— Засветите факелы, — приказал майор паре своих безмолвных спутников. — Останетесь здесь, дальше мы вдвоем.
— Но по инструкции при обменах...
— Исполнять!
— Слушаюсь...
Едва отдалившись от особистов на звук голоса, "Петровский" тихо скомандовал:
— Старайтесь идти помедленнее, Никита Романович. Поверьте, это в ваших интересах.
— А что, у меня тут есть свой интерес?
— Да. Вы невероятно везучий человек, князь... хотя, возможно, это просто "на новенького".
— Да уж — свезло так свезло...
— Если до вас еще не дошло — в этой операции вы только что сорвали банк: ЖИЗНЬ. Что вашим начальством было совершенно не предусмотрено. Надеюсь, вам хватит ума немедля покинуть этот игорный дом и больше не приближаться к нему на пушечный выстрел.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду разведку. Этот род деятельности — не для вас: вы для этого слишком... честный человек, скажем так. А теперь — внимание! Впереди — пятно лунной тени. Она достаточно густа, чтобы секунд на пять-шесть прикрыть нас от взглядов — с обеих сторон. Когда мы войдем в него, я незаметно передам вам "Кузнец Вессон" — ваш. Он заряжен, но не взведен. Спрячьте за пазуху — может пригодиться.
Всё чудесатее и чудесатее...
— Благодарствуйте, герр майор. "Пригодится" — чтоб застрелиться?
— Ну, продолжая нашу аналогию, вы сейчас можете столкнуться, в лице своих, с охраной игорного заведения; а их задача — как раз не дать вам улизнуть со своим выигрышем.
— С жизнью, вы имеете в виду?
— С ней сАмой.
— Вы хотите сказать, что меня у своих ждет басманное правосудие за провал операции?
— О, нет! И с чего вы взяли, что операция провалена?
— То есть... то есть как?!?
— Не сбивайтесь с шага и не вертите головой! Я не вправе давать вам подсказки, но вот вам пара проверяемых предсказаний. Если вас будут встречать ребята из вашего полка, и без особых почестей — всё в порядке. А вот если вас поджидает Джуниор или кто-то еще из руководства разведслужбы, дабы объявить вам, что операция была в высшей степени успешна, и сулить всяческие награды — берегитесь!
— Так выходит, Курбский?..
— Никаких подсказок! Вся нужная информация у вас в руках, Никита Романович — и они знают, что она у вас в руках, и что рано или поздно вы кусочки этой мозаики слОжите. В общем, думайте своей головой, не полагаясь на любимое начальство — у вас с ним сейчас сильно разные задачи... А вот, кстати, мы и пришли!
Луна как раз счистила с физиономии патину очередного облачка и засияла со всей дури. Черные силуэты обозначились еще резче, теперь их можно стало сосчитать: четверо прямо по курсу (ах, да! — нас ведь тоже должно было быть четверо, не оставь "лейтенант" у берега ненужных слушателей), еще трое — левее, метрах в двадцати. Как раз на полпути был воткнут в землю длинный факел с натекшим с него пятном оранжевым света.
— Слева — люди Графа, страхующие сделку: старайтесь держаться поближе к ним, но не слишком в открытую. По центру — ваши, с нашим заложником. Вы сейчас сойдетесь с ним у факела, постоите так, чтоб и я и они хорошенько разглядели ваши лица — таков порядок — и затем двинетесь каждый в свою сторону. Если вас там ждет лично Джуниор или кто-то вроде — постарайтесь отозвать его в сторонку; полагаясь на свой козырь в рукаве — ну, в смысле, за пазухой... Всё, Никита Романович, удачи! От души надеюсь, что больше мы с вами не встретимся.
— Один вопрос, майор, напоследок. Что там с Шибановым?
— Он умер во время следствия. На него-то 12-й параграф не распространялся.
— Какие же вы всё-таки сволочи! Ведь вы же знали, что он не...
— Вот именно поэтому я тебе и говорю: держись подальше от всего, что связано с разведкой!
...Когда Серебряный разминулся у факела с московитским воеводой (как там говорил "Петровский": "жидкое дерьмо — трус и дурак"?), одна из трех теней двинулась ему навстречу.
