Исповедь странного человека

Руны огнем...

Сила...

Вечной души...

Урок...

Для того и живем...

Вот это бахнул ... Блин, даже сам не думал, что это так сильно звучать будет. Несколько прохожих с удивлением посматривали в мою сторону.

Нина стояла, слегка побледнев. Блин, не переборщил ли я?

— Не ожидала, — сказала она, наконец. — Будто и не я писала это, а вы. Не думала, что это так выглядит.

Я помолчал, еще отходя от этого моего буйства.

— Не надо больше стихов сегодня, — сказала девушка...

* * *

— Как вы находите темы для стихов? — спросил я Нину.

Сегодня мы прогуливались по берегу Верх-Исетского пруда. Не сказать, что здесь была аллея, но тропинка имелась. Было впечатление, что мы загородом, хотя, вон он город, недалеко. Но здесь не было праздно шатающихся и мы могли говорить, не опасаясь и не снижая голоса.

— По разному. Главное же, не как и где берешь, а что, — ответила девушка.

Да, мы до сих пор на "вы". Меня почему-то, это прикалывало. Не хотелось переводить наши отношения, в рамки простой интрижки. Такое обращение друг к другу, темы для бесед, тихие уединенные места. Когда я встречал девушку, то странная тихая радость пела в сердце. Мне с ней реально хорошо становилось.

— Вот например, одно, — продолжал я.

— ... А за спиною рев и плач!

И крики в спину, "Ты палач!"

И гонит ветер едкий дым.

По узким улицам чужим...

— Вы первый человек, Женя, — задумчиво произнесла Нина. — Которому нравятся больше, именно эти мои стихи.

— А обычно какие? — заинтересовался я.

— Больше лирика. Про любовь. Или о девушках, если парень, — девушка все так же задумчиво крутила в пальцах локон (вообще она всегда так делала, когда задумывалась всерьез).

— Вы знаете Нина, — ответил я. — Я не знаю, как это объяснить. Нет, мне тоже нравятся те ваши стихи. Но вот эти, грязь, кровь, ненависть. Тусклое солнце сквозь дым. Крики, рев. Просто такое редко встретишь. Непопулярная тема.

Что-то я опять разошелся. Но девушка уже не пугалась так, как в первый раз. Я окинул взглядом серые волны, накатывающие на берег, на далекую тонкую полоску другого берега.

— Странно это, — произнес я.

— Что? — откликнулась Нина.

— Мы еще недавно друг друга не знали, жили в своих мирках, — сказал я. — А теперь у меня такое ощущение, что мы всю жизнь знакомы.

Я вздохнул.

— Я вам еще не надоел своими высказываниями? — поинтересовался я. — Критик я впервые.

— Нет, что вы, — покачала головой Нина. — Я впервые могу говорить на эти темы, так свободно...

* * *

Я летел скачками, высунув язык, как говориться. Потому как уже опаздывал. Кто же знал, что эта инвентаризация, затеянная Аллой, так затянется. Она, кстати, так и не кончилась, но Алла, устав видимо от меня, поминутно смотрящего на часы (и рассеянного чрезмерно, что тут темнить), махнула рукой и велела убираться с глаз долой.

— Но завтра продолжим! — погрозила она пальцем.

Я, закивав так, что голова чуть не отвалилась, рванул на выход.

Мы стали встречаться с Ниной чуть не каждый день, если только она не была в ночную смену. Тогда я часами висел на телефоне. Интересно, как реагируют у нее на работе, на эти наши беседы?

— Нина, сбежал, как только смог! — воскликнул я, увидев ее, ждущую меня у остановки.

— Не волнуйтесь, — улыбнулась она. — Я недолго жду, тоже чуть опоздала.

Что-то изменилось. Она кстати, вчера намекала, что мы куда-то пойдем, но так и не сказала куда.

Так на лице явное смущение и опасение. Но молчит. Ладно, не будем форсировать события, пусть все идет, как идет. Но взгляд ее ощутимо потеплел, даже тембр голоса и тот, кажется, изменился. Это наверно, после вчерашнего разговора ...

