— Ой, Маки, не задавай сложных вопросов. Я не смогу дать ответ. И никто не сможет. Да, без железок тебе не обойтись, но у меня самого в грудине осколок мины размером с ноготь мизинца, поэтому тут…
— Да о каких осколках может идти речь? — не унимался я. — Ты видишь эту хрень?! Эти буквы. «Анализ» и прочее! Твоё тело плавает в чане?
— Нет, моё тело при мне.
— Ну так и что ты несёшь?.. О чёрт… — очередная страшная догадка пронзила остатки мозга. — Может, я — это вообще не я?! Может…
— Маки! — попытался вклиниться полковник, но я не слушал.
— Выпустите! Покажите мне всё! Откуда знать, что моя память — моя? Что ты — это ты? Что эти образы — настоящие?..
— Маки!
— …Что они — это именно они? Что всё это — не какой-то театр для сбрендившего робота?!
— Маки!.. О, а вот тут ты даже не представляешь, насколько прав, — хрипло хохотнул бывший командир.
— Что? Это ещё в каком смысле?.. — его фраза окончательно выбила из колеи. Голова шла кругом.
— Меня выдернули из тюрьмы, только чтобы поговорить с тобой и определить, насколько цела личность и правильно ли крутятся шестерёнки в твоей башке.
Заявление Майка, подтвердившее мои худшие опасения, стало шоком, но я не мог не обратить внимания на другое:
— Погоди, тюрьмы?..
Вздох.
— Да, Маки. Тюрьмы.
Небольшая пауза. Я недоверчиво осмотрел этот кусочек информации со всех сторон, ощупал логикой и разве что на зуб не попробовал.
— Откуда мне знать, что ты не врёшь?
«Может, это проверка? Провокация?»
— Ой, да мне насрать! Хочешь верь, хочешь не верь, хочешь — сходи с ума дальше. Мне-то какое дело?..
Нужно было успокоиться. К сожалению, встроенный функционал не позволял контролировать эмоции, поэтому пришлось сделать паузу и немного помолчать.
Сведений и так не хватало, а сенсорная депривация оставляла только один канал для их получения — аудио. Логика подсказывала, что выходов у меня немного и стоит попробовать использовать те данные, что у меня есть, но верна ли эта логика? Возможно, она заложена программно, отрегулирована и как-то отличается от логики реального мира. Если этот реальный мир вообще есть. И если я имею хоть какое-то представление о том, каков этот реальный мир. Возможно, в нём вовсе нет никакой логики и никакой системы — сплошной хаос. Воспоминания подсказали, что я в целом недалёк от истины.
Впрочем, не стоило слишком отдаляться от основной темы. Что делать? Как быть дальше? Что меняет тот факт, что я не человек? Маки ван дер Янг… Хорошо, возможно, он мёртв. Возможно, какая-то его часть живёт во мне. Но что это значит для меня? Для той сущности, которой я являюсь?
Поразмыслив, я пришёл к выводу, что в общем-то ничего. В этом случае Маки — родитель, а я — дитя. Он передал мне какие-то свойства, знания, воспоминания, но дальше придётся барахтаться самому. Хорошо, допустим. Допустим.
Вывод — временно принять правила игры.
Снова приступ душного ужаса: «А вдруг они читают мои мысли?»
«А вдруг они внушают их мне?»
— Майк?..
— Да? Я уж думал, ты отключился.
Продолжить разговор, вытащить как можно больше информации. Не верить словам. Не поддаваться эмоциям. Я — не Маки ван дер Янг. Я ≠ Маки ван дер Янг. Он умер.
— Почему ты оказался в тюрьме?
— Ой, а ты типа не понимаешь?.. — огрызнулся полковник. — Твоя выходка прогремела на весь мир. Человечеству нужен был козёл отпущения — и, раз уж ты сдох, меня назначили на его место.
— Но почему? — «Ложь. Я сделал всё возможное, чтобы его не обвинили». — На тебя не должно было пасть подозрение, ты спокойно можешь доказать в суде свою невиновность.
