Комета. Два письма

— Вставай, дай посмотрю, как сапоги на ногу сели.

Я встала, из-за того, что мастер у самых ног и ощупывает сапоги и ноги сквозь них, шагнуть не могу, а из-за подола платья я ничего не вижу. Наконец покряхтывая встаёт:

— Походи, прислушайся, всё ли удобно, не жмёт, не тянет...

Мне не раз приходилось мерить новую обувь, и хоть всегда внутри клокотала радость скорой покупки. И новая обувка была прекрасна по определению одной только своей новизной, но я успела осознать, что новая обувь пока на ногу не сядет, ведёт себя очень коварно. И ещё вопрос, это обувь садится по ноге или она ногу ужимает и подгоняет под себя. И совершенно незаметное уплотнение или чуть ощутимое сдавление в первые же дни проявляются мозолями, болью и ощущением, словно ноги опустили в кипяток. И вообще, хоть у мамы стопа немного шире моей, я больше всего люблю надевать её обувь, она такая уже растоптанная, широкая, удобная... Здесь же происходило нечто недоступное моему пониманию, сапожки обняли мои ножки и словно срослись с ними. Конечно вес у них больше, чем у туфелек, но на ноге я их совершенно не чувствовала. Не чувствовала настолько, что наклонилась, прижала подол платья к коленям и заглянула рассмотреть свои ноги и сапоги. Блестящие, аккуратные, с чуть скошенным по бокам и сзади каблуком, почти плотно охватывающие икры, с чуть скошенным назад срезом голенища, они смотрелись на ногах, настолько естественно, что я обнаружила внутри страх, что мастер попросит их сейчас снять...

— Потопай, со всей силы! Не бойся, тут можно шуметь... — Из угла с улыбкой смотрит дядька Ахмет, мастер Амаяк-Джан с довольной улыбкой смотрит на меня, и всей своей позой выражает гордое удовлетворение, согнутые руки упираются в бока, глаза чуть прищурены. Я топаю со всей силы, кажется, что сапоги ещё больше срастаются с моими ногами: "Не хочу! Не отдам! Мои!" — кричит внутри, я не знаю что сказать, поднимаю глаза на мастера и дядьку Ахмета...

— Присядь, девочка, и слушай! Меня можешь называть просто "дядя Амаяк". Эти сапоги я шил доктору Зинаиде Николаевне, она меня пять лет назад в академии оперировала и жизнь мне спасла. У вас нога почти совсем одинаковая. У тебя немного в голенище свободно, но я не советую затягивать в обтяжку, мало ли, чулки толстые захочешь надеть или брюки, надо запас иметь. Я доктору другие сошью, а эти тебе дам. Понятно?

— А сколько они стоят? — С ужасом понимая, что такая работа должна быть очень дорогой и если у меня не хватит денег, я же умру, если придётся с этими сапожками расстаться...

— Э-э-э... Тебя Мета звать? — Киваю. — Я для Зинаиды Николаевны их шил, кусочек души в них вложил, сколько душа стоит?

— Не знаю... — Внутри что-то оборвалось, я поняла, что цены сапоги не имеют, вернее, моих денег точно не хватит!

— Вот и я не знаю! Те сапоги, которые я на продажу шью, я им всем цену знаю, а это подарок, без цены. А ты служить идёшь, будем считать, что это от нас с Ахмет-Хаджи нашей армии и тебе подарок, чтобы носила с радостью и нас вспоминала иногда добрым словом. Носи на здоровье! И ещё слушай, как за ними ухаживать! Я сейчас их смажу своим секретным составом, и после этого два часа, а лучше до сна не снимай сапоги, ходи в них, чтобы они точно по твоей ноге сели и к тебе привыкли. Завтра с утра или поздно вечером ваксу возьмёшь и наваксишь густо, не жалей, и когда ваксить будешь, не забудь ещё и подошву намазать и потом тоже хотя бы раз в неделю подошву мажь, она не резиновая, а кожаная и кожа хоть и толстая, но мягкая. Это наши кавказские сапожки, в них удобно и по двору и по горным тропинкам ходить. Но в них не надо ходить по мокрой траве и когда зима и осень с дождями. Это чисто летние сапожки, но в них ноге жарко не будет и не задохнутся ноги. Понятно?

