Скользкая дорога

Кстати, насчет литературщины. Тот шелкопер, что расписал нашу перестрелку — Марк Твен и есть. Тот самый, что про Тома Сойера написал...нет, потом напишет. Я сразу как-то недотумкал, кто автор, хотя еще в первую встречу с Куном имя журналиста показалось смутно знакомым. Но просквозило мимо сознания, не зацепившись. А по настоящему мы познакомились на днях. С подачи мэра. Мистер Кун ничего не оставляет без внимания, я его даже побаиваться начал. Так, слегонца. Все контролирует! И когда успевает?

Пересекшись в его приемной, мы были представлены друг другу и мэр посоветовал подружиться, мол, жизнь богата сюрпризами, а много друзей это гуд! Гуд так гуд, мы зацепились языками, благо повод был и пошли в город. Особых дел у обоих не оказалось, с утра день был хороший, какие тут редко весной бывают, чего бы не погулять. Я про город расспрашивал, он — про меня, про русских и Россию. Сразу пришлось врать, что контуженый — опять задвинул краткую версию своей легенды. Ходили мы по Сан-Франциско долго. Мне раньше недосуг было без дела шароё....хм, разгуливать, а тут такой гид. Вряд ли когда еще такая халява выпадет.

Сначала я его ругательски ругал за ернический стиль, который, по моему мнению, совсем не годился для описания трагедии в Сакраменто. Какие могут быть шутки, когда погибли и ранены люди — отец Михаил, хозяин сгоревшего бара, да много еще кто. Однако Сэм жестко огрызнулся, что журналистский стиль его визитная карточка и менять его в угоду сиюминутным обстоятельствам не собирается, что бы там такие фраера, как я не думали. Чуть всерьез не разосрались. Меня залупила его молодая наглость, а его — мой назидательный тон. Но унялись как-то, хватило ума.

Упертый он парень, по жизни ехидный и въедливый. Вопросики задает как матерый опер. Журналист, хуле... Выпить, кстати, совсем не дурак, что выяснилось, когда внезапно начавшийся дождь нас загнал в портовый кабакторий. Языковый барьер тоже куда-то исчез. Походу, между пьяными его не существует! Чем дольше мы там сидели, тем проще было общаться. Сэм понимал мои шутки и анекдоты с полуслова. А я — его. В кабаке нашу компанию разбавил, или влился, не знаю, как будет точнее, мой старый знакомый Питер! Он только с Камчатки вернулся. Зашел к местному бармену за свежими слухами да рюмаху опрокинуть, а тут мы нарисовались.

Нет, поначалу все было пристойно. Пока черти не дернули Сэма за язык и он не проговорился бармену, что я — тот самый Васья, что пострелял бандитов в Сакраменто. Реклама — это я вам скажу, сильная штука! Каждый рвался с нами выпить! Со мной как героем, с Сэмом, как с журналистом, а с Питером — за компанию. Бармен подначил, а Питер повелся и мы устроили пострелушки на местном пирсе. Я думал отказаться, но понял, что не выйдет — ганфайтер от состязаний не отказывается, иначе репутации конец. Повезло — попал из своего Неви на тридцать шагов в горлышко бутылки, а Питер ее разбил следующим выстрелом. Сам удивился, с кошмарным спуском Нэви и срывом курка, сродни пулеметному, иначе как пьяной удачей такой выстрел не объяснить.

Но лучше бы я промазал. Нам рукоплескал весь кабак! Нам наливал весь кабак! Не каждый день можно так запросто выпить с местными знаменитостями. А тут такие клевые парни, как ганфайтер Васья , журналист Сэм Клеменс и капитан Болен! Нас звали на поиски Тортуги, нас приглашали в кругосветное путешествие, нам сулили все золото Калифорнии и сокровища индейцев Амазонки! Все желали приключений в нашей компании! Даже припершиеся на выстрелы полисмены, просто посоветовали спрятать револьверы и продолжить гулянку. Бухнув на халяву, они удалились. Потому что дальше понеслась по настоящему жесткая пьянка. Главное отличие от нашей — янки и к ним примкнувшие не приучены закусывать! Так, арахис какой-то, сухарики, типа наши орешки-кириешки да вода на запивку. И никто этим ослам так и не объяснил, что крепкий алкоголь заедают! Я пытался, но ...кто из пьяных будет слушать пьяного? После поллитры слушают только себя.

