Алый линкор

— Мартин, сэр... Но откуда это все? Почему? Комиссия, “антикоммиполицай”, проверки, досье?

Бармен с размаху ударил себя ладонью по лбу:

— Все забываю, что ты сегодня утром из Чили. Вы там вовсе газет не читали?

Сэм улыбнулся:

— Как они начали врать про Эболу, так мы их брезговали в руки брать.

— И ты совсем-совсем ничего не знаешь?

— А что я должен знать?

— Неделю назад в президента стреляли.

— Да не тяни же ты!

— Рейган убит.

* * *

— Рейган убит. Следовательно, наша договоренность исполнена.

— Безусловно, пан Збигнев. Счастлив сообщить, что Советы выводят войска из Польши. Варшавский договор аннулирован, ведь что это за “Организация Варшавского Договора” без Варшавы? И теперь Советам приходится склеивать разбитую вазу заново... Кстати, вы уже знаете, что вашу роль в освобождении Польши некоторые, скажем так, впечатлительные леди несколько преувеличили? Сняли роскошный репортаж, как ваша беззаветная борьба привела к развалу соцлагеря. Польские коммунисты же приняли все за чистую монету и заочно приговорили вас к расстрелу. Поберегитесь.

— Действительно польские коммунисты? Или...

— Пан Збигнев, как всегда, тонко понимает вопрос... Мы же договорились четко. Нам — новый человек в офисе. Вам — свобода милой Польши от “красной заразы”. На сегодня обе стороны обязательства выполнили. О вашей жизни речь вообще не идет.

* * *

— ... Не идет и не может быть речи об уничтожении Алого Линкора.

— Постойте, Андрей Андреевич. А как же добытый нами по линии ПГУ фильм?

— Для комментария фильма слово имеет американский физик из группы оценки результатов бомбардировки, Сэм Хопкинс.

Хопкинс вошел; странное дело — волноваться он практически сразу перестал. По молодости, его еще не посылали выбивать из инвесторов и спонсоров гранты. Но рассказов о том, как себя подать, он слышал немало и хорошо представлял, что сделает.

Киномеханик оказался вполне толковым парнем, они быстро договорились, что команды на ускоренную перемотку вперед и назад Сэм подает правой рукой. Красную с золотым тиснением папку Сэму вручили чисто для солидности — свои выводы он прекрасно помнил и без бумаги.

Ну, а кремлевские переводчики знали английскую грамматику, к стыду Сэма, намного лучше, нежели он сам.

“Относитесь к этому, как к обычному interview,” — посоветовал тот самый джентльмен из аризонского бара, оказавшийся, как Сэм и предполагал, офицером здешней разведки. Только не KGB, другие какие-то три буквы; Сэм их от волнения не запомнил. Еще шпион добавил: “Просто собеседовать вас будет лично президент компании, а не промежуточные ступени. Так вам же и лучше, меньше ожидать, пока ответ спустится по инстанциям”.

За столом Сэм увидел трех человек. Военный в черном кителе с золотыми нашивками чуть не под горло, Сэм про себя обозначил его “Адмирал”. Старик в сером пиджаке с красным значком на лацкане, наверное, что-то значившим — так и будет, “Старик”. И пожилой человек в черном шерстяном костюме, в очках с тяжелой черепаховой оправой; очки он сразу же положил перед собой на красную папку, поднявшись и протянув Сэму руку. Тот пожал протянутую ладонь, снова прослушав от волнения, кто это удостоил его высокой чести, а про себя окрестив его “Черепахом”. Пожилой вернулся на свое место, переводчик устроился слева перед столом. Сэм поднял правую руку и за стенкой включился проектор.

— ... Как видите, господа, сначала имело место срабатывание всех четырех зарядов. Оранжевый купол не претерпел никаких изменений. Допустим, что купол является абсолютной защитой, и его содержимое неизменно. Но вода вокруг обязана была испариться и подняться грибом. Всем известны кадры испытаний с операции “The Crossroad” — при подводном и надводном взрывах гриб возникает все равно, различие только в форме. Здесь никакой гриб не возник, ни при первом срабатывании четырех зарядов, ни при повторном, — Сэм жестом приказал перемотку вперед, и механик послушно выполнил.

