Единственно, как и опасался Павел, Лена не поверила насчет того, что был он в командировке. Только посмотрела на загар, вздохнула разочарованно, и молча вышла комнаты. А Павел только глазами захлопал. Пришлось Александру вмешиваться, хотя он этого терпеть не мог. Сидели они у него, поэтому он, на правах хозяина, взял девушку за шкирку, вернул в комнату и долго тер ей уши, что они с Павлом задумали начать мутить приличный бизнес, и эти дни активно разводили возможных инвесторов. Пришлось, мол, везти их на экскурсию в по-настоящему дикие места, где ни связи, ни хрена. Девушка поверила... или сделала вид, что поверила, ведь женщины — прирожденные актрисы, и никогда не знаешь, что они думают на самом деле. Единственно, что радовало — это то, что все же уговорил. Просто потому, что уговорить можно лишь того, кто хочет, чтобы его уговорили.

В общем, Александр оставил парочку продолжать банкет, а сам по-тихому свалил, решив утром пнуть напарника — пускай на своей квартире работяг пинает, чтоб быстрее ее в норму приводили. Ибо — нефиг честного бизнесмена из его собственной берлоги выпроваживать, пускай даже у него эта берлога и не одна. Увы, к сожалению, утром он об этом и не вспомнил — отвлекли.

У каждого человека есть слабости — в принципе, именно они и делают нас людьми. У бизнесмена Колобанова такой слабостью была семья, и об этом многие знали. А вот о другой его слабости не знал никто, кроме, разумеется, предмета его слабости. Звали предмет Ольгой, жила она через два дома от него и когда-то училась с Александром в одном классе. Ровно до тех пор училась, пока у нее не открылась какая-то хитрая болезнь, связанная с отмиранием нервных окончаний и прогрессирующим параличом. Ну и вот так получилось, что спустя какое-то время возле нее оказались только родители и бывший одноклассник Колобанов, помогающий вначале морально, а потом и материально. Зачем он это делает, Александр и сам не знал. Вроде бы когда учились не было между ними особой симпатии, но вот как-то не получилось, в отличие от остальных, пройти мимо. Сентиментальность? Возможно. И уже совершенно непринципиально — этим утром выяснилось, что пока он отсутствовал, Ольга умерла, и ее уже даже похоронили. И так стало тоскливо, что выть хотелось. Александр выть, конечно, не стал, просто тупо нажрался, не отвечал на звонки и вообще выпал из реальности.

Как ни странно, выйти из меланхолии ему помогло то, чего он меньше всего ожидал — небольшой скандал. Через три дня после начала процесса заливания плохого настроения, обнаружив, что закончились и выпивка, и закуска, Александр двинулся в ближайший супермаркет. Что характерно, не за выпивкой, пить-то уже больше не хотелось совершенно, а как раз за жратвой. И вот тут-то его и поджидал маленький облом.

Возле дверей магазина стояла бабулька. Такие часто попадались — стояли, милостыню просили, причем не только старушки. Старики, надо сказать, редко, а вот пьянчуги обоего пола — постоянно, на бутылку клянчили. Правда, за всю свою жизнь Александр подал таким дважды, считая, что мужчина должен работать и зарабатывать, а не попрошайничать, да и женщине этим нехрен заниматься. Но все же и он от своих правил отступал — один раз, когда узнал в попрошайке бывшего соседа, с которым в сопливом детстве играл во дворе, а второй — когда алкаш его сумел развеселить. Повесил, значит, на грудь плакат "Помогите собрать на выпивку", и громогласно объявлял, что предлагает всем самое честное вложение денег. Учитывая, что Александр дважды пытался вкладывать деньги в акции и оба раза прогорел, хорошо еще, вкладывал осторожно и понемногу, пьянчуга показался ему забавным. Во всяком случае, улыбку вызвал, а изобретательность надо поощрять, поэтому свою порцию мелочи тот мужичок от него получил и, радостный, побежал за вожделенной бутылкой. Но, что интересно, больше его Александр не видел — то ли паленой водкой отравился, то ли чего-то еще придумал и добывал теперь деньги на выпивку другим способом.

