожиданности. Один раз — бывает, но три... Или у этого Бориски — планида такая?
Ага. Планида. Но в год убийства Боголюбского был новгородским посадником. Чего быть не может вообще. В Новгороде со стороны призывают князей. А посадников и тысяцких избирают. Из 30-40 родов "больших бояр". Только — урождённых.
Боря — из семьи новгородских перебежчиков? При Долгоруком несколько новгородских "вятших" бежали в Залесье.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |