Скрепы нового мира (Анизотропное шоссе, Iii)

\

Цитаты из реальной инструкции для пассажиров.\

\

*19 декабря 1919 года Харьков был объявлен столицей УСР (позже УССР), и оставался ею на протяжении 15-ти лет. Только в июне 34-ого бразды правления были переданы Киеву.\

Удача, между тем, не торопилась поворачиваться к нам лицом. Кассирная барышня, едва услышав про Баку, двинула вперед засыпанную лучшей в мире советской пудрой цыплячью грудку:

— У нас билеты только до Минеральных вод!

— Хорошо, — не стал спорить я. — Когда?

— Завтра! — Лаконичности барышни позавидовал бы сам царь Леонид.

— А сегодня?

— Все наши самолеты уже на маршрутах!

— Мда... спасибо!

— Всегда пожалуйста!

Интересно, за что она меня так невзлюбила? Критические дни? Парень бросил? Премии лишили? Хотя, нам бы ее проблемы... нет, конечно из Москвы мы выскочили удачно, спору нет. Билеты умудрились купить по Сашиному свидетельству о рождении, то есть на неизвестную Лукашенко фамилию. Но сложно ли опросить кассиров и пилотов аэропорта? Среди двух-трех сотен прошедших через них за сегодня пассажиров нам не затеряться никак. Когда по нашим следам полетят телеграммы? Сегодня? Завтра? А может быть, наряд уже ждет за ближайшей дверью? Я опустил руку на пистолет... нет, хватит параноить! ГПУ ни за что не выделит серьезных оперативных ресурсов ради простого контрика. Однако останавливаться на ночевку в Харькове все равно страшно.

Отослав Сашу в столовую добыть что-нибудь поесть, я вышел на аэродром — охраны тут нет и в помине. Смотреть, впрочем, тоже нечего. На поле из пассажирских всего один самолет, да и тот, судя по суете вокруг, неисправный.

Для очистки совести я подошел к авиатору, который неспешно стирал грязь с рук воняющей бензином ветошью:

— Простите великодушно, вы куда-нибудь сегодня летите?

— До Минвод, — слава лапласиану, авиатор не стал строить из цели великую военную тайну. — Как победим чертов шестой цилиндр, так сразу.

— Вот же удача! — сорвался я на радостный вскрик. — А билеты отчего не продают?

— Потому что дура, — спокойно и безнадежно махнул рукой авиатор. — Нет, мы конечно от графика уже на четыре часа опаздываем, но взять тебя можем.

— А двоих?

— Хоть пятерых! Всего три пассажира у нас, ежели они на поезд не сбежали. Ну, еще почты накидали много в багаж.

— Вы нас спасаете!

— Ты сперва подумай, — попробовал остановить мой напор авиатор, — может по чугунке-то оно проще будет? Ведь все равно, придется по дороге...

— Вы точно без меня не улетите? — я не стал дослушивать возражений.

— Точно... еще как точно, полчасика провозимся, никак не меньше.

— Так в кассу и передам!

Обратно, к Саше, я не шел, а летел: ветреная девка, она же удача, снова с нами!

Починка затянулась чуть дольше обещанного. Мы не только успели оформить билеты, но и наскоро перекусили густым, наваристым, совсем не московским борщом. Уж не знаю, когда на Украине Старого мира начался Голодомор, в Новом мире не заметно никаких его признаков либо предпосылок. Доступ в столовую совершенно свободный, очередь по меркам СССР заурядная, особой дороговизны то же не наблюдается. Совграждане вокруг не выглядят голодными, хлеб хоть и берегут, но с собой украдкой не тащат. Если так пойдет и дальше — можно смело записывать в свой актив несколько миллионов спасенных жизней. Страшные, непостижимые разумом цифры...

Неужели мне все же удалось изменить мир?

Неужели я провалился в прошлое не зря?!