Под действием алкоголя у прекрасного пола обострились врожденные инстинкты и нас снимали портовые шлюхи и местные дамы полусвета. Мы от них с трудом отвязались, но инстинкты проснулись и в нас. Мы покинули порт и вроде пошли в ресторан, где, по словам Сэма, жарят отменные стейки и можно пообщацо без орущей вокруг пьяной толпы. Но почему-то ноги нас привели в самый дорогой и элегантный городской бордель. Девочки мадам Дюваль оказались прелестны (особенно если посмотреть на них сквозь литр выпитого алкоголия), сравнительно чистые и не вульгарные. Там мы и заночевали, окончательно выбившись из сил. Хорошо, что презервативы я по приезду переложил из аптечки в карман. Кстати, мадам Дюваль где-то отыскала среди ночи жаренную курицу и накормила меня. Ну не могу я спать, не придавив едой грозно перекатывающийся в пустом желудке литр крепкого виски, чревато оно...и несмотря на возраст, эта грациозная полуфранцуженка-полукитаянка делает изумительный минет, мне понравилось....

Пробуждение было страшным, а день жутким — головная боль, жесткий сушняк, тремор пальцев, в общем все прелести города Бодун. Все, хоть раз в жизни, посещали место оное. Молочка бы холодненького, да отлежаться в тишине, а мы стояли, как описавшиеся пудели в кабинете Куна и он нас отчитывал как подростков.

Мне досталось меньше всех, как человеку неженатому, Сэм отхватил чуть больше — оказывается, у него были матримониальные планы, известные мэру! И репутация любителя клубнички могла серьезно их испортить. Кун фактически разогнал нас в разные концы света: приказал Сэму ехать в путешествие, мол, пока то да се, сплетники интерес потеряют. А Европа и Ближний Восток ждут американских бытописателей. Сэм залепетал, денег, мол, нет, Кун рукой махнул — полковник Маккомб искал, куда деньги вложить, будет спонсором, ждет в соседнем кабинете. Питер, как единственный в нашей компании женатик, отхватил по полной — Кун пообещал в случае, если тот продолжит загулы, настучать его жене. Но обошлось. В июне Сэм уехал в Европу, а Питер ушел на Камчатку. В начале июля я официально принял должность, получил внушительного вида бумагу, удостоверяющую мои полномочия и первое жалование. Тут же принял на работу секретаря, трех охранников и во главе небольшой свиты погрузился на ближайший пароход до Новоархангельска. Вот, двигаюсь.

Глава одиннадцатая. Дела житейские и не очень.

— Каковы результаты, мистер Трамп? — Кун деловит и строг.

Я даже растерялся.

— Хм...а что вас интересует, мистер Кун? — выходит несколько хамовато. Мэр недоуменно поднимает взгляд от лежащих на столе бумаг. У него недовольное выражение лица и раздраженный тон:

— Мистер Трамп...., — тут он спохватывается. Извиняющимся тоном произносит: — Я извинится, Бэзил, я устал. Очень много дел.

У него и вправду усталый вид. Глаза невысыпавшегося несколько дней человека, мятые движения.

— Генри, что с вами? Вы не больны?

Кун кивает.

— Мне не-здо-ро-ви-цо, — по слогам произносит он, трет и морщит пальцами лоб, — Но я вас позвал не жало-ва-цо на здоровье. Расскажите, Бэзил, что происходит на Аляска. Прошу сесть.

Я сажусь напротив него, кладу на стол папку с бумагами, раскрываю ее:

— Генри, вы лучше задайте вопросы. Вас вряд ли интересует лирические описания природы или бытовые подробности жизни аляскинских туземцев.

Мэр согласно наклоняет голову:

— Вы есть прав, Бэзил. Я хочу знать подготовка передача территори русскими.

