После этих слов девушки переглянулись, а затем дружно прыснули от смеха и побежали в комнату молодой хозяйки. Несмотря на холодность господина барона к дочери, большинство слуг очень любили Люсию, а с горничной они и вовсе были почти подругами.

По давно заведенной традиции, в среду Пётр Викторович Барановский обедал у своего двоюродного брата. Они, вообще, были очень дружны и часто проводили время вместе. Паулина Антоновна — жена Владимира, так же хорошо относилась к нему и обычно была рада его видеть. Но сегодня что-то пошло не так.

— Я очень рада, что вы пришли, дорогой кузен, — вроде бы радушно поприветствовала она его, но в голосе хозяйки дома явно прозвучал металл.

— Что-то случилось, дорогая? — первым почуял неладное муж.

— Да и нам нужно об этом поговорить.

— Может быть после?

— Нет, немедленно. Просто разговор касается вас обоих.

— Слушаю вас, — удивленно отозвался Пётр Викторович.

— Для начала, господа, позвольте представить вам эту молодую особу. — С этими словами Паулина Антоновна вывела к заводчикам совсем юную, но при этом очень красивую девушку. — Её зовут Степанида Филиппова, прошу любить и жаловать!

— Ой, барыня, скажете тоже, — покраснела как маков цвет Стеша.

— Погодите-ка, — припомнил фабрикант. — Да ведь это дочка нашего Степановича, не так ли?

— Именно так, дорогой кузен, — ответила ему Барановская и обернулась к своей гостье. — Не смущайся, милая, и расскажи этим господам, всё что только что поведала мне.

— Вы уж простите меня — дурочку необразованную, если что не так, — начала свой рассказ дочь машиниста. — Только я просить пришла, за Дмитрия. Не прогоняйте его а?

— Какого Дмитрия? — переглянулись, ничего ещё не понимающие кузены.

— Ну, квартиранта нашего — Будищева!

— Ах вот ты про кого. Не беспокойся, как тебя — Стеша? Так вот, никто не собирается увольнять твоего Будищева. Он, конечно, совершил ужасный поступок, и его совершенно поделом забрали в участок, но, я полагаю, скоро всё образуется, и он вернется к работе.

— Да он же не со зла! — горячо воскликнула девушка, но Пётр Викторович её перебил.

— Конечно-конечно, так вот взял и совершенно не со зла, избил пожилого человека!

— Так ведь он за Сёмку заступился!

— За какого Сёмку?

— Известно за какого — Трифонова! Ну, ученика на вашем заводе.

— Это какого Трифонова, того что в больницу угодил? Погоди, а при чём тут он?

— Так это же Никодимыч его избил!

— Какой Никодимыч... мастер Перфильев?!

— Ну-да! Вот Дмитрий-то и взбеленился!

— Девочка, а ты ничего не путаешь?

— И ничего я не путаю! — сердито отвечала Стеша. — Всем известно, что Никодимыч почем зря к Семке придирается и за всякий проступок норовит затрещину дать! Вот и получилось так.

— Подожди, одно дело затрещину, — это дело житейское, а другое...

— Уж не хотите ли вы сказать, кузен, — вмешалась Паулина Антоновна, — что одобряете подобные методы?

— Увы, дорогая моя, в управлении предприятием, иногда приходится прибегать к мерам далёким от гуманизма!

— Я ушам своим не верю!

— Не делай поспешных выводов, дорогая, — прервал негодование жены Владимир Степанович. — Это всё, конечно, ужасно, но такова жизнь!

— Но неужели нельзя как-то иначе? — не сдавалась женщина.

— Отчего же нельзя — можно-с! — отвечал её уже изрядно взведенный Пётр. — Мастер имеет право оштрафовать нерадивого работника, в том числе и ученика. Но как вы думаете, многоуважаемая Паулина Антоновна, а что будет, когда этот Сёмка придет домой без своего обычного заработка?

— И что же?

— Известно что, — выпалила Стеша. — Отец его выдерет, как сидорову козу!

