Третий шаг. Книга 2. Калейдоскоп

— Да, конечно. Зачем мне вас обманывать?

— Одно время меня заинтересовали эти вопросы. Для удовлетворения своего любопытства мне пришлось поднять специальную литературу. Раньше существовало очень много теорий по этому поводу. Было предложено несколько классификаций греха и порока, но все они, по моему мнению, оказались неполными, не совсем... научными. В конце концов я разочаровалась и забросила свои занятия. Помню немногое. Например, то, что было выделено восемь главных человеческих пороков. Это сребролюбие, тщеславие, гордость, чревоугодие, блуд, гнев, печаль и уныние.

— Какие-то неуклюжие слова.

— Я согласна с вами. Многие из древних слов уже не употребляются. Забыт или искажен их первоначальный смысл. Вот, например, сребролюбие на самом деле означает не патологическую любовь к серебру, а тягу к материальным благам. На Гранисе вряд ли найдется хоть один сребролюбец — все буквально перекормлены этими самыми благами. С другой стороны, тщеславие вроде бы должно остаться. А раз сохранилось тщеславие, то есть и вытекающие из него гордость, уныние и печаль.

— Самое удивительное, — продолжила Маска после хорошего глотка вина, — что в древности полагали, что наказание за совершенный грех неотвратимо. Не важно, кто ты, как ты это сделал — все равно получишь сполна. Даже боги несли наказание.

— Я не слышал ничего подобного.

— Ну как же. Вот, например, Брахма, создатель всего сущего, вначале был правителем остальных богов. И вдруг воспылал страстью к богине Сарасвати, считающейся его дочерью. Великие боги не допустили инцеста и низложили Брахму. Храмы, воздвигнутые в его честь, посвятили другим богам.

От выпитого вина слегка кружилась голова. Служитель идеально смоделировал глубокий летний вечер. Прохлада заставила Маску вплотную приблизится к Эсу Мерлину.

— А потом Брахма совершил свой второй грех. Вечно юная прекрасная богиня Мохини воспылала к нему любовью. Но Брахма, один раз ожегшись, оттолкнул ее. Мохини прокляла его, и люди перестали подносить ему дары, что окончательно превратило Брахму во второстепенного божка...

Маска была так близка. Эс Мерлин не впал во второй грех Брахмы.

* * *

Брендан стоял, набычившись, и смотрел на сборы своего имущества.

— Что, уже завершили следствие? — невинно спросил Эс Мерлин.

— Да, — сквозь зубы процедил Брендан. — Закончили в виду полной бесперспективности. Есть более важные дела — такие, как поиск врага народа, злобно тасующего порядковые номера участников конкурса молодых талантов. Артисты, видите ли, желают появляться перед публикой в соответствии со своим рейтингом, а кто-то им мешает.

— Какой беспредел!

— А вы продолжаете искать?

— Да, я продолжаю.

— Я просмотрел часть ваших материалов. Почему вы нарушаете установленный порядок следственных действий?

— На то, следовательно, есть определенные причины.

— Мне бы ваши причины! Меня спеленали по рукам и ногам и — такое сложилось у меня впечатление — сделали все, чтобы побыстрее отвязаться от этого дела. Элементарное чувство справедливости требует наказания любого проступка. Здесь же все гораздо страшнее. Убит человек, убийца на свободе, может быть, готовится к новым преступлениям — что может быть важнее, чем найти и обезвредить его, пресечь последующие преступления? Так нет: мне, видите ли, следует незамедлительно заняться молодыми талантами. Что-то я перестал понимать окружающий мир. Слушайте, я вас прошу: сделайте все, что только возможно, но найдите убийцу! Можете располагать мною как вам заблагорассудится.

Эс Мерлин подумал и сказал:

— А ведь вы единственный, кто высказал желание обезвредить преступника.

— Я, как и мои друзья, считаю, что Гуго Ван Теренс — какими бы ни были его чисто человеческие качества — единственный политик, отражающий глубинные социальные интересы Граниса. Наша единственная надежда. Его уничтожение повлекло непоправимый ущерб. Вы согласны со мной?

