Принцепс

Багдад располагался в месте, где русла Тигра и Евфрата сближаются на расстояние всего пяти лиг, поэтому пригороды его вытянулись через всё Междуречье, прямой мощёной улицей от северного (Тигрского) до южного (Евфратского) порта. Эта улица, благодаря обилию зелени, была даже красивее дороги паломников между Яффе и Иерусалимом. За полосой озеленения виднелись симпатичные усадьбы, позади которых начинались поля, порезанные на причудливые геометрические фигуры блестящими на солнце линиями оросительных каналов. Красота! Настоящий Эдем. Впечатлившийся Ричард, добравшись до южного порта, жаловал сенешаля Багдада баронством в Аквитании, соответствующим титулом, десятью марками золота и рыцарской цепью Ордена Героев. Такие 'мальчики' нужны Принципату, в качестве, как минимум, патрициев, а дальше всё решит сама Судьба. Социальные лифты между сословиями будут ходить постоянно (предотвращая превращение сословий в замкнутые касты), так почему бы когда-то бедному бретонскому рыцарю, третьему сыну в семье своего отца, а теперь уже титулованному сеньору, не попытаться подняться ещё выше? Даже если и не поднимется, то такие как он будут давать понять сенаторам, что свет клином на них не сошёлся, и для любого обнаглевшего и зажравшегося жителя политического Олимпа, есть достойная замена у его подножья.

В южном порту Багдада Ричард погрузился на самую быстроходную посудину и велел, не жалея сил, грести в Ракку. Хозяином корытца оказался норманн с самого севера Норвегии, но самым удивительным было даже не это, а то, что среди его команды не было ни одного раба. Ричарда этот вопрос очень заинтересовал, поэтому он пригласил капитана Олафа на ужин, в его же капитанскую каюту, временно ставшую королевской резиденцией. Камбузом на речной лоханке командовал грек, а греки умеют готовить приличные блюда даже из песка и камней. К ужину Ричард выставил небольшой бочонок джина, и после третьего 'за здоровье' начался интересный, и, во многом познавательный для короля, разговор. Непривычный к адской жидкости норманн, прилично захмелел и секретов своего коммерческого предприятия таить не стал. Эта посудина, именуемая 'Альбатрос', одна из пяти в его торговом флоте. Ещё одной командует его брат, двумя сыновья, а пятой племянник, сын брата. Рабов гребцами держать категорически не выгодно. Может быть где-то там, в полях, откуда некуда бежать, это и имеет смысл, но только не на судне, которое имеет неплохие шансы сбежать в море. Басра? Нет, Басра надёжным замком не является, она перекрывает основное русло Шатт-эль-Араб, но мимо неё течёт множество заболоченных рукавов, которые перекрыть никогда не удастся, поэтому на каждых пять рабов приходится нанимать воина-охранника, который получает оплату почти как легионер, а жрёт ещё больше. И рабы жрут как не в себя, в итоге получается, что вольную команду нанимать выгоднее. Они сами выбирают себе кока, сами решают сколько тратить на еду и сами своего кока отправляют под киль, если он их чем-то не устраивает. Сами следят за изменением ветра и вовремя поднимают парус, когда представляется такая возможность, сами следят за сохранностью груза в трюмах, ибо от этого зависит размер премиальных за рейс, сами выбирают себе пополнение, взамен сошедших на берег, или упокоившихся на дне. Сами, всё сами, и при этом принося судовладельцу ощутимую выгоду. Ричард никаких перстней не носил, поэтому наградил капитана, сняв один у короля Нового Сиона.

— Что скажешь, Ицхак?

— Тот изумруд мне подарила любимая племянница, старшая дочь моей третьей сестры на Пейсах два года назад.

— За изумруд не переживай, он наконец-то обрёл достойного владельца. У тебя таких ещё как минимум сотня. Капитан ведь интересные вещи рассказал.

— Интересные. — кивнул король Нового Сиона — Но интересные только в деталях. Ты ведь и без того решил отменить рабство. Зачем было отдавать изумруд моей любимой племянницы этому извозчику по реке?

