— Почему, Акун? — простонала она. — Ведь он же давал нам место!
— Он мне не понравился, — пояснил милд. — Глазки у него бегают, сам какой-то грязный, засаленный. Клянусь душой Ниммура, в его корчме полным-полно клопов.
Они въезжали все глубже в город, продвигаясь по извилистым улицам к деревянной крепости в центре. Город Руменике не понравился. Дома были деревянные, одноэтажные, обнесенные некрашеными заборами, за которыми давились от лая возбужденные запахом чужаков шавки. Даже трущобы Гесперополиса были чище, чем здешние улицы, заваленные отбросами и полные самых неожиданных ароматов. Акун объяснил девушке, что в любом городе лучшая гостиница будет находиться рядом с рыночной площадью, а рыночная площадь находится в центре, где-нибудь у ворот цитадели. Руменика только закатила глаза и выругалась, на этот раз про себя.
У самой крепости внимание Акуна привлекли груженые телеги у добротных ворот большого деревянного строения. Несколько человек выпрягали из телег лошадей и уводили их в ворота.
— Не гостиница ли это, добрый человек? — спросил Акун одного из лошадников.
— Гостиница, — ответил тот. — За твои деньги и платье почистят, и карманы обчистят, чарку нальют, да и морду набьют.
Люди у телег загоготали. Акун наклонился к шутнику, сказал спокойно;
— Я ведь просто спросил, а ты ерничаешь. Я ведь и рассердиться могу, холоп.
— Да ты не обижайся, мил человек, я ведь так, шуткую малость! — Шутник попятился от Акуна. — Я ведь сам здесь...того, с господином встретиться должон. Постоялый двор это, и комнаты у них есть свободные.
— Я не рассердился, — сказал Акун и вернулся к Руменике.
В обеденном зале корчмы сидели за длинными дощатыми столами человек восемь, ужинали и пили горячий мед с пряностями, запах которого перебивал прочие запахи и ощущался даже не улице. Когда в зал вошла Руменика, разговоры смолкли. Девушка без смущения выдержала направленные на нее изучающие взгляды, прошла в угол и села за свободный стол. Несколько мгновений спустя вошел Акун.
— Подать вам чего? — Хозяин сам подошел к столу, чтобы обслужить новых гостей.
— Подай, — сказал Акун. — Комната у тебя есть?
— Нету комнаты, — отвечал хозяин. — Все занято сбегами да гостями торговыми.
— Я золотом заплачу.
— Все золотом платят, — солгал хозяин. Акун сразу понял, что корчмарь лжет, уж слишком сильного засверкали у того глаза при слове "золото". — Народ у нас нонче денежный, промысловики с севера едут, купцы...
— Сколько хочешь?
— За двоих-то? — Хозяин почесал макушку, наклонился к уху Акуна: — Гривну с четвертью. Золотом.
— Вино у тебя есть?
— Есть маленько романеи.
— Согрей в котелке с пряностями и подай. И что-нибудь поесть.
— А деньги-то у тебя есть, чужестранец? — с подозрением спросил хозяин. — Может, ты с пустой мошной ко мне пришел?
— Не беспокойся. Денег у меня достаточно, чтобы заплатить и за постой, и за ужин, и за вино. Иди же, не мешкай.
— Он что-то заподозрил, — сказала Руменика, когда корчмарь отошел от их стола. — Сдается мне, в этом засратом городишке заезжих людей не очень-то любят.
— Война идет, оттого и насторожены все. Тут каждую минуту можно в осаде оказаться. Я пойду, посмотрю, как там наши лошади. Здесь никому доверия нет.
— Акун!
— Что еще?
— Прости меня, что я накричала на тебя в лесу.
— Уже простил.
Оставшись одна, Руменика закрыла глаза и задремала. После многочасовой езды по морозу густое тепло корчмы разморило ее. Мучительное чувство холода наконец-то отпустило девушку. Ей ужасно захотелось спать. Голоса бражников в зале зазвучали так, будто к ушам Руменики приложили длинные трубы; голова стала тяжелой, словно свинцовой. Она почти спала, когда кто-то внезапно и сильно тряхнул ее за плечо.