Где-то на краю сознания мелькнула полная самодовольного пафоса мысль: "за такой результат и погибать нестрашно". Представилась могила на верхушке холма, огромный памятник, выбитая в благородном сером граните эпитафия с подробным перечислением заслуг. Так явно, что пришлось одернуть себя — отправляться на тот свет в прекрасный солнечный день, да на полный желудок, можно ли придумать что-то более аморальное? А еще... нужно твердо помнить — гештальт не закрыт. Пусть Голодомор развеялся мерзким туманом, пусть сорван Великий террор, на моей совести остается Вторая Мировая война. Предотвратить бойню, да еще без негативных побочных эффектов — ради этого стоит жить. И не просто так, а по заветам несостоявшегося "отца народов" — лучше и веселее.

Именно с этим простым человеческим желанием я поднялся по короткой приставной лесенке в салон самолета. Огляделся по сторонам, и невольно улыбнулся: "dreams come true!" Кресла мягкие! Конечно не как диваны Аэрбаса или Боинга, но что-то типа толстых перовых подушек на плетеных креселках все же имелось. Вдобавок, все что можно и нельзя, оказалось обшито для звукоизоляции войлоком, а поверх него, для красоты, плотной узорчатой тканью.* На полу, вообще, чудо чудное — красная ковровая дорожка с высоким ворсом. Шедевр удобства и комфорта, особенно в сравнении с аскетичным до схимы АНТ-9. Интерьер портила всего лишь одна единственная деталь: длинная, густо изляпанная черным маслом лестница, уложенная бортмехаником вдоль прохода.

В полной уверенности иностранного происхождения машины, я поинтересовался у пилота:

— Это у вас Дорнье или Юнкерс?

— Наш самолет, советский, — с гордостью ответил тот. — Калинин пятый!

— Надо же! — искренне восхитился я. — Так хорошо сделали!

— Для кого хорошо, — недовольно буркнул устроившийся на свободном месте бортмеханик. — А для кого и не очень.

Раскрывать подробности он не стал; да я и не интересовался — недостаток, если сильно постараться, можно отыскать в любом сложном механизме.

Взлетели мы подозрительно легко, с короткого разбега, даром что мотор на этой модели всего один. Сделали зачем-то круг над Харьковом и неторопливо попилили вдоль рельсов прямо в сторону полуденного солнца. Саша полностью отошла от страхов первого полета и теперь не отрывалась от окна. Меня же быстро сморили размеренная вибрация и качка, проснулся только при посадке. Ждал Луганск или Донецк — оказалась какая-то Лозовая, меньше часа лета от республиканской столицы. Местные наземные службы, представленные вооруженным берданкой сторожем дощатого сарая, на наш борт не обратили ни малейшего внимания. Зато механик без лишних слов вытащил лестницу и полез копаться в двигателе, то и дело обжигаясь и матюкаясь. Покрутил какие-то гайки, почистил свечи, долил масло. Хлопнул жестянкой капота, махнул рукой, чтобы любопытные, типа меня, живее лезли обратно в салон.

Снова взлетели, я уж думал — теперь-то непременно дотянем до самого Ростова. И ошибся — минут через сорок мы резко пошли на посадку под натужное чихание мотора. Да не на аэродроме, а прямо посередь случайно подвернувшегося покоса. Кочки неподготовленной полосы едва не вытряхнули нас с Сашей из кресел.

— Все, дальше пешком?! — кипя и негодуя, я напал на бортмеханика. — Спасибо, что не убили!

— Чепуха, — небрежно отмахнулся грязной рукой тот. — Первый раз, что ли?**

Так дело и пошло. Час летим — полчаса чинимся, остается лишь позавидовать нашим несостоявшимся попутчикам, которые предпочли самолету поезд. В круговерти взлетов и посадок до ночи добраться в Минеральные Воды не успели; закат застал нас у станции Тихорецкая. Ничуть не расстроившись задержкой, пилот назначил наш следующий вылет на четыре утра, попросил не опаздывать, а еще лучше — прийти за час. Обидно, но ничего не поделать, в темноте авиация тридцатых не летает принципиально. Ситуация для Укрвоздухпути явно штатная — редкий К-5 долетит за день из Харькова до Минвод. Начальник аэродрома, товарищ Гусев, лично отвез нас на телеге в городок — устраиваться на ночлег к извозчику со звучной фамилией Освальд. Жаль, имя у него не Ли Харви, а просто Ося... на этой мысли дремота, похоже, окончательно сморила мой организм.