— Вот видите! — продолжил фабрикант, обрадованный такой поддержкой. — И это будет куда неприятней затрещины от мастера.

— Ага, он у него на расправу лютый! — подтвердила девушка.

— Но не избивать же ребенка до полусмерти!

— Нет, конечно, но имело ли место подобное событие?

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что если бы Перфильев так избил это самого Сёмку, будьте покойны, мне бы немедля стало известно об этом, и я принял надлежащие меры!

— Уж не думаете ли вы, что мальчик сам себе нанес эти побои?

— Разумеется, нет! Однако же, эта травма вполне могла быть следствием неосторожности. А Будищев, мог, не разобравшись, бог знает, что себе вообразить, и начать вершить "правосудие".

— Кстати, это на него похоже, — поддакнул Владимир Степанович.

— И ничего он не вообразил, — снова вмешалась Стеша. — Я у Сёмки в больнице была, и он мне всё рассказал!

— Вот видите! — обрадовалась Паулина Антоновна. — Что я вам говорила?

— Это меняет дело, — задумался Барановский-старший. — Хотя действия его в любом случае недопустимы! Он мог довести нам об этом инциденте и мы бы приняли надлежащие меры.

— Я же говорил, что надо помочь нашему гальванёру, — сокрушенно вздохнул его кузен.

— Да ничего страшного, — пожал плечами Пётр. — Сегодня же отправлю поверенного, проверить эти обстоятельства и если всё подтвердится, уже завтра он будет на свободе...

— Да он уже на свободе, — воскликнула дочь Степаныча. — Просто батюшка осерчал и из дома его выгнал. А кабы вы не стали Дмитрия увольнять, так он бы, глядишь, и смягчился.

— Как "на свободе", когда?!

— Так вчера ещё. Только мужики наши возвращаться с работы начали, так и он появился.

— Ты что-нибудь понимаешь? — удивленно спросил у кузена Владимир.

— Нет, а ты?

Тут в комнату, где проходили столь оживленные переговоры, вплыла пышная фигура горничной.

— Так на стол подавать или нет? — певучим голосом, поинтересовалась она. — Остынет же!

— Да, конечно же, подавай, Глафира, — обрадовался возможности закончить неприятный разговор под благовидным предлогом Владимир Степанович. — Господа, прошу к столу.

Его кузен, очевидно, испытывавший те же чувства поспешно согласился и проследовал в столовую. За ним двинулся хозяин квартиры, и только Паулина Антоновна немного задержалась.

— Милочка, я за всеми этими волнениями совсем забыла спросить, не голодна ли ты? — спросила она у о чём-то задумавшейся Стеши. — Если, да, то я сейчас же распоряжусь...

— Что вы, барыня, — смутилась девушка. — Сытая я. Да и домой мне пора уж, а то батюшка заругает, если узнает, куда я бегала.

— Тогда не буду тебя задерживать. Ступай и ни о чём не беспокойся. Я обо всём позабочусь.

— Благодарствую. И простите меня дурочку необразованную, если что не так сказала.

Выпалив это, дочка машиниста поспешно покинула квартиру фабриканта, и лишь оказавшись на улице, перевела дух.

— Так вот ты какая — Глафира, — пробормотала она и взгляд её на мгновение стал острым, будто бритва. — Ну ничего, я тебе когти-то подкорнаю, кошка драная!

В воскресенье весь Петербург стремится покинуть душный и пыльный город, чтобы хоть на краткий миг забыть о многочисленных заботах, и оказаться где-нибудь поближе к природе. Люди состоятельные снимают для этого дачи, где и живут в свое удовольствие. Публика попроще обходится пикниками. Разумеется, и в этом деле есть градация. Одни отправляются за город в наемном экипаже, и, заняв со своими спутниками целую поляну, проводят время весело и непринужденно. Другие же, положив в корзинку нехитрую снедь, сначала путешествуют до окраины на конке, потом идут пешком и, оказавшись в замусоренной предыдущими отдыхающими роще, с трудом находят себе более или менее чистый уголок для скромного отдыха.