— Маки! Не будь таким идиотом!.. — прорычал бывший начальник ван дер Янга. — Правительства, международные организации, даже грёбаный ООН — все накинулись на нас и жрут. Журналисты визжат, не переставая. Выискивают, выдумывают, переворачивают всё, выставляют нас чёрт знает кем! Тут само существование корпораций под угрозой!.. Всем плевать, что вы вскрыли базу террористов, всем плевать, что другие государства их практически в открытую снабжали, всем плевать, что наших ребят там пытали, а Бауэра живьём на куски разрезали… Зато все просто взвились, увидев, как твои эсэсовцы сорвали гуманитарную операцию и расстреляли во время перемирия беззащитных борцов за свободу. Это люди, Маки! А в такие моменты люди — просто ёбаное стадо, готовое поверить чему угодно и сожрать кого угодно по указке какого-нибудь авторитетного мудака. А авторитетных мудаков у них хватает.
Молчание. Я упорно твердил себе, что полковник обращается к давно умершему человеку. Тем не менее, чувство вины — горькое, тяжёлое — затуманило разум. Само собой вырвалось:
— Прости.
— А, к чёрту. Я же знал, что иду на преступление, помогая тебе. Сам дурак.
Похоже, он не верил собственным словам. Судя по памяти, которую мне передал Маки ван дер Янг, полковник вёл себя странно. Обычно строгий, громкий, уверенный и собранный, сейчас он говорил совершенно иначе. Размяк. Выпустил эмоции наружу. Ему было больно — и эта боль передавалась мне каким-то противоестественным образом.
— Мне жаль, что так вышло, — я хотел как-то его утешить, но не знал как и чувствовал себя ужасно неловко.
— Да ни хрена тебе не жаль… Я вот сейчас сижу, болтаю с тобой и… Не знаю. Не знаю, что ты вообще такое. К кому я обращаюсь. Вроде это ты, а вроде и вскрытая башка с электродами. Сумасшествие. Кто знает? Может, я говорю с программой, может со следователем, может с журналистом, который всё это опубликует и начнётся новая волна грязи… А может, я свихнулся к чёртовой матери и говорю сам с собой. Со стеной в камере, ха. Ничего не понимаю. Ничего не понимаю, — повторил Майк, и я с содроганием понял, что он вдребезги пьян.
— Господи, Майк, — шокированно произнёс я. — Они тебя сломали.
— Да иди ты!
— Слушай, я сам не знаю, что я такое, но очень прошу — держись, — внутренний циник кричал, что я — не ван дер Янг, что моей вины в нынешнем положении Майка нет, что это всё ложь и постановка, но я ничего не мог с собой поделать. — Если меня восстановят, я сделаю всё, чтобы помочь тебе. Мы можем исправить…
— Исправить?! — до моих ушей донеслись скрежет и стук. Кажется, Майк резко встал со стула и опрокинул его. — Ничего не исправить, Маки! Ничего! Понял?! Понял, старый ты хуй?! Ты уже попытался! Отлично вышло, просто заебись! Ребята мертвы, ты тоже мёртв, черножопых уёбков жалеет весь мир, а я продал корпорациям тела своих людей за сраные сказочки об оживлении и теперь удивляюсь, как это корпорации могли продать меня?.. Прекрасная работа, Маки! Но больше, пожалуй, исправлять ничего не надо! А, нахер это…
Я услышал громкий «бом-м», отозвавшийся слабым сотрясением в районе моего лица, как будто воздух вздрогнул.
— Что это? Что ты делаешь?
— Пытаюсь добраться до тебя и набить морду! — звон повторился.
Шипение открывающейся двери, топот тяжёлых ботинок по металлу:
— Стоять!
— Опусти стул!
— Не двигаться!
— Майк! — закричал я, услышав рычание полковника и глухие удары. — Майк! Что там? Что происходит!
Всё прекратилось очень быстро. Пара вскриков, треск электричества, тяжёлое дыхание.
— Сволочь… Укусил меня, а? Посмотрите только! Рукав прогрыз. Унесите! Док, он слышит нас?