— Следовательно, я прихожу к выводу, что значительная часть энергии была поглощена либо указанным куполом, либо иным устройством Алого Линкора. Любой физик, увидевший подобный фильм, придет к таким же выводам. Однако далее мнения расходятся. Мои коллеги полагают, что энергия восьми зарядов по сто семьдесят килотонн, в сумме одна мегатонна триста шестьдесят килотонн, привела затем к взрыву Миротворца, что мы наблюдаем вот в этой вспышке, после которой уже нет никаких признаков корабля. Зато имеется в полном объеме гриб высотой сорок девять километров, ударная волна, достигшая берегов Аляски и Антарктиды, и прочие несомненные признаки выделения энергии.

Механик снова подогнал нужные кадры.

— Съемка велась ультрасверхбыстрой камерой на специальную пленку высокого разрешения, применяемую для фиксации результатов ядерных испытаний. Также работали регистраторы излучений и другие специальные приборы. Общий анализ всех данных показал...

Тут Сэм спохватился, что говорит все же не перед ученым советом, а перед людьми, вряд ли читавшими Понтекорво или даже слышавшими о существовании такого человека.

Хопкинс показал проектору “стоп”.

— Джентльмены, позвольте мне сказать просто. Допустим, что мы выстрелили зажигательной пулей в бочку с порохом. Бочка взорвалась. В облаке взрыва мы найдем частицы пороха и составляющих его веществ, частицы бочки и составляющих ее веществ — дерева, если бочка деревянная, и металла, если бочка металлическая.

Сэм оглядел слушателей: те выглядели благосклонно-заинтересованными. Тогда он чуть понизил голос, чтобы вынудить прислушиваться, чтобы обострить внимание, и произнес четко, раздельно, давая время переводчику подобрать слова:

— Но мы не встретим ни пластика, который сгорел бы при взрыве, ни золота, ни урана, которые на Земле вообще встречаются, только вот в нашей бочке с порохом их не было. Допустим, неизвестно, из чего состоял сам Алый Линкор. Пускай даже бочка была золотая с урановыми обручами. Это маловероятно, только и сама ситуация выходит за рамки обычного.

Сделав еще паузу, Сэм поднял обе ладони перед собой и как бы разгладил нечто невидимое:

— Но мы не можем встретить в продуктах взрыва такие минералы или соединения, которые не способны существовать в кислородной атмосфере или в условиях земного тяготения. Они бы окислились раньше. А они, тем не менее, в результатах анализа есть. Вопреки всему, что мы до сих пор знали о физике. Вот какой пример, джентльмены. Понимаете ли вы меня?

Троица переглянулась и Старик прошелестел:

— Допустим.

— Да, безусловно, — Адмирал открыл собственную папку, и Сэм невольно улыбнулся: у Адмирала там тоже лежал единственный чистый листик, для солидности.

— И что дальше?

— Если Миротворец, простите, Алый Линкор, взорвался... Конец истории. Но если нет — куда он делся?

— Утонул?

— Третий Флот обследовал дно. — Адмирал закрыл свою красную папку, вздохнул:

— Ничего не обнаружили. Списали на то, что в эпицентре никто не выживает. Скажите, мистер... Хопкинс.

— Да?

— Может ли сложиться ситуация, когда эти опасные вещества находятся в упаковке, а взрыв ее разрушает. И тогда мы видим их спектральные линии?

— Простите, сэр, — Сэм свел руки кончиками пальцев, — но я привел аналогию из химии, и вы также приводите пример из химии. А тут физика. Тут не порох, фтор или кислород, а элементарные частицы, их следы, их продукты распада. Простите, здесь масса технических подробностей. И вот это я бы уже хотел обсуждать с вашими учеными. Возможно, потребуется построить установку...