* * *

Проснулся оттого, что Саша трясла меня за плечо:

— Идет кто-то!

— Давно пора, — стряхивая сумбур воспоминаний вчерашнего дня, я потянулся, в охотку, широко, с хрустом суставов. — Кого там несет?

— А ты посмотри!

Вспомнив про наш шаткий статус, я поспешно вскочил на ноги. Нащупал в кармане пистолет, и даже успел сделать несколько шагов к калитке, когда она широко распахнулась — на службу шествовал товарищ Гусев собственной персоной. Его вялый, вываленный из пиджака живот раскачивался на ходу, как флаг капитуляции в безветренный день. Слева и на шаг позади, как положено порядочной спутнице жизни, семенила с блестящим бидоном в руке грузная тетка в раздражающе пестром сарафане.

— Ну, и где же обещанный вами вылет?! — я начал ругаться с ходу, вместо вместо приветствия.

— Механики и пилоты возились до полночи, устали сильно, — обезоруживающе развел руками начальник. — Вы уж извините, так неудобно получилось. Через часик они проснутся, сразу и полетите.

Улыбка товарища Гусева была такой искренней и доброй, что весь мой немалый запал злости удивительным образом развеялся без следа. И то правда, несколько часов нас не спасут и не погубят.

— У нас с вчора залишилися сладки пироги, — окончательно примирила меня со срывом сроков супруга начальника. — Молочко вот ще, — она приподняла в руке бидон, — парное!

— Спасибо вам, — Саша все решила за меня. — С удовольствием!

Завтрак вышел очень к месту — кроме сэкономленного на беспризорниках хлеба, мы ничего не ели с прошлого утра. В качестве бартера пришлось пересказать хозяевам стопятьсот свежих московских сплетен, этого добра мне не жалко, а Саше так и вовсе в удовольствие. Тем временем, аэродром за окошечком начальственного кабинета потихоньку оживал. Подтянулись механики, пилоты, вылез из какой-то подворотни пугавший нас ночью красноармеец. Я предвкушал скорое продолжение путешествия, однако беда пришла откуда не ждали. За воротами требовательно загудел клаксон автомобиля, а чуть погодя, навстречу выметнувшемуся из домика товарищу Гусеву, на поле резво выкатил похожий на большую черную лоханку автомобиль.

Беседа начальника аэродрома с единственным сановным пассажиром вышла недолгой — товарищ Гусев вернулся к нам с поникшей седой головой:

— Приехал персек нашего горкома...

— В Москву собрался, — догадался я. — Смелый он у вас, самолетами-то летать.

— Нет, в Харьков... срочно, а у нас только один аэроплан готов.

— А как же билеты, расписание? — расстроился я, ругаться с теми, кто так любезно поделился едой, у меня недостало наглости: — И куда же нам теперь податься?

— Да на кой вам сдалась эта шайтан-машина, прости господи! — несказанно обрадовался моему спокойствию товарищ Гусев. — До Минеральных Вод добираться по чугунке куда как с добром! И время самое подходящее, как раз через два часа мимо нас поезд пойдет из Новороссийска в Баку, на нем прекрасно до своего минводовского курорта доедете. Письмо начальнику станции напишу, по нему за билеты не возьмут ни одной копеечки!

"Баку!" — я с трудом удержался, чтобы не воскликнуть вслух, незачем кому-то знать нашу реальную цель. "Вот удача!". Перелета из Харькова вполне хватило для понимания — на поезде по окраинам СССР передвигаться быстрее, безопаснее и, надеюсь, комфортнее.

— Ежели так, то пожалуй, — согласился я с притворной неохотой.

— Сей же час! — товарищ Гусев ловко перетек за свой служебный стол. — У меня и бланк специальный на такой случай имеется!

