Маги без времени

Впрочем, какая охрана и какие расспросы нужны здесь, в окружении множества волшебниц, видящих будущее и способных исцелять? Ведь исцеление, стоит лишь чуть-чуть поменять руну, становится причиной болезней и ран.

Торговец пробыл в святилище недолго. Я специально достал часы и засёк время — минутная стрелка сдвинулась на семь делений, и торговец вышел. Взволнованный и явно довольный, он с улыбкой кивнул нам, достал из кармана пару золотых монет — и пришлёпнул их к стене дома, потянувшись повыше. К моему удивлению, монеты прилипли к сухой штукатурке.

— Иди, — торговец подтолкнул к двери сына. — Не бойся. Она ждёт.

— Не маленький, — буркнул парень и исчез в дверях.

Мне было интересно, что именно парень хотел узнать. Но не настолько, конечно, чтобы задавать бестактные вопросы. Однако Велд подмигнул мне и шёпотом произнёс:

— Дела сердечные! Молодость, муки выбора...

Я был моложе, чем его сын. Но "дела сердечные" меня как-то мало волновали. Из того возраста, в котором влюбляются в одну-единственную, я шагнул в возраст, когда одну-единственную любовь берегут. И все "муки" благополучно пропустил.

Наверное, об этом можно было пожалеть. Но я не жалел.

Сын торговца вышел — его вопрос не занял много времени. Он был озадачен и даже смущён. От отца отмахнулся, достал из кармана золотое кольцо и впечатал в стену святилища. Лишь потом вместе с Велдом они отошли в сторону.

Следующим пошёл Танильмо. Я помнил о вопросе, который он хотел задать, и с тревогой следил за его лицом, когда землевед вышел. Но тот был успокоенным и расслабившимся — значит, с его сыном всё хорошо.

— Мира... — я коснулся её руки.

— Всё равно это глупость, — сказала она. Посмотрела на молчаливую девушку-топографа, застывшую с картой в руках.

— Я лишь рисую путь, — ответила та на незаданный вопрос. — Я не стану входить.

Мира кивнула. И вошла.

Её не было долго. Я засёк время — двадцать три минуты. Наконец она вышла — задумчивая, опустившая голову. Я шагнул навстречу, напрягшись, заглянул ей в глаза.

Слёз, которых я боялся, не было. Ужаса или печали тоже. Но вот задумчивость... ох, о чём-то серьёзном она задумалась. Об очень серьёзном.

— Всё в порядке, — сказала Мира. — Всё в порядке. Зайди, она тебя ждёт.

— Что ты спросила? — прошептал я.

— Потом. Зайди. Она сказала, что тебе не придётся ничего спрашивать. Она сама всё скажет.

Я колебался несколько мгновений. Я не хотел ничего спрашивать. Я не хотел отнимать время у девочки, которую местные обычаи превратили в Лунную Деву, сжигающую свою жизнь ради любого, пришедшего с вопросом или болью.

Но если мне не надо будет спрашивать, то и ей не придётся использовать руны.

— Я недолго, — сказал я, целуя Миру в лоб.

И вошёл в приоткрытую дверь.

Внутри всё выглядело совсем иначе, непохоже на жилища горцев.

Круглое помещение — занимающее весь первый этаж башни. Пол покрыт белыми овечьими шкурами, сшитыми в сплошной мягкий ковёр. Непонятно, почему они такие чистые, незапачканные — неужели магия? Стены гладко оштукатурены и выкрашены в белый цвет. Деревянная винтовая лестница у стены (тоже странно, горцы обычно их не использовали) ведёт на верхние этажи. Никакой мебели совершенно. Окон тоже не было — снаружи я не обратил на это внимания, а сейчас понял, что весь свет идёт от хрустального шара, висящего под потолком. В шаре горела белым матовым светом руна. Горела давно, и времени в неё было залито столько, что хватит на пару веков — я невольно сглотнул от такой глупой и ненужной траты.

А посередине круглого зала сидела на полу, скрестив ноги, девочка — совсем маленькая, лет десяти. Узкое серьёзное личико, длинные распущенные волосы, смуглая кожа — девочка была миленькая, с умными глазками, но никакой особой силы я в ней не чувствовал.