... — Нина, а как вы решили работать в больнице? — спросил я.

Девушка взглянула на меня, своими большими, бездонными, зелеными (и черт меня задери, такими красивыми!) глазами.

— Это из детства, — ответила она. — Мы тогда в Тюмени жили, пока папу сюда не перевели. Мне было лет восемь

Она снова начала теребить прядку волос.

— Так вот, у нас в доме жил мальчик. Ему тогда наверно, лет двенадцать было, — девушка тяжело вздохнула. — Он был инвалидом. Пока мы бегали во дворе, он с такой тоской смотрел на нас с балкона.

— Стихотворение "На привязи", это о нем?

— По большей части да, — кивнула Нина. — Так вот однажды ребята над ним подшутили. Жестоко. Они позвали его играть с ними. Его мама иногда выкатывала коляску во двор. И пока он с ними говорил, такой радостный и счастливый, они привязали его коляску к дереву.

— Знакомые забавы, — скрипнул я зубами.

— Он так и просидел возле того дерева, пока мама не пришла, — продолжала Нина. — А она не стала никого ругать, просто отвязала веревку и молча укатила коляску. Больше мы его ни во дворе, ни на балконе не видели. Только иногда, поздно вечером, во дворе был слышен скрип коляски.

— И что потом? — спросил я.

— Мне было жутко жаль его. Их, — Нина тряхнула головой, видимо снова переживая те события. — И однажды вечером, я сбежала во двор. Я вытащила свою самую красивую куклу. Барби. Они только тогда пошли.

Нина остановилась у дерева, росшего на самом краю берега. Я встал рядом, смотря на отражение огней вечернего города, в чернильных водах реки. Вдалеке шумели едущие по мосту машины, пахло зимой.

— Знаете, Жень, за ту радость, в этих страшных пустых глазах, я бы отдала все, что тогда имела, — голос девушки дрогнул. — Но куклу он не взял, мама не разрешила.

Я молчал, понимая, что не время говорить.

— Я стала часто заходить к нему, после школы. — продолжила рассказ Нина, улыбаясь воспоминаниям. — Иногда мы гуляли в лесу, наш микрорайон, был на окраине, лес был близко. И он был первый человек, которому я могла рассказывать о своих мечтах.

Девушка улыбнулась своим воспоминаниям.

— Он слазил с коляски и мы валялись на траве, смотря в небо. Мы представляли драконов, замки, птиц, зверей. Иногда облака были похожи на лица знакомых людей. Придумывали истории, где мы, конечно, были главными героями.

Нина вздохнула.

— А в конце того лета, они с мамой уехали, — по губам девушки скользнула горькая улыбка. — И вдруг оказалось, что этот мальчик, был намного более интереснее, чем другие, здоровые. Для них лес был всего лишь кучей деревьев, облака белыми комками на небе, с дождем или без. Девочки, с которыми я вроде бы как дружила, тоже были не лучше. Только и мерялись, у кого лучше кукла и дороже. Тогда то я и стала писать стихи, чтобы хоть где-то выразить то, что хотела бы сказать этому мальчику.

Голос девушки в конце зазвучал глухо. Я не решался прервать ее рассказ. Мне казалось каким — то кощунством, что-то сейчас говорить, комментировать.

— Я стала больше оставаться одна, — продолжала Нина. — Беседы про тряпки, да про мальчиков нагоняли на меня такую тоску. А потом мы переехали сюда. Школу я заканчивала уже здесь. Я была новенькой, ко мне никто не лез, и это было хорошо. А потом я поступила в мед.

— Родители, наверно, не сильно одобрили? — осмелился я на вопрос.

— Да не так чтобы совсем против, но удивились. — ответила Нина. — Но они приняли мой выбор...

... И вот теперь Нина внимательно смотрела на меня, тоже видимо припомнив нашу вчерашнюю беседу.

— Расскажите о себе, — попросила она, когда мы отошли от остановки. — А то все обо мне.

— Хм..., — задумался я. — Мне-то в общем и нечего рассказать. Все стандартно. Школа, технарь, работа. Серая такая жизнь. Ничего примечательного.