— Нет никакой подготовки. РАК (80) на Аляске власть, но в первую очередь коммерческая компания. Её местные начальники всерьез озабочены потерей доходов и выжимают прибыль из всего, что может ее принести. Они торгуют участками земли, на которых расположены дороги от ледников , они выгребли все меха у охотников, рассчитывая продать их по завышенной цене, они торгуют своими зданиями. Пожалуй, все.

— Торгуют участками земли? Кто покупатель?

— Со мной на корабле в Ново-Архангельск прибыла целая компания спекулянтов. Тех самых, что торговали в Сан-Франциско акциями шахт, рудников...Они и скупают участки. В местном кабаке уже торги и аукционы между собой устраивают.

Кун брезгливо дернул кистью правой руки, как будто стряхивал с нее что-то:

— Это инсект э-э-э букашка никого не интерест. Из серьезный люди кто-то есть на Аляска?

— Я не знаток местных финансистов и промышленников. Знаю, что с главой РАК ведет дела некий Гатчиссон. Он даже жил в его доме одно время. Учитывая, что основой статьей дохода РАК была пушнина, считаю, что договаривался Гатчиссон именно о ее покупке.

Кун со значением поднял вверх указательный палец правой руки.

— Вы сделать верный вывод. А что вы думать о другой бизнес на Аляска?

Я удивился:

— Какой другой бизнес, Генри? Там для бизнеса ничего нет. А то, что есть — одна большая проблема.

Мэр задумчиво погладил свою норвежскую бороду:

— Что есть проблэм на Аляска?

— В первую очередь люди. Сейчас там живет две с лишним тысячи русских и креолов, способных к труду. Для такой территории — мизер, пустыня. Кстати, бОльшая их часть после передачи уедет в Россию. Я говорил с ними — они не хотят оставаться.

Местное население — индейцы колоши или тлинкиты, живет своей первобытной жизнью. Русские смогли принудить их к миру между племенами и запретили приносить в жертву людей. Привлечь в православие и приохотить к более-менее цивилизованной жизни из них удалось лишь единиц. Свои их сразу стали считать отступниками и предателями. Креолов из колошей тоже почти нет. Их женщины с удовольствием блудят с белыми, но рожденных детей племя уносит в тайгу и растит настоящими индейцами. Привлечь тлинкитов к труду, хоть за деньги, хоть силой — бесполезно. Я вообще поражен, почему мои соотечественники цацкались с этими агрессивными лентяями столько лет. Наверное, по малолюдству — тлинкитов в разы больше. На Аляске полно северных оленей, которых в России приручили. Якуты и эвенки их пасут огромными стадами и живут зажиточно. Эти же, слов приличных нет, наловят летом и осенью рыбы, руками рабов натопят рыбьего жира, вырастят картошку, а потом всю зиму пьянствуют.

В общем, нужны трудоспособные переселенцы. Много. И тут во весь рост встает вторая проблема— суровый климат и как следствие, отсутствие достаточного количества продовольствия. Товарное сельское хозяйство на Аляске развить невозможно. Русские пытались, но не смогли. Пахотную землю сначала нужно расчистить из под тайги, что само по себе адский труд, я на Амуре видел...калифорнийцы не потянут. Потом ее нужно удобрять и раскислять. А нечем! Нужен навоз и известняк. Но даже подготовив пашню, мало чего добьешься — туманы на корню убивают рожь и пшеницу. Потому зерновые на Аляске русским вырастить не удалось. Нет зерновых — нет хлеба, нет фуража для скота. Максимум что получилось — картофельные огороды. Их даже индейцы держат, им понравилась картошка. Короткое лето, туманы и постоянные дожди делают тамошнее сельское хозяйство непродуктивным от слова совсем.

Скотоводство невыгодно по той же причине — домашнему скоту нужны летние выпасы, а зимой теплые помещения и запасы кормов на зиму. Строительство животноводческих крытых ферм и заготовка кормов в условиях Аляски — тяжелый, почти неподъемный труд для здешних фермеров, привыкших к теплому климату. Русские выращивали хлеб и скот на мясо в форте Росс, возили продовольствие кораблями из России и покупали у Гудзонбайской (81) компании. Их затраты окупались только высокими ценами на пушнину. Какой еще бизнес может дать прибыль, сопоставимый с пушной торговлей? Если завозить много продовольствия, это непомерно увеличит расходы на любой вид деятельности. А питаться одной рыбой и картошкой переселенцы не будут. Да и не смогут, они не русские и не индейцы. На таком рационе приезжие вымрут в первую же зиму от цинги.