Ещё она была странно одета — в балахонистое платье из простого белого полотна, слишком просторное и длинное для неё. Вокруг неё по полу были разбросаны маленькие подушки из белой шерсти, стоял высокий узкий стакан с зеленовато-белой жидкостью.

Я подумал и сел напротив, так же скрестив ноги. Девочка молчала, следя за мной. Что-то в её взгляде всё-таки читалось. Что-то необычное, чего я не ожидал.

Восторг?

— Здравствуй, — сказал я и замешкался, не зная, как обратиться. — Ты — Лунная Дева?

— Да. Сегодня я — Лунная Дева, — тоненьким голоском, очень чисто и торжественно ответила девочка. — Мы ждали тебя. Мы тебя звали. Спасибо, что ты пришёл.

Вот тут я сообразил быстро.

— Так это по твоей... по вашей воле мне все предлагали сюда прийти?

Девочка кивнула.

— Зачем? — спросил я.

— Ты важен, — сказала девочка. — От тебя зависит судьба.

— Ваша?

— Вся судьба, — непонятно пояснила Лунная Дева. — Мы смотрим для тех, кто просит, но мы смотрим и для тех, кто молчит. Мир стоит на пороге. Только ты можешь его спасти.

Мне стало смешно.

— Так не бывает, — сказал я. — Только в легендах от одного человека зависит судьба мира.

— Ты не человек, ты — маг. И ты будешь легендой.

Вот теперь мне было не до смеха.

— Не хочу быть легендой.

— Никто не хочет, — вздохнула девочка. — Я тоже.

Она взяла стакан и, морщась, выпила бело-зелёную жидкость в несколько глотков. Ох, не козье там молоко с целебными травами...

— Я тебя ни о чём не спрашиваю! — быстро произнёс я. — Мне не нужны твои предсказания!

— Я предсказываю не для тебя, — девочка подняла тонкие ручки. Черканула воздух крестом, я узнал руну Наудиз. — Я предсказываю для волшебства. Я — голос рун, я — дыхание магии, я — капля в реке времени...

Она вгоняла себя в транс. Надо было встать и выйти, или, может быть, дать ей пощёчину и заставить умолкнуть. Но я не мог. Я оцепенел.

Может быть, она задействовала какую-то руну. А может быть, руной было всё вокруг. Я посмотрел на белые стены и вдруг ощутил пульсирующее в них время. Там, под белой штукатуркой, на древних камнях были процарапаны руны — в основном Наудиз — Нужда, но были и другие, они сливались в единую сеть, и каждая Лунная Дева вливала в неё немного своей жизни, как мы в Академии, или в Клубе магов...

— Нужда стесняет грудь, но услышь её вовремя — будет нужда в помощь и спасение...

Я пытался встать. Честно пытался. Но моё тело уже не принадлежало мне — я мог только слушать.

— Боль красавицы, дрожь голого на морозе, тяжкая доля бедняка — чёрная работа... Наудиз, тебе моё время, сколько надо бери — чтобы вовремя услышать...

Девочка раскинула руки, замерла.

А потом заговорила совсем другим голосом, и детским и взрослым одновременно, дрожащим, сотканным из многих голосов. Будто тысячи Лунных Дев шептали её губами.

— Я дам тебе три имени, три места и три совета, рунный маг. Если ты ошибёшься в имени — ты умрёшь сам. Если ты ошибёшься в месте — ты убьёшь тех, кого любишь. Если ты не исполнишь любой совет — ты погубишь весь мир.

Я молчал. Я смирился и слушал предсказание, которого не просил.

— Танри. Мирарек. Уинвард. Найди связь.

Владелец амулета — самый заурядный из Великой Шестёрки... Женщина-маг из Великой Шестёрки. И самый юный волшебник из Шести. Какая ещё связь, кроме того, что они вместе возвысили Тёмного Властелина?

Но я молчал.

Я смотрел на юную девушку, сидящую передо мной. Это уже был не ребёнок, это была взрослая девица, которой впору было идти замуж и самой рожать детей. Белое платье стало ей впору, лицо округлилось, глаза были взрослыми и печальными. Восемнадцать лет? Двадцать? Никак не меньше. Неужели три имени стоили прорицательнице десятилетия жизни?