Руменика судорожно открыла глаза, пытаясь понять, что происходит. И увидела здоровенного парня в безрукавке из лосиной кожи. Парень стоял возле нее и улыбался. Лицо у него было простое, все в веснушках, глаза лазурно-синие и пьяные — верно, парень уже влил в себя не один ковш меду.
— Спишь? — Парень еще раз тряхнул ее. — Не, проснулась вроде!
— Чего тебе? — недовольно спросила Руменика.
— Я же говорю, что баба! — Парень довольно заржал. — Мы тут промеж себя поспорили, мужик ты или баба. Они говорят — парень, а я говорю — баба.
— Ты проспорил. Вали отсюда.
— Э, нет! — Парень подсел за стол, уставился на нее. — Я и думаю; чего это баба на манер мужика в портах ходит? Может, так теперь у баб иноземных заведено?
— Ну что, Халзан, баба али нет? — заорали из-за дальнего столика.
— Аккурат баба! — ответил конопатый и снова идиотски осклабился. — А то можно штаны снять и посмотреть.
Что-то свистнуло в воздухе, и в столб рядом с головой конопатого впился блестящий орион. Парень отшатнулся, побелел, как бумага, потянулся за ножом на поясе. Но Акун уже приставил конец своего страшного посоха к его горлу.
— Мне начинает надоедать этот город, — сказал старый милд. — А особенно его жители. У нас бы такого засранца выпотрошили в одну секунду.
— Я Халзан, отрок воеводы Радима Резановича! — запинаясь, проговорил парень. — Не надо задираться со мной.
— Ах, вот как! — Акун нажал на посох. — Я дрожу от страха.
— Опусти свою палку, старче, — сказал старший в той компании, к которой принадлежал конопатый парень, средних лет мужчина с бритой головой и обильной сединой в бороде. — Парнишка не хотел обидеть твою дочку. Так, пошутил немного.
— Я погляжу, в этом городе вообще принято шутить, — сказал Акун. — Может, мне тоже пошутить?
Никто не заметил, как старый милд достал из кармашка на бандольере второй орион, как
метнул его, но только стальная разящая звезда угодила прямо в середину стола, за которым сидели приятели Халзана. На лбу конопатого выступили капли пота.
— Ты кто, дед? — седобородый воин перевел взгляд с ориона, глубоко засевшего в столешнице, на Акуна. — Вижу я, что воин ты знатный. Какого роду-племени будешь?
— Моя страна далеко, — произнес Акун. — Отсюда не увидишь.
— И по-нашему ты говоришь зело чисто. Может, ты колдун?
— Я простой путник. Мы с дочкой едем в славный город Новгород к тамошнему правителю. Вот моя грамота, — Акун показал седобородому футляр, в котором хранил свои священные тексты и амулеты. — Гривну посольскую показать, или так поверишь?
— Так ты, старче, посол? — Седобородый воин развел руками. — Ну, прости, коли обидели. Мы ведь не нарочно.
— Извинения приняты, — Акун убрал посох с шеи Халзана, и молодой человек поспешно отступил к своим товарищам. — Только больше не надо шутить. Мы с дочкой устали с дороги, и нам не до шуток.
Жаркое из свинины с кислой подливой оказалось отменным, а вот вино было скверным. Хозяин корчмы выдал за романею какую-то бурду. Руменика со вздохом подумала о белом шабюте или розовом венарриаке из императорских погребов. Акун же спокойно допил остатки кислятины из котелка, даже не поморщившись.
После ужина хозяин корчмы повел их в комнату, которую им определил. Комната оказалась довольно просторной, с широкой кроватью и столом на козлах. Свечей здесь не жгли: в углу стояло что-то вроде зажима, куда вставляли длинную горящую щепку. Однако Руменику сейчас интересовала только кровать. Голоса корчмаря и Акуна, торговавшихся из-за платы за комнату и ужин, будто шли откуда-то издалека. Наконец, Акун прекратил спор, отрубив своим охотничьим ножом кусок от золотого слитка — того самого, на который пошли деньги Гармена ди Браста.
— Золото? — Хозяин удивленно попробовал рубль* на зуб, просиял. — Вот дела! Да ты слово свое держишь, чужеземец!
— Он ушел? — Руменика уже лежала на кровати и с трудом ворочала языком. — Единый, как я хочу спать!