— ...! — Говорить я не могла от радости, я только старательно кивнула, думаю, что на лице у меня была такая глупая радостная улыбка.

— Если будешь летом носить в городе и помещениях, то пять лет без сноса обещаю, только следи набойки на каблуки делать не забывай... Всё поняла?

— Да! А как-же зимой?

— А зимой надо другие носить. Ты же в этих летних туфлях зимой не ходишь...

— Дядя Амаяк! А вы мне зимние не сошьёте?

— Девочке, которую мой друг Ахмет-Хаджи привёл я не смогу отказать! Но это уже не совсем подарок будет! За работу не возьму, но за приклад на сапоги заплатишь. Хорошо?

— Конечно, заплачу! А сколько и когда?

— За приклад из хорошей кожи шестнадцать рублей выйдет. Если кожа похуже, то можно и за четырнадцать... — Глаза у него хитро сверкнули и я поняла, что если сейчас попробую зажилить два рубля, то очень сильно упаду в его глазах и больше уже никогда не будет ко мне такого светлого отношения как сейчас. А ещё я откуда-то знала, что он мне и так цену снизил раза в два, и какой бы я вариант не выбрала, он уже решил и будет шить мне из самой лучшей кожи, а цены назвал, это проверка, и не в деньгах дело.

— А можно я сейчас заплачу, потому, что я не знаю, как и когда смогу за ними зайти, ведь до осени ещё так много времени. Вот деньги, и я бы хотела из хорошей кожи... — Дядя Ахмет из угла довольно крякнул, и кажется выдохнул задержанное дыхание. А мастер пошёл в дверь за сдачей. Я тем временем обнаружила у стенки внизу у пола зеркало, непривычно, когда зеркало так низко, вот и не видела, я подошла к нему и стала вертеться, разглядывая свои ножки со всех сторон. Вообще, идти в платье и сапожках меня не смущало, ведь в деревне у бабушки я как подросла можно считать всё лето в резиновых сапогах и платье хожу, ну, когда не босиком. А лет до двенадцати всё лето носишься без всякой обуви, и даже сомнений не возникает, что может быть по-другому. Сказать, что я была довольна и радовалась, это не сказать ничего. И то, что подскочила и чмокнула в благодарность дядю Ахмета, это было правильно, и он это тоже оценил и сказал смеясь:

— Не вертись! Если каблуки стопчешь, приходи в любое время и постараюсь прямо с ноги без очереди сделать... И выполняй, всё, что тебе Амаяк советовал, он может лучший мастер в городе. Знала бы ты, кому он только сапоги и ботинки не шил в этой мастерской. Думаю, что ты не пожалеешь. И правильно, что сразу вторые сапоги заказала. Они будут не только для зимы, они на каждый день, а эти выходные, но ты наверно почувствовала уже... Мастера остались вести свои разговоры о работе, о войне. О родных...

Глава 09. 25-е июня вечер.

Под мышкой у меня завёрнутые в бумагу туфли, а на ногах сапоги-сапожки. Это впервые в моей жизни, когда новую обувь не нужно растаптывать. А если и зимние он такими же уютными сделает, я даже не представляю, как его благодарить...

Кстати, пока еду, сейчас всё равно одна и народа почти нет, устроилась впереди у окошка, можно с Соседом поболтать:

— Сосед! Ты как? Поболтать не хочешь?

— Можно. Ты оценила, какой не простой твой знакомый дядька Ахмет?

— Ну, да, и этого дядю Амаяка знает...

— Да, я не про это, ты слышала, как его называли?

— Ахмет-Хаджи, а он в ответ Амаяк-Джан.

— Джан — просто уважительное обращение у армян, а вот Хаджи, это значит, что наш Ахмет совершил хадж в Мекку.

— А хадж — это что? А Мекка?

— Хадж — это вроде паломничества у мусульман к святым местам связанным с земной жизнью пророка МуххамЕда или МохАмеда, а главная святыня находится в Мекке, где вроде бы его могила, это в Аравийской пустыне в Саудовских Эмиратах.

— Он, что священник? Но он же сапожником работает...