— Перевал Хазрат. Рунное Древо. Замок Властелина. Не забудь.

Она стала взрослой. Моей ровесницей с виду. Тридцать, тридцать пять. В своём горном селе она была бы уважаемой женой, матерью выросших детей, уже не юной, но ещё крепкой и красивой. За её плечами была бы счастливая жизнь с любящим мужем — почему-то я был уверен, что ей достался бы хороший муж, мне даже казалось, что я вижу его лицо. "Это отголоски предсказания, — вдруг понял я. — Это сырая рунная магия, влитое с избытком время... я вижу истинное прошлое, скрытое настоящее и неслучившееся будущее".

Я поднял руку — тяжёлую, будто каменную. За ней струился серебристый свет. Я шевельнул пальцами — образы закружились не то в моей голове, не то в воздухе между мной и Лунной Девой.

"Сеннера", — мысленно шепнул я.

И увидел изменённую девочку. Она была прикована к лабораторному столу, возле которого стояли Сект и Ирбран. Взгляды, которые бросали натурфилософы друг на друга, не отличались любовью. Но они явно были заинтересованы тем, что собирались сейчас сделать.

Ирбран поднял банку из тяжёлого стекла — внутри шевелился тёмно-зелёный побег лианы.

Сволочи!

Она не смогла сбежать. Или сбежала, но её вскоре поймают. И дьявольское Жохар-До-Лакши, "древо ночи", лишит её воли и заставит повиноваться.

Она пыталась нам помочь, а мы ей не смогли.

Снова бросили.

Я вдруг понял, как ненавижу Тёмного Властелина.

— И самое главное...

Лунная Дева уже не была женщиной.

Она стала старухой.

Шестьдесят?

Больше?

Не знаю, не могу различить, боюсь понять. Она вновь уменьшилась, ссохлась, превращаясь в хрупкую старушку, лишь глаза снова стали молодыми и полными восторга. Говорят, иногда рунные маги, слишком быстро сжигая своё время, начинают испытывать экстаз сродни наркотическому. Я раньше в это не верил, но сейчас, глядя в сияющие глаза, понял — это правда.

— Время не жалей два раза, но самое главное — не пожалей в третий раз, — сказала Лунная Дева.

— Время не жалеть два раза, но самое главное — не пожалеть в третий раз, — прошептал я, чтобы запомнить наверняка.

— Ошибись дважды, стоя в центре и идя по краю, чтобы не ошибиться в третий раз, — произнесла старуха.

— Ошибусь дважды, стоя в центре и идя по краю, не ошибусь в третий раз, — сказал я.

— Чтобы спасти — предай, чтобы найти — потеряй, чтобы убить — пощади, — прошептала Лунная Дева.

— Предам, чтобы спасти, потеряю, чтобы найти, пощажу, чтобы убить, — пообещал я.

— Прощай, Грисар, рунный маг, сын, муж и отец, — сказала Лунная Дева.

Глаза её закрылись — и она осела в подушки.

— Помогите! — закричал я, вскакивая. Ноги были, словно ватные, но руны больше не держали меня. — Помогите же, кто-нибудь!

Я наклонился над старушкой, прижался ухом к груди — снова плоской, как у ребёнка, ссохшейся, так ни разу и не накормившей дитя...

Сердце не билось.

— Помогите же! — прошептал я, не зная кому.

Дверь наружу не открылась. А вот по лестнице сверху, беззвучно и неторопливо, спустились трое.

Девочка чуть старше прежней Лунной Девы, тоже одетая в белый балахон. Женщина средних лет — в обычной горской одежде. И сгорбленная старуха в чёрном.

Они всё время были там?

Ждали, пока их маленькая подруга умирала?

— Что же вы наделали? — спросил я. — Зачем мне всё это?

Ответила старуха, не глядя на меня и с явной неохотой.

— Это было нужно.

— Она сожгла свою жизнь! — сказал я. — Она же совсем ребёнок! Сожгла ради трёх имён!

— Трёх имён, трёх мест, трёх советов, — поправила старуха. — Такова была цена. Мы не торгуемся с вечностью.

Женщина взяла тело из моих рук. Бережно, как собственное дитё, понесла наверх. Уже на лестнице я увидел, как в глазах её набухают слёзы, и всё понял. И тут женщина прошептала слово, от которого я вздрогнул. И воскликнул:

— Как ты назвала свою дочь?