Интересно, этот чертов Укрвоздухпуть вообще до Минвод когда-нибудь долетает, или тут принято всех на поезд пересаживать?

* * *

* * *

Билеты на поезд по письму товарища Гусева начальник железнодорожной станции выдать согласился без малейших колебаний и вопросов. Но с одним "маленьким" нюансом: "размещайтесь... если найдете место, а лучше подождите московского скорого, он будет через два дня". Поначалу я не испугался — в отсутствии скрупулезной автоматической системы продаж, в поездах просто обязан существовать какой-то запас свободных мест. За красивые глаза их не отдадут, но разве сложно коррумпировать одного из кондукторов?

Реальность, как обычно, превзошла самые мрачные прогнозы. В составе обнаружился всего один вагон второго класса. Все остальные — жесткие общие, с лавками, плотно забитыми жаркой вонью сто лет немытых тел, едким махорочным дымом, нелепыми узлами, квохчущими курицами, истошно орущим детьми и прочими чудесами сурового советского быта. Втиснуться можно, в конце концов, в иных московских трамваях еще теснее. Не заразиться какой-нибудь заразой

* * *

за двое суток пути со всеми остановками, или просто не сойти с ума от бесконечной шумной суеты, — mission impossible!

Последняя надежда, вагон второго класса порадовал... отсутствием кондуктора. Его попросту не было, совсем и напрочь. Оставалось одно — теснить уже имеющихся пассажиров. За первой дверью нас ждала многоженная и многодетная семья местного Абдуллы, за второй кутили чинуши немалого ранга, третью просто никто не открыл. Четвертая внушила осторожную надежду — два парня, две девушки, на вид — студенты или свежеиспеченные инженеры.

— Не найдется ли у вас местечка свободного... — начал я, и осекся.

Шаблон, составленный в стиле "заплачу за уголок сколько скажете и даже больше", в данном случае вызовет в лучшем случае смех, в худшем — агрессию или презрение. Хотя без последнего все равно не обошлось:

— Закройте дверь, господин хороший, — не дал мне продолжить уговоры старший из компании, парень лет тридцати с белым сабельным шрамом по загорелой щеке.

— Интеллигентам не подаем, — тряхнула копной пепельных волос толстушка с крупными, неистово голубыми глазами.

— Вообще-то электротехник, — невпопад обиделся я. — С чего в интеллигенты записали?

— Ты бы ярлык носил на шляпе, что электротехник, — уже без особой желчи в голосе заметил старший парень. — А то я уж думал, ты из контры, больно уж вид у тебя скверный.

— Без пяти минут партийный, — для того, чтобы поставить на место купейного заводилу, я вытащил из кармана пиджака кандидатскую карточку, махнул ей в воздухе. — Кстати, в Москве многие шляпы носят, хоть товарища Рыкова в пример возьмите. Когда он контрой успел стать?!

— Пойдем, Леш, — вмешалась Саша. — Нам тут не рады.

— Категорически не рады, — согласился я с женой. — Счастливо оставаться!

Мы успели отойти на пару шагов, когда в спину донеслось на несколько голосов:

— Погодите, погодите!

— Стойте, да стойте же!

— Ребята, мы же потеснимся? — особо старалась голубоглазая толстушка.

— Точно не помешаем? — на всякий случай уточнил я.

— Уж заваливайте скорее, — отрубил сомнения старший. — Неужто мы нелюди какие?

Вот она, партийная магия! Кто бы мог подумать, что из кандидатской карточки, сохраненной благодаря рекомендации подлеца Лукашенко, выйдет хоть какая-то практическая польза? На вид — идиотский кусочек красного картона, даже без фотографии. Зато каков эффект! Озлобленные на весь мир чудовища мигом обратились улыбчивыми и дружелюбными молодыми людьми. Не слушая возражений, а вернее, упирая на скорую порчу продуктов от жары, они потащили нас за свой стол, подкрепиться домашним салом, пышным, совсем не московским белым хлебом и чудесным, чистым как слеза самогоном. Под него и перезнакомились.