Еще, бывало, попрошайничали дети, но им Александр не подавал из принципа. Он был твердо убежден, что у каждого ребенка есть отец и мать — вот пускай и содержат, и если одни считают, что их дело сунул-вынул и ушел, а другие сдают младенца в интернат, или же попросту не в состоянии его кормить, то это уже не его, Колобанова, проблемы. Но в данном конкретном случае была именно бабулька.

Им, кстати, Александр помогать тоже особенно не стремился, но в этот раз то ли мозги от возлияний переклинило, то ли еще что, но достал он бумажник, выгреб мелочь и сыпанул ее в ловко подставленную руку. А вот дальше процесс начал развиваться совершенно неожиданным путем, и все из-за того, что лопатник он перед попрошайкой засветил.

А глазенки-то у бабки оказались наметанными. Живо усекла, что в увесистом бизнесменском кошельке денег еще много, причем не те жалкие звенящие монеты, которые он ей дал, а целая пачка купюр, при этом далеко не все бумажки русского производства — были там и доллары, и марки. Хотя даже если она и не вычленила их из общей массы, все равно толщина денежной пачки ее впечатлила настолько, что вместо того, чтобы убраться с дороги, бабка выдала:

— Милок, что ты жадничаешь. Дай еще.

— Слушай, бабуль, а ты, часом, не обнаглела? — спросил малость ошарашенный бизнесмен, после чего незамедлительно узнал о себе много нового и интересного. Уж что-что, а ругаться бабуля, как оказалось, умела здорово. Похоже, в молодости она была продавцом в магазине, или еще чем-то подобным занималась — уж больно хорошо была поставлена речь. После того, что было ему сказано, Александру оставалось лишь смиренно обтекать, а бабка с гордым и независимым видом плюнула ему на носок щегольского лакированного ботинка, повернулась и зашагала прочь. Все! И ни следа в ней не было от той сгорбленной старушенции, что только что выпрашивала денежку на пропитание. А главное, и не пошлешь ведь ее далеко и надолго — ор поднимется еще больший, и как минимум будешь смешно выглядеть в глазах окружающих. Словом, большим дураком Александр себя не чувствовал никогда.

В общем, когда Александр звонил напарнику, он был трезвым, злым, и на волне этой злости полностью взявшим себя в руки. Пожалуй, в этом сверкающем чистотой, гладко выбритом молодом человеке, на котором элегантно сидел не слишком дорогой, но и недешевый костюм, никто бы не узнал ханыжного вида мужика, которого облаяла возле магазина старая карга. Александр даже галстук одел, хотя в обычное время терпеть его не мог. Пожалуй, от него прежнего остались разве что красные глаза, но тут уж ничего не поделаешь — последствия трех дней потребления спиртсодержащих жидкостей мгновенно не проходят.

Однако на кафедре Павла не оказалось. Не оказалось его и в общаге. И на квартире Александра, где он со своей неземной любовью завис, его тоже не было. И Лена, которая всюду таскалась с мобильником и которую Александр выцепил сразу, тоже не знала, где он. Они на квартире Александра были только до утра, потом он пошел к себе, пинать строителей, и исчез. Она сама его искала, но без толку, правда, и не волновалась особенно — все же Павел был мужчиной, сильным, способным за себя постоять. Обидно только было, что второй раз уже исчез, не предупредив.

Все это сказано было довольно эмоционально, и наводило на поганую мысль — опять надо будет напарника отмазывать. Но это была мелочь — куда хуже, что он исчез. В свете того, чем они занимались последнее время, такое исчезновение могло быть связано с чем угодно. В общем, Александр немного заволновался и позвонил в милицию, точнее, не по номеру "мальчиков по вызову", а знакомому оперу. Ну да, были у него в милиции знакомцы— а вы покажите хоть одного бизнесмена со стажем, у которого их нет. Издержки профессии, иногда надо иметь и такую крышу, как бы ни было противно.