— Да, — тот же голос, что звал полковника в самом начале. Он ассоциировался у меня с тщедушным мужчиной, который носил очки в толстой оправе и лабораторный халат. — Объект полностью функционирует.
— Но-но, это не объект, а знаменитый капитан ван дер Янг, — доброжелательно хохотнул неизвестный. — Хорошо! Прошу прощения за этот инцидент, капитан. Просто вас нужно было откалибровать и протестировать эмоциональные реакции, а поблизости не нашлось никого из ваших близких или друзей. Надеюсь, вы поймёте.
Я молчал.
— Вы слышите нас?
— Да, — ответил я, борясь с дурацким ощущением фантомного кома в горле. — Да, я слышу. Всё в порядке.
Мои стройные логические выкладки показались вдруг глупыми и ненужными. Обычная трусливая попытка снять с себя ответственность.
— Совмещение завершено! — отрапортовал тот, кого называли Док, но я был настолько поглощён своими переживаниями, что не обратил внимания.
Что бы ни случилось с моим «родителем», вместе с воспоминаниями и парой кусков органики он передал мне своё прошлое. Поэтому как бы я ни старался убедить себя в обратном, я — Маки ван дер Янг.
И это я во всём виноват.
17.
— Ай!
Просыпаться от защемлённого шейного позвонка — так себе удовольствие.
Однако это было лишь прелюдией: несколько часов кряду сон милосердно скрывал от сознания, что всё моё тело стонало от боли. Сейчас она возвращалась — рывками, захватывая аванпосты в суставах, ссадинах и ранах.
Я вспоминал, что у меня есть локти и колени, что на предплечье огромный кровоподтёк, а голень содрана при падении, что в груди всё ещё торчит расплющенная пуля, а позвоночник за ночь, проведённую в неудобном автомобильном кресле, успел чуть ли не окаменеть. Ну и конечно же правая ступня, которой я «починил» пулемёт.
Все эти ощущения накинулись на меня скопом и затребовали внимания, как родственники на смертном одре богатого старика, который ещё не решил кому оставить наследство.
— Что там? — послышалось сбоку.
— Шея. Спина. Рёбра. Да всё, чёрт побери! — перечисление больных мест заняло бы слишком много времени, поэтому я решил сократить. — По мне будто танк проехался.
— Ты хотел сказать: «На меня будто вертолёт упал»? — хихикнул напарник, но я не разделял его веселья.
— Очень смешно, — во рту пересохло так, что я практически чувствовал, как по языку катится перекати-поле. — Есть вода?
— Не-а, — Эрвин вышел из машины в очередной замусоренный переулок и со страшным хрустом изгибался во все стороны, разминая спину.
— А щётки? Паста?..
— Конечно, сэр, поищите в третьей ванной комнате возле джакузи. А сразу после чистки вам будет предложен лёгкий континентальный завтрак, — гнусаво из-за отсутствия носа ответил напарник и залез в обратно. — Посмотри плоскогубцы в бардачке.
Я пошарил рукой и вытащил инструмент практически вслепую:
— Возьми.
— Нет-нет-нет, — Эрвин повернулся ко мне, шумно выдохнул и содрал кровавую корочку с носа. — Вырви остатки разъёма.
— Давай хотя бы руки помою, — мои ладони… впрочем, не одни ладони были покрыты коркой грязи, крови, пыли и ещё чёрт знает чего.
— Да пофигу. Тяни!
— Мерзость какая… — я запустил пальцы в кровоточащую рану. Эрвин ойкнул. Его кровь заструилась по моим рукам и закапала на сиденье. — Кажется, нащупал, — шлейф с обрывком провода отсоединился без проблем, но один из двух металлических «усиков» намертво засел в черепе напарника. Попытка зацепить его не принесла успеха — плоскогубцы были слишком крупными для такой тонкой работы.
Скаут скулил и гнусаво ругался, как мультяшный персонаж.
— Да чего ты копаешься?! — вспылил он спустя пять минут, когда я разворотил ему половину лица.
— Не могу ухватиться.