— У мусульман немного другая организация. У нас паломники, которые посетили какую-нибудь лавру или к мощам святым прикоснулись, делают это для себя одного и ничем это внешне не выражается. А вот в исламе, всякий совершивший хадж по всем правилам, как бы приподнимается на ступеньку над остальными и имеет право к имени добавить звание "Ходжа". Так у узбеков был такой народный персонаж, который всячески издевался над местными баями и султанами, но при этом он совершил хадж, и его называли Хаджа Насретдин. Собственно, этот его статус хаджи во многих проделках его спасал, хоть прямо это и не говорится. Я в детстве книжку про него читал, Соловьёва вроде...

— Вот имена же у них...

— Да, нормальные имена, просто для нашего уха непривычны...

— Вот ты сказал, что дядю Амаяка по-армянски называли, он армянин выходит?

— Скорее всего. А дядя Ахмет татарин астраханский, хотя, сложно у тюрских народов, надо очень богатый опыт иметь, чтобы на глаз национальность определять без паспорта и национальных одежд... Ну, ты довольна обновой?

— Ты ещё спрашиваешь! Я даже не знаю как описать! В этих сапожках так уютно...

— Можешь гордиться, тебе достались горские сапоги по кавказским правилам сшитые, такие, говорят, сам товарищ Сталин носит...

— У меня сапоги как у Сталина?

— Ну, я так и сказал, только наверно размер другой, и голенище у тебя повыше, у тебя ведь женские с голенищем почти до колена...

— Только вот я не очень поняла, что в них по траве ходить нельзя...

— Ты же видела, какая у них подошва мягкая, то есть там кожа толстая и мягкая, а значит рыхлая и влагу легко впитывает. Поэтому тебе и велено при каждой возможности ваксой мазать не только верх, но и подошвы, чтобы от воды их защитить. Но, здесь я тебе постараюсь помочь...

— Как?

— Вот домой приедем и будем формой твоей заниматься...

— Так мне её ещё не сшили...

— Тем, что есть, будем заниматься, чтобы краснофлотец Луговых была образцом для подражания.

— А оно нам надо, быть образцом?

— Знаешь, меня так учили, если что-то делать, то делать это хорошо или не делать вовсе! А на службе выделиться в хорошую сторону, это как зачётку в институте иметь отличную...

— Это что значит?

— Когда я в институт пришёл учиться, мне рассказали, что если у тебя в зачётной книжке только хорошие и отличные оценки, то экзаменатор, если сомневается между: три и четыре или четыре и пять, будет ставить более высокую оценку, это психология. Вот и говорят, что первые годы ты вкалываешь на зачётку, а потом уже она работает на тебя. Вот и на службе, если заполучишь имя и статус разгильдяйки и никчёмыша, то так и будут тебя всю службу шпынять, хоть ты потом золотой стань и все подвиги соверши! Так, что лучше наоборот и сразу. А среди военных очень легко изначально себя подать и поставить, уже только одним своим внешним видом. Не зря же в Петровском уставе говорилось, что солдат должен иметь вид бравый и придурковатый. То есть в нашем случае бравый — это внешний вид, а придурковатый — это чтобы разумением своим начальство не смущать, последнее тебя тоже касается, а то, как выставишь какого-нибудь начальника дураком, в жизни тебе этого не простит...

— Так, а дома у нас считай, и нет ничего из формы.

— Это тебе только кажется! Думаю, что тебе сегодня ещё предстоит удивиться, поверь уж бывшему дембелю легендарного Забайкалья.

— Ну, не знаю...

— А чего ты знать хочешь? Тебе есть, что по существу возразить?

— Вроде нечего...

— Вот и славно, будем делать образцового краснофлотца.

— Знаешь, у меня наш предыдущий разговор из головы не идёт...

— Ты не переживай! Это и есть взросление, когда из детства выходишь за забор, а тут оказывается хулиганы встречаются и машина может задавить... Ты ведь могла выбрать путь твоей мамы, она вышла замуж, задумайся как звучит "ЗАМУЖ", это "За мужем", то есть защита и контакты с внешним миром на муже, а на ней только уют и домашний очаг. Знаешь, большинству женщин этого достаточно. Но ты же выбрала совсем другую самостоятельную дорогу. Вот я тебя и предупреждаю и вооружаю, чтобы смотрела вокруг готовая к неприятностям, а не через розовые очки. И не удивилась, когда тебе их ударом сапога с носа смахнут, и мир окажется далеко не так мил и розово прекрасен. Вообще, знаешь, военная служба она не накладывается на схему женских ценностей, в ней всё под мужчин заточено.