— Давай сниму сапоги, — Акун стянул с Руменики один сапог, потом другой, заботливо растер озябшие ступни девушки. — Раздевайся и лезь под одеяло. Я выйду.
* В древней Руси рублем называли любой кусок металла, отрубленный от целого слитка ( гривны) и выполнявший роль денег.
— Где ты будешь спать, Акун?
— Там, где должен. У двери.
— Нет-нет, ты ляжешь со мной! Я тебе доверяю.
— Не говори глупостей. Эти люди видели у меня золото. Мы хорошо утерли нос ратникам местного воеводы. Беспечность опасна. Я лягу на пороге. Через меня они не пройдут.
— Акун, ты слишком добр ко мне.
— Я помню, кого я сопровождаю.
Ну да, подумала Руменика. Акун помнит, кого он сопровождает, Она совсем забыла, что она теперь не Вирия, девочка из портовых трущоб Гесперополиса, и даже не Руменика ди Крифф, дочь воина-скроллинга. Нет, она конечно Руменика ди Крифф, но в то же время...Вот проклятье, мысли совсем перемешались, ее голова уже спит. С того момента, как они попали в эту неведомую страну, в эти снега и леса, ей вообще кажется, что она спит и видит бесконечный нелепый сон. А тут еще ей открылась тайна ее рождения. Забавно, ужасно забавно! Она до сих пор не отошла от шока, который испытала в лесу, в тот момент, когда Акун показал ей тот магический шар...
— Акун! — Руменика закрыла лицо руками, выпуская поводья лошади. — АКУУУУУУН!
Лошади заржали, потом Руменику словно тряхнуло в седле. И стало тихо. И светло. Когда девушка отважилась открыть глаза, она не узнала поляну. Был день — пасмурный и зимний. Вокруг нее был снег, много снега, огромные сугробы, наметенные под деревьями. Это был совсем другой лес. Не Солтьерский. В просвет между высокими соснами виднелась зимняя дорога.
Она вышла из транса только, когда Акун набросил ей на плечи пушистую волчью шубу.
— Акун, где мы? — спросила она.
— Мы прошли Круг, — ответил старик. — Теперь я могу рассказать тебе, куда и зачем мы пришли.
— Разве это не Солтьерский лес? Не Рошир? — Руменика сама прекрасно понимала, что это не Солтьерский лес и не Рошир.
— Это совсем другой мир. Мы вышли за границу Круга и оказались в другом мире.
— Проклятье, но я совсем не хочу тут оставаться! Тут чертовски холодно. Мне здесь совсем не нравится.
— Таково твое предназначение.
— Меня вытащили из императорского дворца в этот ледяной ад ради моего предназначения? Мне осталось только уписаться от восторга! И что же это за предназначение, мать его?
— Перестань ругаться, девочка. Такие слова тебе не к лицу.
— Много ты понимаешь, старый козел, что мне к лицу, а что нет! Посмотри вокруг — что ты видишь? — Она обвела рукой вокруг себя. — Трижды траханный еловый лес и кучи снега в человеческий рост. Хочешь меня убедить, что мое предназначение — сдохнуть от холода в этой сраной чаще? Ну же, говори!
— Ты должна найти своего двоюродного брата.
— Ага, вот еще одна новость; в этой заднице у меня есть брат! — Руменика спешилась; она больше не могла усидеть в седле. — Бьюсь об заклад, это какое-то чудило, которое живет на елке и питается мороженым дерьмом.
— Твой брат — сын императора Ялмара. Посмотри сюда!
Акун продемонстрировал ей тот самый стеклянный шар, который вел их ночью по Солтьерскому лесу. Старый милд что-то шепнул и отпустил шар — тот повис в воздухе и начал быстро вращаться, создавая нечто вроде снежного вихря. Постепенно вихрь уплотнялся, заключив Руменику внутрь плотной белой воронки, и воронка эта постепенно раскрутилась до такой бешеной скорости, что у девушки закружилась голова. Из белой мглы начали проступать очертания какой-то огромной комнаты. Сначала проявились каменные стены, увешанные яркими гобеленами, потом появились пирамиды с оружием, потом знамена, стрельчатые окна с витражами, огромный камин, в котором бушевало яркое пламя и, наконец, не менее огромный стол, за которым могли бы рассесться человек сорок, не меньше. Заснеженная поляна превратилась в роскошный кабинет, теплый и ярко освещенный, снег под ногами — в мозаичный пол. Это было поразительное превращение. Но самое удивительное — за столом сидел человек, глубокий старик с белоснежными волосами и бородой, закутанный в подбитый мехом кроваво-красный плащ с вытканной золотом ладонью на плече. Руменика почему-то подумала, что видит перед собой одного из скроллингов.
