— ...Можно подумать, я без скафандра урод!
— Во-вторых, Лежер, кроме выводов “Палантира”, есть еще и мое мнение.
— И?
Пикап тронулся. Слева и справа полупустыня: песок да кактусы, слоеные извивы глины, долговые расписки ветров, пересохшие русла... Дорога прямее лазерного луча — самое оно “Призрачному гонщику” давить педаль, ввинчиваясь в багровый шар заходящего солнца.
Только вместо солнца дорога упирается в основание гигантского серо-синего торнадо, сизой пружины. Скоро покажутся на обочинах белые домики переселенческого лагеря, а далекие горы уже залегли на горизонте, точь-в-точь лиловые вечерние облака. Но над горами, даже над необъятной полустепью-полупустыней, царит неподвижный смерч Аризонского Орбитального Лифта.
Де Бриак уселся поудобнее, выключил автопилот и вдавил газ.
— И я думаю, что шутки кончились.
* * *
Кончились занятия космонавтов к самому обеду. А обедал Сергей вместе с дюжиной здоровяков Сэнмурва, и помогал им за это чистить большой черный котел. Хирдманы готовились к знаменитому фестивалю викингов на Йомсборге, в Польше. Собрав документы, они на сходке постановили: везти свой корабль трейлером до Западной Двины, спуститься по течению и пройти остаток по Балтике. До фестиваля оставался примерно месяц — викинги ворчали, что раньше Йомсборг проходил в более удобное время, а теперь почему-то сдвинулся почти на осень. Им же всем еще нужно будет вернуться обратно к началу занятий. А гнать против течения даже легкую, неглубоко сидящую в речке снекку — развлечение на любителя. На очень выносливого и очень, очень мотивированного любителя.
— ...В первых походах обязательно кто-нибудь отсеивался, — рассказывал Сэнмурв. Что Сергея удивило — в клубе даже самые крутые парни не бегали от грязной работы. Выпало жребием посуду чистить — и, какой бы ни уважаемый человек, вот хотя бы Сэнмурв, промеж своих викингов именуемый “хевдингом”, то есть, вождем — без малейшего недовольства взял котел за второе ухо и потянул на пару с новичком к озеру.
— А утопите посуду — вместе будете нырять! — крикнули вслед. Сэнмурв хмыкнул в нос, явно что-то припомнив — но с новичком, разумеется, не поделился. Зато про сам поход взялся рассказывать охотно; Сергей заметил, что у котелка-Сэнмурва даже голос поменялся с занудного на вполне себе человеческий.
— ...Это ты еще не слышал, как мы на Волках Одина от грозы выгребали, — натирая второй бок посудины, Сэнмурв зажмурился:
— Там не то, что вопли — глаза все выкатили с камазовскую фару величиной! Игру сам Гунтер делал. Сказал, типа, молодость хочу вспомнить. А у нас кораблик вышел шикарный. Только мачта не снималась: башмак под нее мы, по неопытности, вытесали криво. Чуть ветер посвежел, башмак и треснул. Пришлось мачту намертво заклинить: вернемся из набега, поправим. И вот, отошли мы от берега... Полмили где-то, на глаз точнее не скажешь. Ну тучи там, ветер, далекий гром. Но мы же викинги! Гребем, думаем: щас ка-ак приплывем в Новгород, ка-ак покажем тамошнему князю, кто круче...
Сэнмурв замолчал. Принялись в четыре руки тереть котел изнутри. Сперва песком: готовил Ворон, а у него пригарок получался всегда. Затем уже мочалкой. Сергей ничего не спрашивал, но хевдинг продолжил без напоминаний:
— И тут на самом горизонте ка-ак врежет молния! И мы все ка-ак посмотрим на мачту!
Ополоснули котел; выдержав еще одну паузу, Сэнмурв улыбнулся:
— И Хаген спокойно так — ну, мы же викинги, ты же понимаешь? — говорит: “Олав-кормщик, а не повернуть ли нам к берегу? Вспомнил я, что у нас на огне остался котелок с гречкой...”
А что гречка при варке разбухает, и при невнимании повара вылезает за новыми впечатлениями, Сергей как раз вчера узнал, когда на пару с Профи кашеварил, распевая: “Сказ о Профике-херсире, как варил он гречку”.
— И все как заорут: конечно! Гречка же! Микки нас убьет!
Сергей улыбнулся.
— Ну мы и повернули. А тут молния снова — и уже заметно ближе. Тогда-то я и увидел, как весла гнутся! А как рожи у всех перекосились, а орали как!