Женщина приостановилась. Помолчала секунду.

— Сеннера.

Я даже не удивился.

— Я знал девочку по имени Сеннера. Это имя вашего народа?

Женщина покачала головой.

— Не имя? Просто слово? Что оно значит?

Женщина не ответила — продолжила подниматься, скрывшись из виду.

Девочка коснулась моей руки:

— Это не имя. Это значит всего лишь "девочка", — пояснила она. — Ещё так окликают пастушек в горах. Но она не пасла овец, она была Лунной Девой.

Я кивнул.

— Иди, — сказала девочка. — Теперь я — новая Лунная Дева. И я говорю тебе — иди. Сделай то, что ты должен сделать.

Я открыл дверь и вышел из святилища. Свет резал глаза до слёз. Все смотрели на меня.

Достал из кармана часы, подаренные Де Мейером — серебро, часовая и минутная стрелки, репетир, цепочка... И шлёпнул ими по стене святилища.

Глина под моими руками размягчилась — и часы утонули в ней наполовину.

Почему-то я понял, что в этот миг они навсегда перестали идти.

— Нам пора, — сказал я. — Танильмо, когда мы минуем перевал Хазрат?

— Завтра в полдень, — ответил землевед, помедлив.

— Хорошо, — сказал я. — Это очень хорошо, Танильмо.

Руна двадцать первая, Лагуз

Всё, что было со мной в святилище, я рассказал Мире перед сном. Про три имени, три места и три совета. Мира молчала, лёжа рядом в спальном мешке. Землеведы знали толк в походном снаряжении — холодная жёсткая земля не справилась с гагачьим пухом, нам было тепло и почти мягко.

— Акс Танри, — сказала Мира. — Не зря ты нашёл его амулет. И не зря Властелин так хотел его вернуть. В нём скрыта какая-то тайна; жаль, что мы его потеряли.

— Я помню руну наизусть, — ответил я. — Но я не понимаю, что в ней скрыто.

— Мирарек, — продолжала Мира. — Великая рунная волшебница Севера, она в одиночку работала с заклинаниями из пяти рун. Меня назвали в её честь.

— Правда? — удивился я. Полное имя Миры я не знал. — Так может речь не о ней, речь о тебе?

— Сомневаюсь, — спокойно возразила Мира. — С чего бы меня называть старым родовым именем, которое и мать-то редко произносила. И ещё вмешивать в имена других Героев? Да и Лунная Дева мне ничего такого не пророчила.

— Танри, Мирарек и Уинвард. Что общее, кроме их подвига? Уинвард мог быть их общим ребёнком? — предположил я.

— Такое предание сохранили бы, — сказала Мира. — Да и если бы даже был — что с того? А твой род — он не восходит к кому-то из них?

Я тихонько засмеялся.

— Мои родители лопнули бы от гордости, будь в семье хоть самый завалящий маг времён Великой войны... Нет, Мира. Увы.

— Три места, — сказала Мира. — Тут понятнее.

— Понятнее, — согласился я. — Ты, главное, не вмешивайся. Поняла?

Я положил руку ей на живот. Показалось мне, или он и впрямь заметно округлился?

— Не стану, — сказала Мира. — Давай спать, Грис. Про советы мы подумаем позже.

А что там было думать?

Один — так совсем был понятен.

Не жалеть времени.

Я закрыл глаза — и представил себе вьющуюся нить, тонкий фитиль во тьме. По фитилю бежал крошечный лепесток пламени, перед ним фитиль был бел и чист, позади рассыпался чёрным пеплом.

Это я.

Это моя жизнь.

Это моё время.

Стоит лишь дунуть на огонёк, разжечь его — и он побежит быстрее. Сжигая отпущенный мне срок, превращая время в волшебство. Резкие линии рун наполнятся пламенем моей сгорающей жизни — и мир изменится.

Время — оно как сила, как здоровье, как пища, как деньги. Это всего лишь ресурс. И твоя воля, как ты его истратишь — ковыряясь с киркой на иссушенном поле, рубя мечом в сече, стоя за прилавком с весами... или творя волшебство.