— Не знаю.

— Вам нужна моя помощь?

— Пока нет, спасибо. Но если понадобится, я, естественно, обращусь к вам.

— Спасибо. Я буду очень рад оказаться вам хоть в чем-нибудь полезным. До свидания, капитан.

— До свидания, лейтенант.

Эс Мерлин прошел в свою палатку. Как он и ожидал, Умник успел справиться с его специальным заданием. Проку от этого, правда, оказалось немного: ни одного доказательного момента. Единственное, что радовало — отсутствие подтвержденного алиби. И на этом спасибо, подбадривал себя Эс Мерлин, передавая Умнику голограмму Синина на предмет установления имени изображенного человека. Умник, жалуясь на плохое качество изображения, выдал с десяток имен людей, проходивших по делу Гуго Ван Теренса. Имени Велы Клаусвар среди них не было. Похожа, конечно, но есть тысячи женщин, более подходящих под визуальный портрет Синина. Ладно, сказал Эс Мерлин Умнику, пойдем посмотрим дом, следуй за мной.

Пломбы на дверях защитного купола оказались нарушенными.

— Позавчера здесь был начальник канцелярии умершего. Изъял атрибуты Посланника, — пояснил Умник. Как обычно, он сам себе уточнил задачу и семенил сейчас впереди, пускаясь в пространные объяснения.

— Это латрии, — сказал Умник, показывая на причудливые растения, похожие на огромную — в полтора-два человеческих роста — перевернутую морковь. — Очень модно конструировать из них живые скульптуры. У Гуго Ван Теренса редчайший сорт латрий — Черные Смолистые, однако внимания им он уделял недостаточно... Входные двери дома снабжены старомодным замком. Одна из причуд Гуго Ван Теренса. Он любил самолично открывать двери посетителям. Считал, что тем самым он подчеркивает свое уважение...

Сейчас каждый человек имеет массу причуд, подумал Эс Мерлин. За прогрессом не угонишься, и в обиходе невольно отдаешь предпочтение привычным вещам. Старые стоптанные тапочки уютнее новых.

— Это зал ожидания. Посетители, если их оказывалось много, в ожидании приема здесь отдыхали. Мебель живая — мутированные блезирские студни. Так что здесь вынужденно не выключали лампы дневного света и систему подкормки. В остальных помещениях вся бытовая аппаратура обесточена... — Умник говорил и говорил.

Эс Мерлин отвлекся. Он вновь переживал события прошедшей ночи.

Почти забытое чувство полноты жизни переполняло его. Он нес себя как хрупкую фарфоровую вазу, боясь расшибиться о крайности чужой жизни. Неприметный шкафчик в туалетной комнате, примыкающей к бассейну, он открыл совершенно машинально. На верхней полке лежал какой-то предмет, похожий на карандаш. Что-то подобное мелькало в его вчерашних видениях. Эс Мерлин попытался вспомнить, но образ гостьи не желал потесниться.

Приборчик от прикосновения включился. На одном из его концов появилось нечто похожее на цветочные лепестки. Широко раскрылись глазки видеосенсоров.

— Это устройство для удаления волос из ушей, — пояснил Умник. Через некоторое время добавил, — а шкафчик-то заэкранирован. Дверцы металлизированы...

Эс Мерлин не сразу уловил связь высказываний лэста. А поняв, бросил прибор, словно ожегшись, на место, захлопнул дверцы.

— Синин когда-нибудь где-нибудь пересекался с Велой Клаусвар? — спросил он.

— Нет, — без запинки ответил Умник, — они не знакомы.

— Хорошо. Ну а что ты стоишь? Живо за сканирующим устройством!

Вот она, Случайность, усмешка жизни. Вопреки здравому смыслу, после тщательного осмотра дома дотошными полицейскими ищейками он нашел ключевую улику. И тут же потерял. Гуго Ван Теренс прихорашивался в тот момент, когда будущий убийца вызвал его по межзвездной связи договориться о свидании.