— И что, никто видео не снял? На тот же браслет?
Сэнмурв покачал головой:
— Мы же игровые рубахи носили. Чтобы времени побольше, закатали бы рукава. Только, знаешь, на самом деле перепугались. Не до красивых снимков... Ну, добро, вычистили. Понесли.
— А чего Микки-то собрался всех убивать?
— Он перед мастерами считался крайним за санитарное состояние. За раскиданную еду на поселение могли чуму наслать. Ну, игровую, конечно. Но все равно, зайдет мастер, покрутится, втихаря пакетик слабительного в еду сыпанет — никому мало не будет. А так-то Микки двуручником владеет здорово. Не то, что Винни — даже Марку до него далеко. Правда, как-то раз на подмосковных “Драконах” Микки здорово влип из-за этого своего мастерства.
— Врезал кому-нибудь не тому? Ну там, сынка чьего-то победил?
Хевдинг нахмурился:
— А почему ты сразу про это подумал?
— Да не знаю, как-то само...
— Порядочки там у вас. Понимаю, отчего ты возвращаться не торопишься.
Парни внесли котел в помещение и поставили на поддоне обтекать.
— Так что Микки?
— Ну... Заехал на игру он соламнийским рыцарем. Попал он в эскорт принцессы. А полигон там... Километров семь на восемь, примерно. Как пойдешь кого воевать, то и жратву, и палатки с собой понесешь. Домой-то за каждым литром пива не набегаешься.
— И чего?
— И вот несет Микки с тремя друзьями паланкин принцессы. Жарко. Доспехи. Один двуручник под четыре килограмма, он же понтовый, с широким лезвием. Боевые и то легче.
— Эспадон, — важно кивнул Сергей, уже поднабравшийся терминологии. — А почему паланкин тащили рыцари? Не по чину же?
Сэнмурв задумался.
— История не сохранила. Может, всех носильщиков перебили в бою, типа, остаток отряда... Короче, примерно на середине пути встречает их главный гад. Как там его... Лорд Сот? И с ним десяток нежити. То есть — все, приехали. Можно втыкать мечи в землю и ползти в мертвятник, отдыхать. Но Микки же рыцарь! Он говорит Соту: один на один? Тот вроде как тоже рыцарь, хоть и проклятый. Отказ от вызова — поруха чести. Берут они двуручники, Микки с полчаса превозмогает...
Сэнмурв поежился:
— Четвертьпудовой тренировочной шпалой. На жаре. Доспех натирает. Тапочки — ну, обувь игровая — скользят. Пот затекает, куда не надо. Почесаться нельзя! Но ладно. С небольшим преимуществом выигрывает Сот, а Микки, соответственно, красиво помирает на публику, предвкушая тень и холодное пиво в мертвятнике.
Сергей опомнился и закрыл рот. Сэнмурв понимающе усмехнулся:
— Впечатленный таким героизмом, лорд Сот всей команде дарует свободный проход. А их осталось трое. А паланкин под четверых. Отдергивается занавесочка, высовывается изящная ручка, замотанная до полной неразличимости, в ней золоченый амулет оживления. Раздается писк: “Волей светлой принцессы... Я воскрешаю тебя, храбрый рыцарь!”
— Типа, нехрен тут валяться, вставай и тащи паланкин дальше?
Сэнмурв заржал, уже не скрываясь. Да и Сергей засмеялся тоже. Они вышли в главное помещение клуба, хевдинг закрыл дверь ангара.
— Сэнмурв, хочу спросить. Мне, по-хорошему, давно пора сдаваться идти. Все никак решимости не наберусь. Не посоветуешь чего?
Хевдинг выпрямился и несколько мгновений смотрел на черные стрелки клубных часов.
— Ты, наверное, уже заметил, что мне Змей... Не так, чтобы нравится. Да чего там, тошнит меня от его пафосной скользкой морды. Но в одном я с ним соглашусь. Помнишь, что он сказал на тренировке вчера, когда пришла тетенька с мальчиком?
— Типа, возьмите моего дитенка и сделайте из него мужчину? А... Помню.
— Вот именно, Сергей. Вот именно. “Учитель открывает дверь. Входишь ты сам”.
* * *
Сам Змей ответил точно так же, а еще нагрузил Сергея, уже как своего:
— Я гляжу, ты в космосе шаришь. Помоги сейчас Винни на литературе, он там чего-то изваял сверхгероического, и теперь не может распутаться. Недостает образования прожженному гуманитарию, — Змей улыбнулся подошедшему Винни, — его уровень сочинение: “Как я провел лето”.