— Так смоги! — выкрикнул он, и это неожиданно помогло. Пассатижи сомкнулись на «усике». Я потащил его, но сразу же остановился, потому что Эрвин заверещал:
— Стой! Больно! Больно!.. А, всё в порядке, тяни. Нет! Больно!..
Я глубоко вздохнул.
— Что за детский сад?
— Не слушай меня, — разрешил напарник. — Не слушай и тя… Нет! Стой! Стой!
Я опять остановился и рявкнул:
— Ты можешь не орать под руку?!
— А ты можешь просто дёрнуть?! — поддержал Эрвин.
— Я пытаюсь, но ты орёшь!
— Может, это потому, что мне больно?!
— У меня уже все руки в твоей кровище, пальцы скользят!
— Так кончай пиздеть и просто вытяни эту хреновину!
Задержать дыхание, посчитать до пяти, выдохнуть.
— О, гляди, — я указал свободной рукой на лобовое стекло. — Шлюха в латексе.
— Где?! — встрепенулся Эрвин, и в этот момент я дёрнул изо всех сил.
Напарник завопил и схватился за разъём, а я глядел, как он ругает меня и сыплет угрозами, чувствуя какое-то мстительное удовлетворение.
— Держи, это тебе на память, — «усик» лёг в ладонь скаута, а я закинул окровавленные плоскогубцы обратно. — Что будем делать?
— Конечно же, нагибать «Эстафета карго», — обиженно пробубнил Эрвин, не отпуская то место, где когда-то был нос.
— А есть, чем?
Напарник покосился назад, где лежала Пигги и поинтересовался:
— А сколько патронов у тебя осталось?
— В дробовике — четыре.
— А в револьвере?
— Тоже.
Эрвин завёл двигатель.
— Должно хватить.
— В смысле, блядь, должно хватить?! — от услышанного мои глаза полезли на лоб. — Это же суицид!
— Ты как раз хотел умереть, — заметил напарник, выезжая задним ходом на узкую улочку, зажатую между двух сорокаэтажных социальных «ульев». Возле них красовались сгоревшие машины, перевёрнутые мусорные баки и не вполне живые чёрные наркоманы.
Жуткие обшарпанные развалюхи двумя отвесными стенами возвышались над разбитой двухполосной дорогой, и если б район был белым, такое планирование вызвало бы транспортный паралич. Впрочем, к радости жителей районов получше, местные никуда не ездили и потихоньку гнили в своём кошмарном гетто. Возможно, некоторые и хотели бы стать немного мобильнее, но здесь, в месте, где роскошью считалось целое оконное стекло, собственная машина была чем-то вроде личного самолёта в остальном Корпе.
Мы медленно тащились, объезжая груды металла, залежи пластика и бетонные блоки. Улицы были пусты, но сверху, с хлипких мостков, протянутых между зданиями на головокружительной высоте, за нами наблюдали десятки недружелюбных глаз. Кто-то не ограничивался взглядами и кидался всяким хламом, который то и дело стучал по крыше, заставляя меня внутренне сжиматься в ожидании пули.
Неожиданно Эрвин ударил по тормозам, вырвал револьвер у меня из-за пояса и выскочил из машины с криком:
— Стой! Стой, падла, пристрелю!
От скаута в разные стороны брызнули незамеченные ранее бродяги, успешно маскировавшиеся под кучи мусора.
Я поспешил следом и увидел, что скаут догнал странно одетого негра. Кроме белоснежной рубашки, он носил всё ярко-жёлтое: щегольской костюм, широкополую шляпу с павлиньим пером и ботинки с длиннющими мысами.
— Зашибись! — разорялся чёрный. — Сколько лет живу, а белые ни разу меня не грабили.
— Ты, Маска, лучше заткнись и давай сюда… — начал Эрвин, но негр раздражённо прервал его:
— Да даю, даю. Только счёт продиктуй.
— Только без шуток, мудила, — предостерёг скаут. — Сперва переводи в крипту, а уже затем через прокси на подставной…
— Сам знаю, — огрызнулся негр. — Каждую блядь неделю одно и то же. Умники хреновы!
Скаут одобрительно усмехнулся и назвал последовательность цифр.