— Я заметила, что вы не любите о себе говорить, — улыбнулась Нина. — Но мне с вами почему-то легко. Обычно люди любят о себе поговорить. И знаете, что странно...

— Что? — полюбопытствовал я.

— У меня такое ощущение, что вам намного больше лет, чем кажется, — ответила девушка. — Вы иногда делаете такие неожиданные выводы, из простых вещей.

— Да? Я как-то не замечал, — покачал я головой. Однако!

— Мне иногда кажется, что вы мысли читаете, — улыбнулась, чуть смущенно, Нина.

— Нет, к сожалению, я этого делать не умею, — тоже улыбнулся я. — Просто мне приходиться на работе общаться с разными людьми, вот и научился делать выводы.

Девушка бросила на меня быстрый взгляд, вздохнула, как перед прыжком в воду и выдала:

— А можно один личный вопрос? — сказала она, и даже немного съежилась, как будто ожидая удара.

— Можно, — слегка удивился я, такому ее поведению.

— Много у вас было девушек?

Вот так да, не в бровь, а в глаз!...

Дневник Нины.

И зачем я это спросила? Вот дура. В груди, как будто кусок льда положили. Он все молчал, а мне становилось все хуже. Зачем, зачем я спросила?! Он мог сейчас отделаться общими фразами опять и все! Зачем?!

Но он такой странный. Ведь, я чувствую, он знает больше, чем говорит. Он умеет строить разговор, избегать скользких тем. А его взгляд! Иногда казалось, что на меня смотрит старик.

Он все молчал. А моя душа все больше падала в бездну отчаяния. Не надо было так грубо! Зачем мне было знать это? Ну зачем?!

Женя взглянул на меня таким жестким взглядом. Сердце провалилось в пятки и ниже. Его лицо, сначала стало, словно изваяние, будто высеченным из камня... А потом как-то враз обмякло.

— Не одна, — сказал он, наконец, смотря так, что язык примерз к небу. — Но ты первая.

— Первая? — пролепетала я вопрос.

Он усмехнулся, как-то так легко, беззаботно.

— Первая, с кем мне не хочется играть, — пояснил он. — И с кем играть и не надо.

— Почему?

В сердце несмело толкнулась радость. Он не обиделся, не увильнул от ответа. В его глазах, наконец, исчез этот еле уловимый, неприятный, расчетливый холодок.

— Просто я тут понял, — он криво ухмыльнулся. — Что я влюблен...

* * *

— Мама пригласила на чай, — вышла Нина на лестничную площадку.

Мы зашли к ней домой, потому что она подзамерзла. Одеться потеплее. Я сидел на подоконнике, смотря на ночной город. Да и сам я, признаться продрог, больно уж ветер сегодня прохладный, прям как зимой. Оно и верно, ноябрь на носу.

Я от себя офигевал. Знаком с девушкой уже чуть не месяц, а кроме прогулок, да нескольких поцелуев (да и то, вот, недавно, после того моего признания), ничего и не было. Но мне почему-то это нравилось. Нравилось и все, хоть убейте!

Я спрыгнул с подоконника, отряхнул штаны и решительно произнес:

— Ну, так и пойдем, — улыбнулся ободряюще. — Если ты не против, чтоб я зашел.

— Я не знаю, — замялась Нина. — Это несколько неожиданно получилось.

— Решение, стало быть, за мной? — спросил я.

Нина кивнула.

— Тогда идем! — весело произнес я. — Идем знакомиться!

* * *

"Просто чайная церемония!", — подумал я, смотря как мне наливают чай. Из заварочного чайника. Привык, блин, к пакетикам одноразовым.

Строгая на вид, высокая (для женщины, конечно) дама, что и производила сии манипуляции, Ольга Викторовна. Мама, как представила ее Нина. Что сказать. Типаж — учительница. Интеллигентная женщина, в очках, в строгой одежде, никакого халата. Кстати, она учительницей и была. Музыки. Неудивительно теперь, что Нина умеет играть на гитаре.