Хотя капитан Мизерецкий был вполне нормальным человеком. Познакомились они с Александром практически случайно — году в девяносто седьмом, когда город то и дело сотрясался от стрельбы выясняющих отношения бандитских группировок, а милиция была, что называется, в глубокой заднице, возле рынка произошла короткая, но энергичная перестрелка. Схлестнулись две группы рэкетиров, в очередной раз желающие определить, кто из них круче и кому вот прямо сейчас крышевать стихийный рынок из дюжины ларьков и двух рядов прилавков, стоящий на окраине города и никому, в общем-то, не мешавший. Мелочь, обычное дело, нашли бы утром несколько пятен крови, не более. В то время никто бы не стал даже дело заводить.

Но так уж получилось, что в районе перестрелки оказалась патрульная машина с двумя сопляками в погонах, и решившему погеройствовать младшему сержанту, который решил, что форма и табельный "макаров" делают его круче яиц и выше звезд, прилетели в грудь две пули из "калаша". После этого бандиты резво отступили — хотя авторитет милиции и был ниже плинтуса, но связываться лишний раз с властью понимающие люди не будут. Даже если эта власть чисто номинальная, она все равно найдет, чем отомстить, если очень захочет, конечно.

В общем, бандюки смылись, а раненый на руках у Мизерецкого остался. И машина, двигатель которого после десятка пуль реанимировать было весьма затруднительно. А еще пустая, будто вымершая улица — при звуках стрельбы народ привычно попрятался и вылезать, что характерно, не хотел.

Вот и получилось, что Александр, проезжавший первым и не побоявшийся испачкать салон чужой кровью, отвез одного милиционера в больницу, а с другим с тех пор поддерживал приятельские отношения. Друзьями, конечно, не стали, но друг к другу относились с уважением. С сержантом тем, кстати, тоже, но сержанта списали из органов по инвалидности. Сейчас он подвизался в частной охране, а вот Мизарецкий, перебравшийся из ППС в уголовный розыск, постепенно делал карьеру. Вот к нему-то Александр и обратился с просьбой пробить по базе данных, не проходил ли где-то в сводках его напарник.

Как оказалось, проходил, да так, что Александр не знал — смеяться или плакать. Нет, ну это надо же ухитриться — влипнуть на ровном месте! Хотя, конечно, всего не предусмотришь, а такого — точно.

Дело в том, что Павлу банально не повезло с соседом, причем человек, у которого он покупал квартиру, деликатно умолчал о проблеме. Да и проблема эта была весьма специфической, кое для кого, особенно для тех, что с эстрады голосят, и не проблема вовсе, а очень даже наоборот. Словом, сосед ни пил, ни курил, и цветы всегда дарил... Вот только мужчинам такое внимание, как правило, не нравилось. А с другой стороны, бить этому ушлепку морду было как-то стремно — он подвизался в какой-то местной правозащитной организации, и при нужде всегда звал на помощь толпу единомышленников. Те незамедлительно являлись при поддержке журналистов, сверкая нездоровым блеском в глазах и превращая ситуацию, в зависимости от обстановки, то в борьбу против притеснения всевозможных меньшинств, то в защиту от политического преследования, то еще в какую-нибудь ересь. Психушка по ним, конечно, плакала горючими слезами, но связываться никто не хотел — не тронь дерьмо, вонять не будет.

Ни Александр, ни Павел о существовании в городе такого индивидуума даже не представляли — интересы обоих лежали страшно далеко от подобного бреда. И надо же было такому случиться, что Павел, закончив свои дела со строителями (кстати, они уже заканчивали работу), столкнулся на лестнице с этим самым соседушкой. Чем уж ничего не подозревающий аспирант понравился лысенькому и плюгавенькому общечеловеку, осталось тайной, зато его реакция на поглаживание по ягодице, напротив, была совершенно предсказуемой. Короткое движение локтем — и сосед остался лежать со сломанной переносицей и сотрясением мозга.

