Вьюга

— Ну, где-то там и есть, — задумался я. А верно — и плечо потихоньку ныть начинает, и голова тяжелой становится. Плохо дело, если так.

Повернулся, позволяя рычажке повиснуть на ремне, привалился спиной к холодной стене.

— Так, — подумать надо, что за перспективы у нас, — У меня, кроме пана рыцаря, как-то ничего не придумывается. К Подбийпяте в гости пойдешь, княжна?

— А капитул как же?

— А сдается мне, что вот эта вся свистопляска в центре — как раз вокруг капитула и идет. Да и пан рыцарь там больно близко живет, но другими друзьями я тут не обзавелся, — выдохнул, протер глаза — точно, голову чуть кружить начинает, — А ты, княжна?

— Друзьями — нет.

— А кем — да?

— Ты, пан Гаврилов, вообще никому не доверяешь? — Киру блеснула клыками в темноте, — Даже мне?

Кажется, я что-то такое почувствовал еще до того, как знакомо взревело где-то за домами, там, за спиной. Пробрало до костей оглушающим реактивным воем. Высветило все до последнего булыжника на мостовой бело-синим.

Сам не понял, как успел дернуть альву к себе, вжимая лицом в куртку — и чудовищная, нереальная дуга встала чуть в стороне, растянулась над городом, ткнулась куда-то там, в центр. И вот тогда ахнуло так, что земля в ноги ударила, а нас присыпало рухнувшим с крыши снегом.

С треском раскололась о мостовую одинокая черепица.

— Твою мать, — только и протянул я, глядя, как светлеют тучи над головой, наливаясь красным, — Твою мать..!

— Пусти меня, ну! — альва отстранилась, ткнувшись в грудь кулачками, глянула вверх. Обернулась и зарычала, зыркнув черными провалами, — Огненной картечью ударили!

— По капитулу?

Издалека, едва слышно, рассыпал медью набат — если бы стрельба не утихла чуть, то и не заметил бы его, наверно.

— Откуда я знаю? — она как-то странно дернула плечами, оскалилась, уставившись на меня — Откуда я это могу знать, зверь?!

— Успокойся, — я даже руки приподнял — мир, мол, дружба и такое вот все, — Не знаешь, понятно.

— Все с центром, закончился — сдавленно сказала Киру, отвела глаза, вроде даже и виновато, — Теперь там… Если осталось что — все равно не пройти.

Помолчала, мостовую перед собой разглядывая. Мимо проулка пробежала пара силуэтов — темные по темному, не поймешь даже кто — не обратив на нас внимания, а может и не заметив.

Альва проводила их взглядом, махнула рукой, будто какое-то решение приняла, и не из приятных, — В центр не пойдем, а тебе надо где-то выспаться, так?

— Раз ты говоришь…

— Идем, — вцепилась мне в руку, — Ну?

— А куда, могу узнать? — я с места не двинулся.

Пурпур в ее глазах вспыхнул ярче.

— Идем, зверь, я расскажу по дороге, только идем, пожалуйста.

Мы шагали мимо домов с задраенными ставнями окнами, стуча каблуками о булыжники там, где не было грязно-снежной каши.

— Я каэрда. Это значит ведьма. И Мирела тоже, если тебе интересно. Интересно? Осторожнее, дерьмо.

Тут по большей части дерьмо, могла бы и не предупреждать.

— Каэрда Те Кирилла Киру Кассиру, это будет — ведьма крапивы и тумана. Крапива — так ты меня зовешь на старой речи. Хорошее имечко. Тебе смешно, зверь? Нет? Вот и мне не смешно. У вас таких называют провидцы. Мозгоправы. Обманщики. Оракулы. Сам выбери нужное. У альвов мало ведьм, зверь — я, например, других не знаю. Мирела? Да, конечно, еще она. Не спрашивай о ней, хорошо? Я ведь совру. Тут направо. Стой!