Напротив меня сидел высокий — же, крепко сложенный мужчина. Александр Николаевич. Папа. От него на версту несло властью. Руководитель. Глаза слегка прищуренные, взгляд оценивающий. Руки, лежащие на столе, сцеплены в замок ими опираются локтями о столешницу. Хозяин.

Нина была смущена. И сильно. Сидела рядом, слегка пунцовая. Так, понятно. Ранее никогда не проходила такое.

Признаться, мне тоже слегка не по себе. Не каждый день знакомишься.... гм... да. Не каждый день, в общем. Ну ладно. Будем собою, так будет лучше всего. Вот и первый вопрос, от папы. Кем, работаю.

— Работаю я адъютантом. Секретарем, — пояснил я, слегка улыбнувшись. — Или как сейчас говорят, личным помощником босса.

Александр Николаевич оценил незатейливую шутку, слегка улыбнувшись. слава богу, в этой семье нет строгого этикета. Мне без затей положили кусок торта на блюдце, и ложку чайную рядом.

— Саш, ну ты что сразу про работу, — слегка укоризненно сказала Ольга Викторовна.

— Да нет, все в порядке, — ответил я. — По тому, где человек работает и работает ли вообще, можно многое о нем понять.

Вот это спич я толкнул. Александр Николаевич заинтересовано посмотрел на меня.

— Я так понимаю, вам много приходиться работать с людьми? — задал он вопрос.

— Да, — просто ответил я. — Каждый день.

— А где. Если не секрет? — продолжал он.

— Саш, — опять сказала тем же тоном Ольга Викторовна.

— Нет, не секрет, — ответил я, позволив улыбку пошире. — В фитнесс-центре.

Александр Николаевич слегка удивился, но никак это не прокомментировал.

После ужина Нина немедленно утащила меня в свою комнату.

— Жень, ты на папу не сердись, — начала извиняться она, едва захлопнулась дверь.

— За что? — немного удивился я. — Я бы скорее всего тоже самое спросил на его месте...

... — Давай сюда, хватит, — смеясь сказала Нина, отбирая у меня гитару.

Мучил я инструмент уже часа два. И что-то получаться начало! Правда, пальцы болели немилосердно, но это фигня.

— Теперь тебе надо день, два передохнуть, — сказала Нина, ставя гитару к стенке. — Пальцы будут побаливать.

— Это точно, — согласился я.

Я схватил девушку за руку и, притянув к себе, усадил на колени.

— Девушка, вы знаете, что вы мне сильно нравитесь? — заявил я.

— Что, правда? — рассмеялась Нина.

Полчаса за поцелуями пролетели незаметно. Голова была хмельная, словно я шампанское ведрами пил.

— Знаешь, я все хотела тебя спросить, — Нина посмотрела мне в глаза.

В мои пьяные от страсти глаза. Улыбнулась.

— Ты всегда говоришь так? — наконец, спросила она.

— Как? — не понял я.

— Напрямую? Что думаешь? — уточнила девушка...

Дневник Нины.

Мне иногда казалось, что наша встреча была не изгибом судьбы. По крайней мере ей сильно помогли в этом. Мы знакомы уже больше месяца, а Женя продолжал меня удивлять.

Он удивительно точно угадывал настроения людей. И мое. Был, как бы это сказать, всегда вовремя. Не тяготил. Иногда реально казалось, что он читает мысли, настолько точно он это все делал.

И еще он был... какой-то цельный что ли. Непривычное ощущение. Странное. Рядом с ним так и хочется встать за его широкую спину. А он, скорее всего даже не задумается, зачем я это сделала, просто станет защищать. От всего.

У него как-то получается, легко ко всему относиться. Даже к трудностям. Он умудряется смотреть на привычные вещи с такой стороны, о которой даже не подозреваешь. Отсюда, наверно, и желание спрятаться за него.

А его привычка говорить, что думаешь. Правда, он сказал, что это только со мной так. Но я же видела, как он разговаривал с папой. Он ни разу не пытался приукрасить себя. Говорил, все как есть. Мне иногда кажется, что он вообще не умеет нервничать. Просто не знает, как это делается.