Увы, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Павел даже до работы не успел дойти, как его задержали — обиженный успел настучать куда следует, снять побои и подписать товарищей по глупости на помощь. Вони от них в милиции опасались даже больше, чем матюгов начальства, поэтому Павел оказался в камере, и на него моментально завели дело. Правда, брали его корректно, так как отнеслись к ситуации с пониманием, и в результате синяков у аспиранта не образовалось, однако будущее его было теперь весьма туманным.

Плюнув в сердцах, Александр вынужден был взяться за разруливание ситуации. Впрочем, это было не так сложно — капитан Мизарецкий в помощи не отказал, посоветовав, к кому стоит обращаться и сведя с нужными людьми. В результате некоторая, не такая уж и большая сумма денег поменяла хозяина, и дело моментально было переквалифицировано. Пятнадцать суток — это мелочь, а когда поменяла карманы еще одна пачка бумажек с портретами американских президентов, то сидение Павла стало номинальным. В смысле, он числился как посаженный, но на деле вечером спокойно покинул негостеприимные стены.

Александр встречал его не один — Лена тоже подъехала, и радовалась так искренне, что аж завидно стало. Однако когда закончились охи-чмоки, он все же не удержался и высказал напарнику все, что думает о его способности попадать во всякое дерьмо. После того, как Павел начал скрести землю носком ботинка, всем своим видом демонстрируя раскаяние, Александр сунул ему в руку мобильный телефон, сказал, чтобы завтра же купил сим-карту, а сейчас проваливал, сидел на его, Александра, квартире и не светился. Проводив глазами радостно взвизгнувшую покрышками приспортивленную тойоту Лены, увозящую сладкую парочку в ночь, подальше от этих мест, он плюхнулся на сиденье своего внедорожника и задумался. По всему выходило, что вопрос с соседом напарника надо решать — просто так этот пингвин не успокоится. И решать проблему, опять же, придется ему — Павел умеет лихо бить морды и кое-как стреляет, ему не опасно доверить спину, но во всем, что связано с решением подобного рода проблем он телок телком. А тут ведь, по сути, на взгляд Александра оставался один-единственный путь — убить. Просто любая попытка договориться — предложить денег или еще как-то — обречена на провал. Этот охамевший вконец извращенец просто не поймет и обнаглеет еще больше, тем более что чувствует за спиной поддержку товарищей по заду. Можно было, конечно, подписать "братков" и наехать, но результат мог и обратный получиться — вой поднимется до небес, а в свете нынешнего рода деятельности любое привлечение внимания будет крайне противопоказанным. Вот и оставалось принять радикальные меры.

Единственно, с этим надо было чуточку повременить — подождать хотя бы полтора-два месяца, пока случившееся забудется, вылетит из голов обывателей, а потом спокойно устроить жертве аборта несчастный случай. Конечно, Александр на этом не специализировался, но ничего страшного, все когда-то бывает в первый раз. Пожар, автомобильная катастрофа, сердечный приступ... Последнее, кстати, идеальный вариант, никто и не удивится — видок у клиента весьма потасканный, сказывается, видать, образ жизни. Есть препараты, которые вызывают симптомы, идентичные естественным и разлагаются в кратчайшие сроки.

Быстро прикинув, где можно достать соответствующие препараты, Александр сделал пару звонков и на следующий же день уехал, чтобы вернуться через сутки, усталому, но довольному. Достать на просторах необозримого постсоветского пространства можно что угодно, были бы деньги. Деньги были, а значит, и товар нашелся — две ампулы, а больше и не требовалось. Вернее, их было три, но одну, по выбору покупателя, проверили на лабораторной крысе. Крыса сдохла в точности так, как предполагалось. Александр, если честно, и не сомневался — в таких делах не кидают, слишком велик риск лишиться головы, да и репутация дорогого стоит. Однако правила правилами, а доверять кому-либо он не собирался, и это, кстати, тоже было общепринято. Так что проверили товар при нем, как миленькие проверили и не поморщились даже.