Она глянула куда-то в чернильный мешок угольного подвала, пожала плечами, снова потянув меня за руку:

— Пьяный какой-то. Нам и повезло, и нет. Хотя по большей части — нет. Когда пришли амманы, до последнего казалось, что Чеккая устоит. А может, просто мы хотели в это верить? Сейчас уже без разницы. Ты, конечно, не видел Ятлицких гор? И крепостей по границе тоже? Я не знаю, сколько там амманы положили своих, но много, десятки тысяч. А потом стало некуда бежать — разве что через Порубежную топь, которую и мы едва прошли. А ведь были старики, дети... Нас согнали в нелюдское поселение, зверь — я не буду рассказывать тебе, что это, и никому не буду, даже если меня Великая мать спросит. Но думаю, она не спросит.

Альва дернула щекой, прищурилась:

— Не спросит, точно. Тут вот к той вывеске, и потом вправо.

Вывеска? Точно, что-то там про бакалейные товары, и под ней почти, на углу, трое мужиков курят, сплевывая на мостовую. Проводили нас взглядами, но окликать не стали — вот и отлично.

Киру глубже натянула капюшон куртки, продолжила злым шепотом:

— Нам повезло, что амманы не искали магичек среди альв — они и не догадывались, что такие бывают. Мы себя не рекламируем, так уж вышло, скорее наоборот. Они не искали магичек, просто выстроили всех — они так любят строить всех в ряды, утром, перед работой, после, когда уже темно.

Я услышал, как она скрипнула зубами.

— Строить и пересчитывать, молитву за молитвой. Падаешь — забивают палками. Сложно не упасть, зверь — сложно, когда ешь раз в день гребаную гнилую кашу. Тебя шатает, скотина? Н-на! Не так посмотрел, нелюдь? Вот тебе еще! Очень сложно не упасть, знаешь? Падаешь — и конец. Один дед выдержал сорок три удара — я стояла и считала, зверь, пока он еще дышал, вот почему я знаю. Стояла и считала. Я разодрала ладони ногтями, что бы не заорать — и считала, считала…!

— Киру?

Альва выдохнула, мотнула головой.

— Да. Заговорилась. Постой, надо влево свернуть… Тут где-то? Давай тут. Так вот, они выстроили нас тогда в первый раз — и их колдун прочитал свою белиберду, воззвание Пророка, кажется. Они его иначе зовут. Не Пророка — колдуна. Но это был колдун, не самый сильный, правда. Третьесортный колдун, вроде той магички, что ты в трактир привел. И пока он читал, они выстроили — они любят строить людей в ряды, я говорила? — выстроили тех, кого им указали добрые люди Подуевэ как альвских старших. И насадили их на колы. Тогда я пожалела, что не умерла до этого, зверь. Я потом часто жалела, что не умерла. Сколько их было? Может быть пятьдесят, не знаю. Я могла зажмуриться, но я должна была увидеть. Ты знаешь, как умирают насаженные на колы? Я знаю.

— Киру, ты не должна этого всего рассказывать, понимаешь?

Она остановилась, зыркнула черными провалами:

— Если вздумаешь меня жалеть — я тебе горло выгрызу, понятно? Мне твоя жалость до одного места. Слушай лучше, другого раза может и не быть, зверь. Слушаешь?

— Продолжай.

— Их колдун как-то влил те жизни, что они отобрали, в свой заговор. Наверное, альвы тоже так когда-то умели — легенды же врать не будут, да? И после этого я перестала быть каэрда. Я стала просто Крапивой. И была просто Крапивой, пока мы не подошли к Старой пуще. Там… там я начала оттаивать. А потом и поняла, кто ты такой. Тебе интересно? Конечно, интересно. Представь, что ты можешь читать на любом языке. Каждый день ты видишь новые и новые книги — глупые, умные, или еще какие-то там, — тысячи тысяч книг. И вот тебе приносят очередную — возьми, там что-то не сильно понятное. Ты открываешь ее, как тысячи тысяч книг до этого — и она пустая.