Остается заготовка леса, рыболовство и золотодобыча. Но лес на Аляске взять непросто, у побережья он некачественный. А вглубь тайги нет дорог. И доставка....есть места ближе. Время для леса Аляски еще не пришло.

Рыба....сезонная работа, дешевый товар. Остальное время рыбаки будут пить и безобразничать, ссориться с индейцами, на полиции разоришься, проще сезонных рабочих завозить. И нужны холодильники или засолочные пункты, нужно много соли, нужно строить склады для нее и для соленой рыбы, завозить бочки, дорогие сетематериалы. Нужны большие вложения без ясных перспектив. Есть богачи, готовые рискнуть деньгами при таких условиях? Мне таковые пока неизвестны.

Золото. Его нет. Только слухи, досужая пьяная болтовня с чужих слов. Прииск на Стахине (82) , который выработался за одно лето — не показатель. Такое золото можно намыть в любом морском заливе, прибой работает как промывочный прибор тысячи лет. Гудзонбайцы не стали вкладываться, плюнули, хотя Стахин на их территории. Людей, видевших золото Аляски, за этот месяц мне обнаружить не удалось. Значит, нужны геологи, нужны экспедиции, геологоразведочные партии, опытные шурфовщики и промывальщики, инструменты, оборудование, продукты. Вьючные лошади, наконец, которых тоже надо завозить. Нужно время на экспедиции, которые возможны только летом. Нужны деньги и подарки местным вождям, потому что тлинкиты воинственны и считают территорию своей, на которую белых они только пустили, чтобы брать у них оружие и водку. Поделиться знаниями с бледнолицыми индейцы не хотят. А начни мы бродить по тайге и копать их речки и ручьи своим разумением, без спроса — да тлинкиты перережут экспедиции и все изыскания пойдут прахом. Кстати, Стахинских старателей они частично и вырезали. За наглость. Те привыкли, что в населенных местах индейцы более-менее мирные, их можно безнаказанно притеснять. Но тут не вышло. Даже искать будет некого, там первобытная глухая тайга.Затраты, которые неизвестно когда окупятся. И окупятся ли...Мой вывод таков — Аляска, без сомнения, край богатый и нетронутый. Но быстрой отдачи с нее не будет.

Я осекся. Кун смотрел на меня, слегка приоткрыв рот.

— Генри, вам плохо?

Он закрыл рот. Улыбнувшись, сказал:

— Бэзил, вы снова удивить меня. Собрать много информейшн за мало времья. Вы много знать про агрокультур, охота, геологист. Вы думать масштаб. Видеть проблэм. Это гуд, очен карашо.

Он внезапно сменил тему:

— Вы где остановиться?

— Пока нигде. С корабля сразу к вам. А мои китайцы — в приемной.

Мэр пожевал губами, глядя в стол, потом вскинул на меня глаза:

— Бэзил, я вам рекомендовать остановиться мой дом. Вы мне не делать тесно. Жить конура на стройка, для человек ваш статус не есть гуд. Вы есть важный чиновник. Вы встречать серьезный люди. Работать с документы. Привести женщина, в конце концов!

Можно снять номер гостиница, но расходы сделать ваш жалований большой дыра. А мой дом есть отдельный комната и кабинет с отдельный вход. Китайцы, хм .... я их не приглашать. У них есть семья, они могут остановиться свой дом. Но они могут приходить день, быть охрана на вход, будет вну-ши-тель-но! Вы меня понимать?

Я встал и наклонил голову резким кивком:

— Генри, я вас отлично понял. И, конечно же, принимаю ваше приглашение. Если быть честным, хотел бы им воспользоваться немедленно. Корабельная качка меня очень утомляет. Китайцы, вне всякого сомнения, будут жить дома, они скучают по своим семьям. А днем будут нести службу, это действительно создает определенную внушительность моей миссии. Разрешите вас оставить?