Среди многочисленных компаний, выехавших в тот день на природу, совершенно затерялась одна, состоявшая из двух очаровательных барышень и их кавалеров — представительного господина и двух молодых людей.

Прислуги у них с собой не было, но пока юноши пытались развести огонь в самоваре, дамы быстро расстелили большую скатерть и разложили на ней прихваченные с собой припасы. Для пикника всё было готово, но, похоже, что к их компании должен был присоединиться кто-то ещё.

Удивляюсь я вам, Гедвига Генриховна, — рассыпался в комплиментах молодой человек постарше. — Всё-то у вас в руках спорится. Что платье сшить, что на стол накрыть.

— Что же тут удивительного, Григорий, — улыбнулась в ответ девушка. — Я с детства привыкла помогать матери по хозяйству. Поэтому мне всякое дело привычно.

— Но вы всё делаете с таким изяществом...

— Оставьте, Гриша, — мягко остановила она его. — Мы ведь здесь, кажется, по делу?

— Да-да, конечно, — спохватился тот и воровато оглянулся, не обратил ли ещё кто внимание на то, как он распустил хвост.

Однако Ипполит Сергеевич был занят лошадью, Искра, как обычно, погружена в свои мысли, а Аркаша вообще никого кроме неё не видел, хотя и старался держаться поодаль.

— Что с бедным мальчиком? — поинтересовалась модистка. — В последнее время он сам не свой.

— Влюблен-с, — ухмыльнулся в ответ студент.

— Это вовсе не новость, — покачала головой девушка.

— Вы заметили?

— Тут и слепой бы заметил. Но я так же вижу, что с ним определенно что-то происходит. Вы не знаете — что?

— Взрослеет, — пожал плечами Григорий, отлично знавший, после чего именно бедолага-гимназист ходил как мешком ушибленный.

— Но где же Максим? — обеспокоенно спросил Крашенинников, распрягший, наконец, пролетку и вернувшийся к компании. — Пора бы ему и появиться с новым знакомым.

— Кстати, а кто этот таинственный "новый знакомый" нашего друга? — спросила Гедвига. — Вы только и делаете в последнее время, что шепчетесь о нём, так что я совершенно заинтригована.

— Не знаю, — с деланным равнодушием ответил Григорий и отвернулся.— Я никогда его не видел.

Услышавшая ответ Искра поморщилась от столь неприкрытого вранья, но вмешиваться не стала и принялась отгонять мух от провизии. Аркаша сделал робкую попытку помочь ей, но наткнувшись на внимательный взгляд, ещё больше стушевался.

— А вот и они! — воскликнул Ипполит Сергеевич, заметив подходивших к ним двух молодых людей.

Хотя Максим был настоящим богатырём, его спутник совершенно не терялся на его фоне. Тоже довольно рослый, но более сухой телосложением, с приятными чертами лица. Впечатление немного портили фатоватые усики, придававшие ему несколько легкомысленный вид, но внимательный и цепкий взгляд, выдавал в нём человека бывалого и решительного.

— Здравствуйте, товарищи! — шумно поприветствовал собравшихся мастеровой. — Вот, привел к вам, как и обещался, своего нового друга. Это — Дмитрий — прошу, как говорится, любить и жаловать!

— Чрезвычайно рад знакомству! — церемонно заявил Крашенинников и протянул руку.

— Взаимно, — хмыкнул Будищев в ответ и крепко пожал её.

Окинув быстрым взглядом поляну, он тут же узнал побледневшую и переменившуюся в лице Гесю, а так же её спутницу, бывшую с модисткой в магазине Линдстрема.

— Слышал о вашем деле, — продолжал Ипполит Сергеевич, после церемонии представления. — К сожалению, я слишком поздно узнал о нём, а то бы немедля вмешался. Помочь человеку, вступившемуся за ребенка, я полагаю священным долгом...

— А вы — прокурор? — бесцеремонно перебил его новый знакомый.