Киру хмыкнула, мотнула головой, указывая на дом в конце улицы — дом с вывеской какой-то, но отсюда не разглядеть, фонари по улицам этой ночью не жгли:

— Я думаю, что тебя нет для нашего мира, зверь. Тебя истинного. Все еще интересно? Тебе интересно, и ты интересный. Не только мне — этой вот тоже.

— Этой?

— Сейчас прочитаем вывеску — думаешь, я отсюда вижу, что ли? Там магичка, оракул — это я тебе скажу, а как зовут — узнаем. Там мы будем в безопасности, если она не решит иначе. Спрашивай, пока идем — видишь, как я много болтаю? — она улыбнулась, словно силой растянув губы.

— Амманы связаны с вами?

— Ты убиваешь во мне романтика, это знаешь? — не поймешь, шутит или я правда дуб бесчувственный, — Не знаю, но думаю — да. Если бы я в полной силе была, когда мы с Милу расстались — точно бы сказала, а так...

— Там, — кивнул на приближающийся дом, — С тобой ничего не случится?

Красивый дом, значительно богаче того, что у Тунавского рыцаря имелся, с затейливой башенкой и тонкой такой кованной оградой. Похоже, что бронзовой — значит, литье, не ковка. Черт, какая-то ерунда в голову лезет.

— Не знаю, — она пожала плечами, — Мне давно насрать, что со мной случится, зверь. Жить, наверное, хочется — а все остальное уже случалось.

Остановились у самой ограды, попробовал вывеску разглядеть — без толку. Саму табличку у входа там, на крыльце из дикого камня, вижу, а что на ней написано — бог весть, черезчур темно тут.

— Ничего?

— А что должно быть? — я недоуменно глянул на альву.

— Вот видишь, — Киру покачала головой, — Ее зовут Елена Витковская, и она просит нас не стесняться и зайти внутрь. Очень настойчиво просит. Пойдем?

Глава восемнадцатая, совсем короткая, где герой знакомится со злой волшебницей и узнает, как выглядит настоящая магия

— Они были у нее в руках — и она что? Повтори, а то я думаю, что ослышался…

— Отпустила их, пан Ортуз.

— Болек, перекрести-ка его саблей.

— Погоди, Ортуз-эфенди, дозволь слово молвить?

— Ну?

— Она взяла с него клятву?

Что я вообще знаю о провидцах? Немного знаю, стоит признать — как-то покойного Вьюгу с ними жизнь не сталкивала, не его уровень совсем. Гильдейские провидцы — их вообще не сказать, чтобы много было, и если брать княжество — в основном в столице живут, там в их услугах и надобность есть, и деньги имеются, что бы такое оплачивать. А берут они ой как много. Впрочем, никто из действительно полезных магов альтруизмом не отличается, что поделаешь.

И еще, что совсем немаловажно — тут я на альву глаза скосил — почти все такие вот провидцы с легкой сумасшедшинкой. А некоторые — и совсем даже не легкой. Их поэтому вне гильдий и не бывает — нужны какие-то особые ритуалы и методы, чтобы с ума не сойти, когда у тебя мысли всех окружающих в голове отражаются.

А вот насчет возможностей таких магов мне знаний перепало чуть больше — интересно, почему так? По сути, провидец с человеком может почти что угодно сотворить — а если последствий не боится, то и вообще все. Начиная от внушения неуемного стремления в петлю влезть, и заканчивая желанием выболтать самое сокровенное. Поэтому, кстати, провидцы не только с изрядной шизофренией живут, едва сдерживая порванное сознание, но еще и получают по ходу карьеры заботливо выпестованную паранойю — слишком много охотников находится на тот набор тайн, что они в своей голове носят.

— Так что? Идешь? — Киру прищурилась.

— Пойдем, — подхватил ее под руку, толкнул на удивление легко подавшуюся створку ажурных ворот, шагнул на двор, — Раз приглашают — чего отказываться?

— Приглашают? — альва улыбнулась уголком губ, — Я бы это так не назвала, зверь.