— Подождите, — снова прошелестел Старик. — Вы не сказали, куда по вашей версии девался Алый Линкор, и чем ваша версия событий объясняет эти аномалии.

— Очень просто, сэр. Я полагаю, что Алый Линкор зарядил свои накопители, поглотив энергию восьми взрывов, а затем телепортировался обратно в свой мир. Или в свое время. Или на свою планету. В общем, туда, откуда он взялся. Оттуда к нам и попали эти чуждые элементы, оставив следы в спектрах и на регистраторах частиц.

— Насколько вы уверены в своих словах?

Сэм поглядел на “мистера Черепаха” и ответил настолько твердо, насколько сумел:

— Достаточно, чтобы сбежать из родной страны к большевикам.

— И что же, большевики вас уже не пугают?

— Мне кажется, мы не сильно различаемся. Скажите, сэр, если бы Миротворец нес на себе американский герб или флаг и стремился попасть в Америку, неужели вы бы не приняли мер, аналогичных нашим?

— Но мы же до сих пор не запустили по вам ракеты.

— Да, сэр, но вы все-таки ввели армию в Афганистан, и Чехию, и Венгрию.

Мистер Черепах нажал, вероятно, невидимую кнопку под столом, потому что сию же секунду в кабинет заглянул референт, выслушал краткий приказ и через несколько тягостных минут ожидания принес Черепаху некие сколотые скрепкой листы.

Тот перевернул верхний лист и протянул переводчику весь пакет.

— Что это?

— Это, мистер Хопкинс, — ответил переводчик, — список инцидентов, нарушений воздушного пространства над СССР американскими самолетами. Зачитывать?

Сэм помотал головой:

— Черт возьми. Шесть листов! Окей, верю.

— Когда сможете предъявить мне такой же список нарушений советскими самолетами, — Черепах едва-едва обозначил улыбку кончиками губ, — американского воздушного пространства... Тогда поговорим на равных. А сейчас давайте вернемся к теме. Вы хотите сказать, что Америку не интересует ваша теория?

— Но, сэр... — Хопкинс чуть было не ляпнул “сэр Черепах”.

— ... Это еще не теория. Всего лишь предположение. Гипотеза, которая может быть как доказана, так и опровергнута. Стройная законченная теория их бы заинтересовала, но тратиться на проверку гипотезы они решительно не согласны. У вашей разведки есть запись обсуждения именно данного вопроса людьми, отказавшими мне в работе.

— Кто? — прошелестел Старик.

— “Макдоннел-Дуглас”, — Черепах поморщился, сделавшись окончательно похожим на кличку.

— Козлы, — буркнул Адмирал, снова открыв декоративную папку.

— И что же вы хотите за вашу самоотверженность? — без улыбки спросил Черепах.

— Денег? Наград? Ученых званий? Не стесняйтесь, вы вполне заслужили это самим фактом перехода на нашу сторону. Особенно сегодня, когда мы пугало и угроза для всего якобы свободного мира.

Хопкинс чуть прищурился:

— Сэр, я больше всего хотел бы проверить свою гипотезу. Работать в одном из ваших институтов, общаться с вашими учеными — я знаю, что они весьма сильны. Хотел бы построить экспериментальную установку и создать переход. Ведь мы теперь знаем, что он возможен!

— Знаете или все-таки предполагаете?

— Простите, сэр. Я позволил себе выдать желаемое за действительное. Сэр, но если вы хотите извлечь из меня пользу для пропаганды, меня нельзя секретить.

— Верно.

— А если так, я хочу иметь возможность послать хотя бы единственное письмо без цензуры. Я не так наивен, как выгляжу, и понимаю, что его все равно просмотрят. Но я хотел бы все же, чтобы оно дошло. Неважно, что я там напишу.

Люди переглянулись — точь-в-точь ящерицы за стеклом террариума, медленно, рывками поворачивая головы и рывками же возвращая в исходное положение.