— Не поняла...

— Сама посуди, военные в принципе должны делать карьеру — "плох тот солдат, который не хочет стать генералом". Я не буду говорить, что генералом даже не хорошим, а самым средненьким может стать хорошо если один из ста, а настоящий стратег — это бриллиант, который нужно искать, а, найдя, гранить и беречь. Но служить и получать новые звания и награды — это чисто мужские игры. Для женщин всё это никакого значения не имеет. Сама подумай, кого будут больше уважать во дворе, женщину — полковника с кучей медалей или простую мать, воспитавшую четверых замечательных детей, хорошую хозяйку и жену? То есть парень с медалью на груди — это повышает его статус, а вот девушка с медалью вызывает отторжение, если не ненависть...

— А ненависть за что?

— Отношение мужчин, в том числе военных, к женщине в форме я тебе уже рассказал. А вот для других женщин, женщина в форме — предательница, змея и стерва, которая в святая-святых мужскую пролезла и их мужчин там отбивает. А в войне за мужчин женщины не знают ни правил, ни пощады! И хоть голос сорви, доказывая, что ты не такая, никому ты ничего не докажешь! Вот ты восхищаешься Расковой, Гризодубовой, а на самом деле я не думаю, что в жизни эти женщины счастливы и сколько гадостей им спину шипят и какие слухи распускают обиженные дамы, не описать... Так, что возможно, что твоё решение не примут даже твои домашние, особенно мама и бабушка, мужчины они проще на всё смотрят и система военных ценностей им ближе и понятнее. То есть выбрав службу, ты считай отрубила себе тыл, а значит нужно в этом новом пруду быть пусть не щукой, но лучшим карасём и образцом в строю, а специалист ты и так хороший...

— Да-а-а... Вот уж не думала... Но про маму и бабушку, это ты зря!

— Знаешь, я был бы счастлив ошибаться. Но вероятность высокая, а больнее всего нам делают самые родные и близкие...

— Ладно! Что дома делать будем?

— У вас ведь утюг есть?

— Даже два! Есть новый электрический, а есть который на огне греть нужно. Можно в Надежде Николаевне на первый этаж сходить, у неё есть угольный утюг, мама его берёт, если бельё постельное гладит, но тогда нужно на улице...

— Нам и так придётся на улице, дома навоняем сильно...

Дальше до дома, я пыталась найти ошибки в словах Соседа, но умом понимала, что как бы я не хотела по-другому, но он прав с высоты своего возраста и опыта, в которых я ему уступаю. Но я чувствовала, что какая-то нестыковка имеется. Это как червячок сомнений, когда из-за недостатка информации грызёт интуиция, хотя вроде никакого повода. И только потом, когда появляются новые знания всё сразу встаёт на свои места, только не покидает удивление, как это очевидное не увидела раньше, ведь всё понятно. Но главное, что этот подвох не злой, а только из-за того, что мы с Соседом очень разные и из разного времени. Поэтому буду его слушать и думать, а решать сама, так ведь он и не против...

А вообще, от его характеристик взрослой жизни, словно орущую рожающую кошку увидела. То есть ходит беременная кошка с раздутым животом, а потом появляются милые чудесные котятки, которые кошку сосут. А вот увидеть сам процесс в визгах, корчах и крови не каждому выпало. Но видел ты его или нет, но он есть каждый раз и это нельзя отрицать. Вот и получается, что Сосед мне как раз эти нелицеприятные моменты высветил и показал, хоть об этом говорить не принято. Я ведь когда увидела рожающую кошку, чуть сознание не потеряла и вырвало меня. Но потом я не стала ненавидеть котят, тискала их и умилялась, может, только кошку стало чуть больше жалко. Ведь и нас с сестрёнкой и братиком мама рожала в боли и все это знают, но никто об этом не говорит постоянно, а мама нас любит и нам радуется. Видимо, так мир устроен, а я просто ещё чего-то не понимаю.