Прошли буквально пару шагов от ворот к дому, поднялись по крыльцу и едва я успел за массивный дверной молоток взяться, как широкие двустворчатые двери распахнулись, заливая ярко-желтым. Даже зажмурится пришлось — настолько от света отвык, пока по улицам бегали. Девушка, что открыла — сперва даже подумал, что сама магичка, но нет, не она, конечно — в первую очередь на меня уставилась, словно не думала тут увидеть. Потом на Киру уже взгляд перевела, этак вопросительно голову наклоняя:

— Чем обязаны, альва?

Приятный такой голос. Только ни в жизнь не поверю, что не знает она, кто там в дверь постучал. Тем более, если этот кто-то и стукнуть-то не успел — это нам с порога на наше место указывают, как мне кажется.

— К госпоже Витковской, — Киру оскалилась, задрав подбородок.

— Вот как? А знает тебя госпожа?

— Послушай, ты…

Тут уже я вперед шагнул, аккуратно Киру отодвинув.

— Если пани Витковской с нами говорить без интереса — то мы разворачиваемся и уходим. Это — понятно? — к черту все, с кем-нибудь еще поиграет, устал я слишком для этого, и злой, как последняя сволочь просто.

Служанка снова на меня с недоумением глянула, словно не могла решить, видит она меня вживе или я ей тут мерещусь. Кивнула, наконец решив что-то:

— Пани Витковская просит тебя зайти, пан рыцарь, — особенно на «рыцаря» надавив, почему-то, — Пойдем.

Еще чуть помолчала, как заторможенная, и добавила:

— И альва тоже пусть заходит.

Провела нас через длинный, ярко освещенный газом зал, потом вверх по лестнице — витой такой, в той самой, видимой с улицы башенке расположенной — и оставила в гостиной, скрывшись через какую-то боковую дверь.

Почему-то от дома провидицы я ожидал какой-то прямо сказки тысячи и одной ночи — сам не знаю, почему так. Но сильно с этим не угадал — тут, по крайней мере, все было очень даже консервативно: бордовый шелк, дубовые панели, мебель тяжелая такая, словно вросшая в пол. Выглядит как бы не старше самого дома, если меня спросить.

Как-то у меня такой вот стиль скорее с банком ассоциируется, или еще чем-то этаким, вроде нотариальной конторы — но точно не с магичкой.

— Ужасно выглядит, правда? — так и не понял, откуда она появилась — чуть не подскочил в кресле от неожиданности. Киру, случаем, не ошиблась, заявив, что на меня трюки провидца действовать не будут? Впрочем, сама альва тоже обернулась так, словно у нее за спиной привидение появилось — хотя пани Елена на приведение похожа не была.

Откровенно говоря, пани Елена была потрясающе красива — не знай я о том, что целитель с достаточным опытом такое из любой замухрышки сделает, было бы золото, — удивился бы. Впрочем, даже с таким знанием магичка поражала, без шуток поражала — прямо физически чувствуется. Сколько ей? Сразу и не скажешь, но скорее за тридцать. Очень высокая, выпирающие скулы, небольшой нос, чуть неправильный, но настолько расчетливо неправильный, что только изюминку лицу придает. Прямые черные волосы, еще ярче кажутся на фоне снежно-белой кожи. Огромные зеленые глаза, вытянутые к затылку. Зрачки так расширены, что радужки почти и не видно, правда. Рот с капризным извивом пухлых губ.

— Дом, пан рыцарь, — она взмахнула рукой, так что ее синий шелк ее халата, и так особо ничего не прятавший, разъехался еще больше, почти открывая грудь, — Дом просто ужасный. Это не мой, конечно — наняла, пока обретаюсь в этой дыре. Я Елена Витковская, гильдейский маг с жетоном. Предложить тебе выпить?

Не дожидаясь ответа, она прошла к угрюмому дубовому комоду, стукнула дверцей.

—Нет, пани Елена. Мне сказали, что на порошок плохо будет, — наконец выдавил я, поневоле глядя, как она наклоняется, звеня бутылкой о край бокала. Шелк облегал ее бедра словно вторая кожа. Весьма примечательные бедра — я вообще не знаю, кем надо быть, чтобы такого не отметить.