— Нет, я — адвокат, — отозвался Крашенинников, которого трудно было сбить с толку вопросом. — И всегда готов прийти на помощь к невинно пострадавшему.

— Тоже неплохо. Но это не про меня.

— В смысле? — смешался-таки оратор.

— Ну, я к "невинно пострадавшим" точно не отношусь, — охотно пояснил Дмитрий. — Я реально дал мастеру по физии, за что и загремел в участок.

— Но ведь он избил мальчика, не так ли? — пришла на помощь Ипполиту Искра.

— Было дело.

— Я вам так завидую! — вмешался в разговор, молчавший до сих пор, Аркаша. — Вы сделали настоящее дело и даже побывали в тюрьме...

— Дурное дело нехитрое, — хмыкнул в ответ гальванёр.

— Вы, как будто, совсем не гордитесь своим поступком? — изумился гимназист. — Разве выступить против преступного режима — дурное дело?

— Дурное дело — попасть в тюрьму!

— Как это верно сказано, — поддержал Будищева Крашенинников и попытался вернуть разговор в заготовленное русло. — Ну, что же, товарищи, раз уж все в сборе, прошу к столу, точнее, некоторым образом, к скатерти.

Немедля были откупорены бутылка водки для мужчин и марсалы* для дам и наполнены стаканы.

— Ну, что же, давайте за знакомство!

— Ага, за случайное, — вполголоса заметил Дмитрий, но отказываться не стал.

Все, кроме Аркаши, которому на сей раз не наливали, с удовольствием выпили и принялись за закуску. За первым тостом последовал второй, за ним третий. Разговоры во время пикника велись самые крамольные. Искра и Ипполит рассказывали о различных беззакониях и несправедливостях, творившихся на необъятных просторах России. Максиму, хлебнувшему немало лиха за свою жизнь, так же было что рассказать. Гимназист Аркадий им охотно поддакивал. И только обычно разговорчивая Гедвига отмалчивалась и прятала взгляд.

Дмитрий тоже старался меньше говорить и больше слушать, пытаясь понять, куда клонят его новые знакомые. Иногда он бросал удивленный взгляд на модистку, как будто, желая что-то спросить. Но та упорно отворачивалась, делая вид, что они прежде не встречались.

— Вот взять хоть вас, — продолжал разглагольствовать Крашенинников. — Вы — герой войны — георгиевский кавалер, и вообще, человек заслуженный, вступились за беззащитного ученика и тут же угодили в кутузку! Каково! Где еще возможен подобный полицейский произвол, я вас спрашиваю?

— Беда, — с хитрой усмешкой вздохнул Будищев, сохранивший, несмотря на выпитое, полную ясность.

— Вот именно! Беда! Беззаконие...

— Я говорю, — перебил его гальванёр, — если каждый чуть что будет в рыло бить и самосуд устраивать, то мы правовое государство никогда не построим! Вы же хотите жить в правовом государстве?

Если бы небо разверзлось и на многострадальную землю просыпался каменный дождь, наверное, и тогда собравшиеся были меньше удивлены этими словами.

— Простите, как вы сказали? — даже переспросил немного опьяневший уже Ипполит.

— Я спросил, желаете ли вы жить в "правовом государстве"?

Похоже, на сей раз Дмитрию удалось сбить с толку Ипполита, и прожженный адвокат не нашелся, что сказать в ответ.

Будищев же, пока тот собирался с мыслями, встал со своего места и пересел ближе к женщинам, бесцеремонно отодвинув вспыхнувшего Аркашу от предмета его обожания.

— Мы, кажется, уже встречались? — спросил он у Искры.

— Да, — без тени улыбки отвечала ему барышня. — В магазине "Линдстрема".

— Верно. Но вы так быстро сбежали, что можно было подумать, что за вами волки гонятся.

— Мы не сбегали. Просто все необходимые покупки были сделаны, и нам была пора возвращаться.

— Вам?

— Да, нам. Мне и мадемуазель Берг.

— Как интересно, и давно вы знакомы с госпожой Берг?

— Порядочно. А вы?