Память устройства была ничтожной — что иного можно ожидать от такого раритета? — на образ убийцы наложилось задумчивое лицо Эса Мерлина. Хитроумные программы восстановления изображения поймали женский профиль, а кто это? — так и осталось загадкой. Эс Мерлин видел в нем Велу Клаусвар, Умник приводил имена других женщин. Все, расследование закончено. Не удалось найти преступника — значит, не судьба.

Эс Мерлин сидел на лужайке перед домом Гуго Ван Теренса и думал.

Прав Брендан, если есть преступление, должно быть наказание. Но каким образом добиться его? Пусть Вела Клаусвар не имеет алиби, пусть будет вскрыта ее связь с организацией, практикующей индивидуальный террор — ну и что ? Это не доказательство ее вины. Эс Мерлин представил, как он бросает Веле Клаусвар обвинение в убийстве. А в ответ — ухмылки коллег и зубная боль у начальства. Самый вероятный исход — его с позором выгоняют со Службы, а ореол невинной страдалицы лишь развязывает руки Веле Клаусвар в совершении новых убийств.

Второй путь — закрыть расследование как безрезультатное и сообщить свои подозрения Комитету Защиты Человечества. Веле Клаусвар уготовано многолетнее скрытое наблюдение, мягкие проверки на лояльность, возможно — навязчивые попытки вербовки. У Комитета иной уровень этики — не индивидуальный, а видовой, общечеловеческий: жизнь, и смерть одного человека для него не имеет значения. Лишь бы всем было лучше, спокойнее, уютнее. Почти наверняка Велу Клаусвар наказание минует, а для него, Эса Мерлина, она будет потеряна навсегда.

Есть и третий путь — рассказать все потенциальному мстителю, например, Брендану. Вероятно, Вела Клаусвар получит причитающееся — только вот кому от этого станет лучше?

Четвертый путь — сохранить свои догадки в тайне и попытаться притянуть Велу Клаусвар в Орден. Им нужны агенты среди Валькирий. Адепты создадут Веле Клаусвар плотную опеку и проведут коррекцию мировоззрения. Прошлое просто останется в прошлом... Эс Мерлин поймал мимолетное чувство потери — впервые своих Орденских братьев он на миг отождествил с функционерами Комитета.

По какому пути пойти? Парадокс человеческой этики — в ее бескомпромиссности: благое решение не должно содержать видимого порока. Но голая справедливость торжествует только в сказках. В действительности такого не бывает. Если ты не видишь негативных последствий любого своего поступка — ты просто дурак. Что бы он ни сделал, каким бы путем ни пошел, за ним потянется и хорошее, и плохое...

Эс Мерлин понял, что решение им принято. Он прикажет Умнику сворачивать оборудование. Вернется в гостиницу и будет ждать свою вчерашнюю гостью. Она придет, она обещала.

Всего лишь неделю он на Гранисе, но почему его не покидает ощущение свершения чего-то очень важного, способного перевернуть всю его дальнейшую жизнь? Он вспомнил Розу. Да, ему есть чем заняться до прихода Маски. Он будет смотреть Элефанскую бсинкту.

Интерпретатор

У каждой эпохи своя озабоченность. Когда-то прожигали жизнь и золото в ожидании Страшного Суда. Колоннами гнали ведьм на костер. Позже рыли атомные убежища. Выдумывали угрозы то нового Потопа, то сексуальных домогательств со стороны пришельцев, невесть откуда появляющихся на проворных летающих тарелках... На памяти Ника Улина, человека редчайшей профессии и уникальной судьбы, главным объектом пересудов были Сумеречные Созвездия — довольно обширное скопление давно состарившихся звезд, увядающей гроздью притаившееся на краю Галактики.