— У тебя все племянницы любимые. — усмехнулся Ричард — Помнится мне, ты орал как дикая обезьяна из джунглей, что экономику без рабов построить невозможно. Вот тебе пример, его никто не принуждал, он сам понял, что так выгоднее.

— Это пока частный пример. На реке, или в море, может быть и не выгодно, но на земле рабы несомненно приносят выгоду. Кстати, не забудь списать с меня часть долга за изумруд. Он был мне очень дорог...

— Потому что тебе подарила его любимая племянница. Одна из двадцати любимых. Ступай, Ицхак, и подумай. Если сегодня уже добровольно отказываются от рабов на судах, завтра это неизбежно коснётся и сервов на земле. Это сегодня им некуда бежать, а уже завтра найдётся куда. Декларируемая свобода и клочок земли станут для них якорем. Вроде и землица дрянь, и мало её, за морями обещают намного больше и лучше, но эта уже есть сейчас и своя. Свой дом на своей земле, что ещё нужно смерду? А налоги — это плата за безопасность. За налоги я их никому грабить не позволю.

— Найдутся смутьяны.

— Ну и хорошо. Принц Людовик давно рвётся в бой. — кивнул Ричард на сидевшего тихо приёмного сына — Ему нужен только повод. Вот наберётся опыта у графа Лестера, а потом покажет этим рабовладельцам, как правильно жить. Говорите, Луи, мы вам позволяем.

— Если рабство и правда невыгодно, то нужно немедленно его отменять.

— Слышал, Ицхак? Ребёнок и тот понимает. Рабство нужно немедленно отменять. Ступай и подумай, как это сделать с минимальным ущербом, для всех нас. Призовёт к этому Папа, но принуждать всё равно придётся нам.

В Ракке, главной сокровищнице своей империи, Ричард провёл три дня. Несмотря на то, что монетный двор из небольшой мастерской вырос в солидную даже по меркам двадцать первого века фабрику, которая круглосуточно штамповала монеты, запас драгоценных металлов в хранилищах почти удвоился. И это только за прошедший год. И это ещё не начались поставки золота из Южной Африки.

Биржа драгоценных металлов уже полгода как перешла с бартерной схемы торговли на монетарную, и с тех пор цена металла только падала. Понемногу, но постоянно. Причиной тому был отказ от чеканки собственной монеты почти всей Европой, освоенной Африкой и добрым куском Азии. Нет, чеканить монету пока никто не запрещал, просто это уже стало невыгодно. Основная торговля теперь велась на бирже в Риме, а там любые монеты, кроме новых биметаллических, принимались по весу металла. От собственной монеты отказался даже Конийский султанат, к этому же склонялся Хорезмшах, а по свидетельству посла Веруны, монеты казначейства Ричарда уже пользовались большим спросом даже в Индии. Поэтому несмотря на постоянный расход золота и серебра, хранилища пополнялись быстрее, и чтобы не допустить обрушения цен на драгоценные металлы, их теперь скупало само казначейство.

Спросом пользовались не только монеты, но и бумажные казначейские обязательства. Пока не ассигнации, поскольку самый мелкий номинал сейчас был эквивалентом двенадцати марок серебра (десять марок на момент ввода в обращение), но уже недалёк был тот день, когда бумага станет основным расчётным средством. Казначейскими обязательствами рассчитывались уже не только на бирже, но и между собой. После того, как один из сеньоров графства Прованс, решив перебраться в Святую землю, продал свой феод за бумажки, а в Яффе без проблем обменял их на монеты, причём подорожавшие к тому времени на две сотых доли по отношению к золоту и серебру, казначейские обязательства стали использовать в качестве средства сохранения капитала. Во-первых, это было выгодно, а во-вторых, удобно. А ну как придётся бежать? Времена в Европе наступали неспокойные, и это чувствовали многие. Бежать же гораздо легче с пачкой бумаги, чем с сундуками монет.

— Это называется дефляция, друг мой Ицхак. — Ричард пнул носком берца штабель золотых слитков — И хорошего в ней мало. Вернее, даже не мало, а совсем ничего.

— Почему? — искренне удивился король Нового Сиона разглядывая окружающее великолепие.