— Так и провел, — буркнул Винни. — Глядь на календарь, а там завтра лето. Ну, я живо в котловане спрятался — оно меня и не нашло. Вот как я провел это мерзкое дождливое питерское лето!
— А чего питерское? Отсюда до Питера девятьсот километров.
— А того, что здесь арматурщику платят шесть сотен, а там пятнадцать. Уж если хоронить себя на три месяца в котловане, так не задаром. Ну и погода там...
Винни потряс кистями с неожиданно длинными пальцами:
— Лето у них, короче, за нарушение правил эксплуатации отключили. Потом, если новых залетов не случится, включат обратно.
При вступлении в клуб Винни выбрал себе другое имя, так и не прижившееся. А называть его жирным или толстым — что напрашивалось — могли считанные люди. Марк наверняка: индеец безоговорочно лучший боец “Факела”. Хорн скорее всего: Сергей видел, как тот движется на тренировке. Змей — под настроение. Настроение у Змея менялось часто и сильно. Хотя сам Змей это знал и старался парировать — но душевные бури отражались на всем, что бы руководитель “Факела” ни брался делать. Под настроение Змей мог раскидать по углам ристалища хоть Марка с Хорном, хоть шестерку хирдманов Сэнмурва. Мог передавить аргументами целый совет клуба или найти решение для программистов, которому позавидовал бы Лис. Но без настроения тот же Змей пропускал удары от новичков и страшно тупил над задачками начального уровня.
Только вот ни Змею, ни Хорну, ни Марку обзывать Винни жирным просто в голову бы не пришло. А всем другим Винни мог заткнуть хлебальник одним движением. Как Змей боролся с излишней чувствительностью, так Винни сражался с весом и даже кое-чего в этом направлении достиг. Например, двухметровой алебардой вертел не хуже, чем Сергей ключами на пальце.
Так что историю прозвища Винни под большим секретом поведал Сергею ночной дежурный:
— Случилась фигня на игре по славянам. Делали игру тульские, и там построили деревянные крепости — в натуре, как в кино! Э-э... Ну то есть, полный аутентик! Ну, ты понял?
Умение кивать и делать восхищенные глаза выручило Сергея еще раз.
— ... И вот мы штурмуем Чернигов. Забрасываем кошки, по веревкам на стену. А правила игры такие, что если кошка зацепилась, ни ее, ни веревку уже не трожь. Влезет боец на стену — там уже сражайтесь. А стены штурмовые, ты же правила читал, не выше двух метров. Ну и вот, Винни закидывает кошку, подергал — зацепилась. Пошел — а кошка выломила кусок бревна, и Винни метров с полутора на землю хрясь! Битва стоп, все сбегаются. Напряженная тишина. И такой голос из толпы: “Винни! Ты не ушибся?”
Новичок недоверчиво сощурился:
— И со спиной у него теперь все нормально?
— Ну, во-первых, он же в доспехе шел. Во-вторых, медицина у нас не девятого века.
После рассказа Сергей присматривался к Винни на тренировках — пухлый не пропустил ни одной — но даже малейших признаков больной спины не заметил. Сергей видел в интернате — да и на медицине рассказывали — что сильные удары бесследно не проходят; но пока что Винни двигался вполне бодро. Вот и сейчас: глянул в зал, распорядился тащить столы, одной рукой вынул из-под крышки тяжелый проектор... Какое же имя он сам выбрал?
— Винни, а на стройку ты пошел, чтобы потом писать реалистично? Ну, как в жизни?
Винни оглядел помещение: литературный кружок деловито раскладывал планшеты. Девочки уже хихикали над новыми рисунками Одержимого. У стены Клей и Абдулла, так и этак помавая вокруг себя блестящими ятаганами, степенно выясняли, могла ли написанная боевая сцена произойти на самом деле.
— “Реализм — это как в жизни" — плохое определение, школьное, — сказал Винни. — Литературные направления определяются по героям. В классицизме все герои четко делятся на правильных и неправильных, не бывает половинчатых или там: “нашим и вашим”. Правильные выражают мысли и идеи автора, неправильные им противостоят. Вот у Круза, “Люди Великой Реки”, четко свои — и не свои.
— А я думал, классицизм это про древних греков. Ну, где колонны и кариатиды.
Винни понимающе кивнул и продолжил:
— Сентиментализм — герои всю книгу демонстрируют свой тонкий и возвышенный внутренний мир. Типа, душу наизнанку.