— Добро пожаловать, Руменика ди Крифф! — сказал ей старик.
— Кто вы? И что это за новое превращение?
— Нет никакого превращения, — старик засмеялся, — ты находишься там, куда вывел вас с Акуном путеводный шар. Но я предвидел, что многое будет тебе непонятно, что у тебя появятся вопросы, потому использовал энергию шара на создание этой полезной иллюзии. И я, и Акун, и Гармен ди Браст виноваты перед тобой, мы ничего тебе не объяснили с самого начала. Но так было надо, иначе ты могла просто испугаться своего предназначения. Знаешь ли ты, дитя, кто твои родители?
— Я дочь Йола ди Криффа.
— Верно. Что тебе еще сказали?
— Гармен ди Браст, тот жрец в Гесперополисе... Он сказал мне, что во дворце императора мне угрожала опасность. Но мне там было хорошо.
— Тебе нравилось быть любовницей императора?
— Нравилось. Ну, почти нравилось, — Руменика поняла, что старик мгновенно раскусит любую ложь. — Император иногда требовал от меня...особой любви. Ну, когда любишь языком, и все такое прочее. Тасси такой способ удовлетворения желания нравился, а мне было противно.
— Император молод и развращен, — сказал старик. — Абсолютная власть разъела его душу и превратила в недальновидного себялюбца. Он слишком занят собой и своими удовольствиями и не видит, что стал орудием в руках темных сил, ведущих Лаэду к погибели. Каждый шаг, сделанный императором сегодня, приближает Dhovidann Yahrn, День Гибели мира. И если мы не вмешаемся, этот день наступит.
— А нельзя ли попонятнее, местьер?
— Извини. Я ведь даже не назвал тебе своего имени. Я Риман ди Ривард, Великий Видящий скроллингов. Твой отец Йол ди Крифф был моим ближайшим помощником и другом. Я очень ценил и любил твоего отца. И мне очень радостно видеть, что у Йола такая красивая дочь.
— Благодарю вас, местьер.
— К сожалению, твой отец много лет, как мертв. Его погубила Черная Принцесса Вирхейна Аина ап-Аннон, могущественный демон Темного мира. Это она пыталась завладеть твоим телом, это ее ты видела в зеркале в императорском дворце.
— Вы и это знаете?
— Я знаю многое. Каролитовая магия позволяет нам узнавать планы наших врагов и предупреждать их. Но сейчас скроллингов больше нет. Магия Свитка умерла, а Голод Вирхейна становится день ото дня все сильнее. Пользуясь глупостью и тщеславием императора, Аина ап-Аннон стала теми Воротами, через которые мир мертвых стремится захватить мир живых. Если это случится, произойдет катастрофа. Нам нужна новая магия, чтобы восстановить утраченное Равновесие Сил и покончить с кознями Тьмы.
— Местьер, ваши речи слишком туманны.
— Я попытаюсь объяснить тебе кое-что. Ты знаешь, что Йол ди Крифф был твоим отцом. Но знаешь ли ты, кто была твоя мать?
— Нет, местьер. Меня воспитала старая женщина по имени Хорла. Она не была моей матерью.
— Много лет назад я приказал Йолу ди Криффу постоянно сопровождать в качестве телохранителя императора Лоэрика Четвертого. Правителю Лаэды уже тогда грозила большая опасность. Начали сбываться зловещие пророчества о Конце времен. В Лаэде царил хаос, люди стали злыми и жадными, империя стала разваливаться по кускам, и на ее окраинах шли кровопролитные воины. Мы, скроллинги, ничем не могли повлиять на события, потому что нас к тому времени осталось всего несколько человек. Прежнее Равенство Сил, закрепленное в Свитке, было разрушено еще в древности, когда люди из глупости и жадности уничтожили драконов, носителей светоносной магии. Скроллинги после этого стали не судьями, какими были всегда, а просто кучкой идеалистов, пытавшихся предотвратить неизбежное.