— Когда деньги дорожают, их начинают гораздо меньше тратить, в надежде, что они подорожают ещё сильней. Торговый оборот сокращается, производители товаров разоряются.

— Нам это не грозит. — Ицхак Левит погладил золотой слиток как милого симпатичного котёнка — Наши товары не дешевеют.

— Наши не дешевеют, ты прав. Это называется монополия. Но и в ней хорошего мало, если думать не только о себе, но о людях в целом. Мы можем сократить предложение тех же зеркал, они прекрасно сохранятся и год и десять, можем перегонять зерно в спиритус вульгарис, но представь себе серва, который, к примеру разводит кур и продаёт их мясо и яйца. Доходы его сокращаются, а значит и расходы. Он меньше заплатит кузнецу, или шорнику, кузнец, в свою очередь, меньше заплатит углежогам и так далее. В конце концов, дефляция разорит всех: от сервов и ремесленников до коронованных особ, а мы с тобой будем сидеть на огромной куче золота, ожидая пока нас прикончит разъярённая голодная толпа.

— Толпа... — презрительно поморщился король Нового Сиона — У тебя восемь, нет, уже девять легионов, а можно навербовать ещё двадцать.

— И ты уверен, что они сохранят верность? — усмехнулся Ричард — Любой легионер имеет семью: мать, отца, сестёр и братьев, которых мы обрекли не нищету. Какое-то время будет работать репутация, моей, вполне возможно, хватит даже до конца жизни, но что мы оставим своим наследникам? Кучу золота и вдвое большую кучу проблем?

— И какой из этого выход?

— Идеальный — это медленная и контролируемая инфляция. Это такой процесс, когда товары и услуги постепенно дорожают, скажем на одну-две сотых доли в год. Это и производителей устроит и накоплению капитала не помешает. Тем более, что мы собираемся предложить услугу по его сохранению. Вложившиеся в наш банк будут, как минимум, получать компенсацию потерь от инфляции, а лучше ещё и прибыль. Небольшую, пусть даже всего одну двухсотую долю от вложенного капитала в год, но зато стабильную и надёжную. Это всех устроит, поверь.

— Верю. Но как это устроить?

— Устроим, не сомневайся, есть методы. Дождёмся окончания войны и передела Европы, после этого и установим стабильность в экономике. А пока пусть все хлебнут хаоса полной ложкой, иначе стабильность в должной мере никто не оценит, воспримут как должное, а я не люблю быть должным.

Рождество 1195 года встречали в Дамаске. На предложение Ричарда встретиться и совместно отпраздновать, откликнулись все постоянно проживающие в Святой земле соратники времён битвы за Яффе: герцог Триполи, лорд-канцлер и верховный судья Ги де Дампьер; герцог Алеппо, Диктатор Рима, Рауль де Лузиньян и герцог Эдессы Томас Гилсленд. Посидели славно, отдав должное и 'джину', и 'ливийцу', и недавно появившемуся кальвадосу. Тем для разговоров было множество: от политики до семей. Первые двое наконец-то обзавелись законными наследниками, а герцог Эдессы уже посвятил своего первенца в рыцари.

Политические вопросы касались в основном Греции, в которую, воспользовавшись политической неразберихой активно полезли венецианцы. И ладно бы полезли наводить порядок, Греция стала настоящим пиратским государством, живущим исключительно за счёт морского разбоя. Проблема была, но она была рукотворная, созданная самим Ричардом и решать её предстояло комплексно, заодно с нелепой Венецианской республикой. Нужно найти кого-то, кто разом прихлопнет и венецианцев, и греков, но это будет уже после раздела Священной Римской империи и изгнания арабов из Испании, Алжира и Марокко. К тому времени должен вернуться адмирал-фараон, Гуго де Лузиньян, который, почему-то, паталогически ненавидел Венецию, вот и будет для него отличное королевство. Королевствами станут и объединённые герцогства Антиохии и Алеппо в единый домен Диктатора Рима, а также герцогство Триполи, с присоединившейся к нему сеньорией Сидона. Спящий Леопард с удовольствием уступит её после покорения Руси. Он и принял то её так, будто одолжение сделал, к тому-же деньги ему на обустройство нового королевства явно не помешают. 'Курская' магнитная аномалия и 'Донецкий' угольный бассейн уже найдены, так что в недалёком будущем король Русов станет основным производителем железа и стали в Европе.