Там действительно было много странного и непонятного. Умирающие, едва горящие светила, окруженные совершенно безжизненными планетами. Сверхстойкие, простирающиеся на многие триллионы километров облака субмолекулярной пыли. Таинственные потоки электромагнитного излучения сложной модуляции. Но самое загадочное и страшное заключалось в том, что пребывание в той зоне пространства было крайне дискомфортным. Сумеречные Созвездия подтачивали человеческую психику, насылая кошмары ночью и галлюцинации днем, наяву, и никто еще не мог выдержать более двух-трех месяцев, чтобы не убраться восвояси от греха подальше. Те же, кто упорствовал и оставался, сходили с ума.

Кто-то возвращалсяь, но миллионы добровольцев мечтали попасть в эти созвездия. Мотивов, по которым не оскудевала очередь кандидатов в исследователи, было множество — от прозаического любопытства до страстного желания встретить здесь то, что ускользает от тебя в обычном мире.

Первая экспедиция, рекогносцировочная, принесла массу интригующих открытий, но по требованию медиков была вынуждена закончить на полпути свои исследования. Незамедлительно была направлена вторая, на двух первоклассных звездолетах новейшей конструкции. Она растворилась в пространстве. Третья экспедиция долго и тщательно искала пропавших, но смогла найти лишь косвенные доказательства их гибели. Зато на границе Сумеречных Созвездий обнаружила следы угасшей неземной цивилизации.

Ник Улин приложил все силы, чтобы попасть в четвертую, археологическую экспедицию, возглавляемую Илвиным Ли. И добился своего, оказался-таки на Танатосе, кладбищенской планете. Он искренне считал, что выявление причин постигшей ее катастрофы жизненно важно для будущего как родного ему Квартара, так и всего Галактического Содружества.

Илвин Ли назначил Ника Улина главой аналитической службы экспедиции. Все находки поисковиков, требующие объяснений и классификации, все их отчеты и планы проходили через его руки — о лучшей доле он не мог даже мечтать. Идеальные условия для реализации собственной программы исследований. Однако в экспедиции каждый человек нес массу дополнительных обязанностей. Как выходец с Квартара, Ник Улин считался специалистом по интеллектуальным машинам, и львиную долю рабочего времени вынужден был тратить на наладку программ экспедиционных компьютеров. Очередной срочный вызов оторвал его от ужина.

Третий лагерь, откуда поступил запрос, находился на другом континенте Танатоса. Среди астронавтов всякое расстояние в несколько тысяч километров считалось обстоятельством, не достойным даже упоминания. Но орбитальный челнок, служащий для экстренной переброски людей и грузов на планетарные расстояния, был занят, и Нику Улину пришлось, воспользовавшись обыкновенным литом, пуститься в бесконечную дорогу на восток, сначала — в опутывающие чернотой объятия ночи, прорезаемые только сиянием кокрошевы, а затем навстречу робкому рассвету. В попутчики ему напросился один неприметный человек из многочисленного отряда специалистов непонятного профиля, что пользы не приносят, но вечно путаются под ногами. Имени его Ник Улин не разобрал, думал, что выяснит во время неспешного разговора, скрашивающего томление пути, но не получилось — тот сразу уснул и проспал всю дорогу.

К месту назначения они прилетели ранним утром. С высоты птичьего полета Третий лагерь отчетливо являл наблюдателю свое убожество: на безбрежном ровном поле, обнесенном силовым барьером, несколько успевших проржаветь навесов, низенькие палатки, пригодные для обитания разве что условно, станция тропосферной связи да стандартная энергетическая установка. В последний раз взвыв моторами, лит опустился около передаточной антенны, на которой гордо веял флаг экспедиции — руководство лагерем, вероятно, располагалось где-то рядом.

Под навесом в живописном беспорядке раскинулись штабеля ящиков, часть которых была вскрыта изощренно варварским способом. Пол был усеян разнокалиберными железками. Ближе к ним, за грязным столом сидел, подперев седеющую голову руками, грузный мужчина в шортах и рубахе навыпуск. В дальнем углу застыла у компьютера молодая женщина. Лицо ее было скрыто опущенной маской компьютерной консоли-шлема. Пока Ник Улин разглядывал раскрывшуюся перед ним картину, его некомпанейский попутчик, пробурчав что-то нечленораздельное, скрылся между штабелями.