За дверью кабинета послышались торопливые шаги. Затем дверь открылась, ударившись о стену. Крупными шагами вошел мужчина помоложе всех собравшихся лет на двадцать, несколько лысоватый, округлый, в таком же костюме, как у Старика, и протянул Черепаху листок. Тот прочитал, передал Старику; затем листок перешел к Адмиралу.

Адмирал захлопнул окончательно свою игрушечную папку и внимательно поглядел на мужчину:

— Михаил Сергеевич, вы проверили написанное здесь?

Округлый непроизвольно подобрался, попытавшись вытянуться, и Сэм вспомнил, что говорили его попутчики. В СССР каждый мужчина считает честью и долгом отслужить в армии. Округлый между тем кивнул; ни вопроса ни ответа Сэм, естественно, не понял, но интонации не оставляли никаких вариантов. Пришла новость, и Адмирал уточняет, в самом ли деле так.

Михаил Сергеевич повторил утвердительный кивок, еще и добавил:

— Именно так, из посольства шифровка, только что передали.

Тогда Адмирал хлопнул о стол принесенным листком и засмеялся:

— Да пускай теперь этот мальчишка пишет, что угодно. Да всем разрешить, пускай хоть пишут, хоть поют, хоть языком балета изъясняются. Твою же мать, вот это дожили. Бжезинский, Збигнев, просит политического убежища!

— Удавил бы, — без внешних эффектов буркнул Андропов. Громыко неприятно улыбнулся:

— Зачем тогда убежище давать? Убивать нельзя.

— И не будем убивать, — Андропов нацепил очки в черепаховой оправе. — Но гроб закопать обязаны. Инструкция.

— Разрешите, — вклинился Михаил Сергеевич. — Господин Бжезинский за свою жизнь обещает нам дать самые полные и подробные показания, как именно, чьими руками, а главное — в чьих интересах, был убит американский президент, Рональд Рейган.

Услышав знакомое имя, Сэм встрепенулся, и Андропов приказал:

— Переведите все. А то еще подумает, что это мы его ковбоя застрелили.

Переводчик в несколько фраз донес до Сэма суть происходящего, после чего американский беглец, не успев подумать, ляпнул единственное отлично выученное русское слово:

— Peezdetz...

— Во! — Горшков подпрыгнул на кресле. — Устами младенца!

— Так, — сказал мистер Черепах. — Посмеялись, и будет. Не Цветной бульвар. Михаил Сергеевич, это на вас. Доставка, самое главное — охрана. Капиталистам его прикончить весьма важно. Наверняка ведь из-под пули сбежал. Идите, занимайтесь. В секретариате прямо ссылайтесь на меня. Теперь Сэм. Пусть пишет сколько угодно, но если сомневается, что письмо доставят, пусть передает... — Андропов улыбнулся, — через любого из нас троих. Обеспечьте канал связи, Сергей Георгиевич.

— Есть, — Адмирал поднялся и поманил Сэма с переводчиком за собой. — Пойдем, Эйнштейн, работать надо.

Закрыв за ушедшими дверь, Андропов уселся в кресло. Снова снял очки, потер уставшие веки.

— Нет, ну надо же... Может, нам еще и Пола Маккартни пригласить, раз так? Чтобы наши не зазнавались.

Громыко посмотрел без улыбки:

— Между прочим, великолепная мысль. И пригласить. Но так, чтобы не мы ему, а капиталисты нам отсыпали миллионы золотом. На учения его привезти, на показ. Ведь учения мы не отменяем?

— Чертовы поляки. Два года подготовки, а теперь нет Варшавского Договора, новый пока не подписан, заново торговаться со всеми. И учения “Щит-82”, считай, насмарку... Нет, Андрей Андреевич, жаль учения отменять, столько усилий обесценится. Десантные можно провести по графику, а общевойсковые сдвинуть на осень. Как раз хлеба уберут.

— Вот что, — проговорил Громыко медленно, размышляя вслух. — Вот что. У нас по плану сначала ракетные учения, так?

— Да, из-за всей ситуации с Алым Линкором их пришлось передвинуть с четырнадцатого июня на четырнадцатое июля. То есть, через трое суток.