Паровые машины создать уже пытались. Вывезенные с Ближнего востока в Англию металлурги обжились в устье реки Мерси, научились продувать расплав чугуна и цементировать железо, поэтому Ричард счёл своевременным подкинуть им идею механизма, приводимого в движение силой пара. Машины пока получались очень громоздкими и не очень надёжными, но для откачки из шахт грунтовых вод уже вполне годились, к тому-же работы над их совершенствованием велись постоянно. Контролирующие процесс тамплиеры, успевшие оценить преимущества научного подхода к производству ещё в Яффе, в своём замке 'Ливерпуль'* открыли подобие ремесленного училища, в котором готовили кадры не только для металлургии, но и для химии, ведь в процессе пережога угля в кокс получается большое количество очень ценного сырья — серной кислоты, которую теперь было в чём хранить, стеклянные ёмкости производились уже массово и недорого.

*все названия давал лично Ричард, исходя из соображений собственного удобства, исключение сделал лишь для Северной Америки, назвав её Лузиньянией.

Двадцать шестого декабря к компании христианских владетелей присоединился расовый еврей, король Нового Сиона Ицхак Левит. Ицхака никто из присутствующих не боялся, но тем не менее все уважали и очень ценили. Созданная им структура общей бухгалтерии избавляла благородных сеньоров от головной боли учёта и контроля. Благодаря этому еврею каждый вкладывался в общее дело, не опасаясь, что его вклад не будет оценён. Всё справедливо оценивалось, возмещались расходы и вознаграждался результат. Собственно, только благодаря ему они всё ещё были единой командой. Благодаря еврею и, конечно, самому Ричарду, который его нашёл и возвысил.

Именно своему казначею и начальнику штаба Ричард поручил сделать доклад о грядущих нововведениях: монополиях на внешнюю торговлю и ссудный процент, в которых помимо государства, долю получит каждый. Сенаторы большую, патриции поменьше, простые рыцари ещё меньше, но для них и это будет значимой суммой. Идею признали здравой, поспорив только о составе будущего Сената. За какие такие заслуги в него планируется включить королей Шотландии, Дании и Норвегии? Жадных трусов, которые отсиделись за нашими спинами, а теперь придут на всё готовое. Даже венецианцы, уж насколько подлые людишки, и то свой вклад в общую победу внесли, а эти? Рауль де Лузиньян, уже порядком опохмелившийся, даже предложил отобрать у них королевства, чтобы не позорили звания христианских монархов, но этот вопрос волей Ричарда отложили на потом. Не дело это — впятером решать за весь Сенат. На том и закончили, главное было вброшено и воспринято с одобрением — восстановление единого государства, во главе с Принцепсом Сената, остальное детали, которые можно будет подогнать в процессе.

Первого января 1196 года Филипп де Фальконбридж взял Краков, и незамедлительно начал переброску войск под Позен* столицу Великопольского княжества. Принц-Бастард, получивший от своих подданных прозвище 'Львиный коготь', организованного сопротивления уже давно не встречал, поэтому на сей раз решил нагло двигаться прямо по дороге, рассчитывая спровоцировать панов на решающую битву. Пясты** на неё может быть и решились бы, но собрать под своё знамя шляхту не смогли. Шляхтичей, в родовых уделах осаждали их же бывшие холопы, вдохновлённые лозунгом 'Кто был ничем, тот станет всем!'. Любой владетель, на месте Филиппа сто раз бы задумался, прежде чем пробуждать такую стихию, но Принц-Бастард сам был натуральным бандитом, величайшим из бандитов эпохи, настоящим бандитским императором, поэтому последствия его нисколько не смущали и, тем более, не пугали. Когда придёт время, слишком обнаглевших он просто перебьёт, даже не вспоминая ни о каком христианском милосердии. Милосердие — это слово из лексикона попов, а он был воином и молился только по праздникам, да и то кратко, потому что даже выученные когда-то молитвы уже почти забылись.