Джуниор, собственной персоной.
Ах ты, пся крев — выходит, всё правда...
Обниматься начразведки, понятно, не полез (памятуя о своей специфической репутации), но радость от встречи излучал столь жаркую, что та могла бы мигом высушить промокшие башмаки — покоробив их напрочь:
— С возвращением, Никита! Государь жаждет героя пред светлы очи — и там не об одной лишь шубе с царского плеча пойдет речь! Сколь мне известно, тебе предложат несколько должностей, на выбор; так вот, очень хотелось бы видеть тебя в нашей Службе.
Да, всё как и предупреждали...
— Федор Алексеевич, у меня сообщение для тебя, срочное и конфиденциальное, — Серебряный кивнул в сторону остальных двух теней, отступив на пару шагов в сторону, в направлении людей Витковского, и поворачиваясь так, чтобы факел не освещал его справа.
— Слушаю тебя, воевода, — от веселости начразведки не осталось и следа.
— На всякий случай: если у тебя нормально со слухом, Федор Алексеевич, ты сейчас должны был различить щелчок. Это я взвел курок "Кузнеца Вессона", что у меня за пазухой. Так что — вели свои нукерам отойти на полсотни шагов. Вот тогда и поговорим.
— К чему всё это, Никита Романович? — пожал плечами Джуниор, небрежно дав своим людям отмашку на "отойти". — Хочешь выкатить мне предъяву за подвал Особой контрразведки?
— Ну, это — пройденный этап, — поморщился Серебряный, — а ведь, находясь на службе Государя, мы должны всемерно глядеть в будущее, верно? Так Государь, стало быть, желает лично выказать мне свое благоволение... Это за казненного Курбского — который никаким нашим человеком отродясь не был, да?
— Разумеется, не был! Всё прошло как по нотам... ну, если не считать...
— Да-да, мои личные неприятности мы вывели за скобки. Но ведь ваша приманка, в моем лице, могла сработать — и сработала-таки! — только когда контрразведка и сама уже ищет источник утечек. А значит — у вас был настоящий крот в руководстве Московии. И крот этот — вовсе не Курбский; на которого вы так ловко перевели стрелки.
— Догадался... — лунная алебастровая маска Джуниора с синеватыми провалами глазниц расплылась в ухмылке. — Всегда был смышлён.
— Никакой особой смекалки тут не требуется, — холодно откликнулся Серебряный. — Достаточно сложить два с двумя: хитроумнейшую схему операции с немыслимо дырявой легендой, которую вы мне всучили... Пара вопросов, если позволишь. Вы, небось, планировали, что я на допросах сам выложу всё — и как меня вербовали, и как я заучивал подробности несуществующего рейда на Медовый Спас. Но я не раскололся — такая вот неприятность! — и вам пришлось устраивать этот экспромт с предложением обмена. А вот если бы всё пошло штатно, по плану — никому и в голову не пришло бы вытаскивать меня из того застенка, верно?
— Не совсем так, — Джуниор и глазом не моргнул. — Предложение сменять тебя на этого засранца Шестопалова было как раз вполне запланировано: чтобы закопать тебя поглубже, это да. Но вот что они на такой обмен согласятся — стало для нас неожиданностью, врать не стану. Приятной неожиданностью!
— Я так и думал. Тогда — второй вопрос. Те, кто считают нормой так обращаться со своими — как должны обойтись с человеком, ненароком узнавшим опасную гостайну? О шпионе в руководстве вражеской державы, например?
— А что, собственно, опасного в той твоей гостайне? — пожал плечами начразведки.
— То есть как?.. — опешил Серебряный.
— Никита Романович, включи мозги! Вот — что ты знаешь такого, что не известно уже Особой контрразведке, и что ты мог бы им выболтать при случае? Ты ведь сам сказал: вывод о существовании крота — это как "сложить два с двумя". Ты всерьез полагаешь, что особисты этого еще не проделали?
— Тогда почему они...
— Да потому, что мы их — переиграли вчистУю! Мы — с ТВОИМ героическим участием!! Потому, что теперь этим кротоловам придется для начала объяснить: как случилось, что они в прошлый раз ни за хрен собачий отправили на плаху самолучшего полководца? "Что это было — глупость или измена?" На самом-то деле тот Курбский просто-напросто сидел костью в горле у Годунова — но такую причину, боюсь, не сочтут уважительной...
— Звучит красиво, — хмыкнул Серебряный, — но меня терзают смутные сомнения. Как-никак, молчание — золото... Надежнее бы всё же, чтоб я после посуленной аудиенции Государя исчез, нет?
— Так ты и исчезнешь! — но только не в этом смысле. Не забывай, что ты по-прежнему числишься в разыскном листе у Малюты. Так что должности тебе предложат — на твой выбор — связанные с загранработой: от строительства каперского флота на английских верфях до командования частной армией Строгановых на Уральском фронтире.
— Очень кстати, что ты напомнил про тот разыскной лист, Федор Алексеевич! А ну как я до Иван-городского дворца попросту не доеду, а? В соблюдение замечательного принципа "Закон один для всех" — и к удовольствию всех сторон. Двое твоих сопровождающих — часом, не из Малютиного ли ведомства?
— Не заходи за черту, Никита Романович! — придушенным голосом откликнулся Джуниор. — Не доводи до греха... Я ведь — эдаким-то манером — могу встречно поинтересоваться: а не перевербовали ль тебя в том подвале? Тогда ведь понятно станет — почему они вдруг согласились на такой неэквивалентный обмен...
Кулак Серебряного — без замаха, от пояса — врезался в челюсть насмешника. Начразведки, впрочем, по части кулачного боя ничем воеводе не уступал, так что когда рванувшиеся с обеих сторон наблюдатели достигли места действия, оба оппонента успели уже обзавестись легкими телесными.
— Ша-а! — заорали сзади, от набегающих графовых. — Брейк, мать вашу!.. Ну чисто дети...
Бог ты мой, да это же Затевахин! Надо же, успел обернуться... Затевахин, Витольд и этот, как его... ну, второй адъютант Горчилича, заваливший тогда третьего убийцу. Ох, с умом подобрал Горыныч состав страхующей тройки! С умом и с намеком... Теоретически они должны хранить нейтралитет, не встревая во внутренние дела обменивающихся заложниками сторон — но эти-то, пожалуй, не позволят Джуниоровой команде уволочь меня силком на новгородскую сторону либо просто кончить на месте.
— Знаешь, Федор Алексеич, не внушает мне доверия твое предложение. Так что — я выбираю свободу! Извиняй уж, если подвел — как ты там отчитаешься...
— Да отчитаюсь как-нибудь, не бери в голову, — вздохнул начразведки, сплюнув кровь и проверив зубы на шатанье. — Ну, свобода так свобода. Долги твои, считай, погашены, а информация та — ну, ты понял — никому не нужна и никому не опасна; помни об этом. Так что — удачи тебе, на твоей свободе. Пошли, парни, — и, махнув своим по-прежнему безмолвным сопровождающим, двинулся к непроглядно-темной стене леса.
Столица здешней вольницы была не вполне обычным поселком — тут имелась даже некоторая ночная жизнь. Распрощавшись с человеком Горчилича — тот имел приказ сразу же доложиться шефу по результатам обмена, — Витольд придержал коня и обернулся к спутникам:
— Давайте-ка ко мне. Тебе ведь, князь, точно выпить надо!
— Очень своевременное предложение!..
Холостяцкое хозяйство графова племянника было тесноватым, но содержалось в порядке. Через считанные минуты Серебряный обнаружил себя сидящим за столом в ярко освещенной тремя свечами горнице. Три кружки со старкой сдвинулись в прочувствованном чоке:
— Ну, с возвращением!
— Ага, — он на секунду замер, прислушиваясь к своим ощущениям. — С возвращением, да! Именно что.
— Ну ты хоть скажи, — попросил Затевахин, разливая по второй, — что там было с тем трибуналом. Мне уж показалось, я тебя сдуру утопил, совсем. Хотел-то как лучше...
— Да не, всё нормально! Что господь ни делает, всё к лучшему. А пути его неисповедимы...
При этих словах все за столом степенно перекрестились — кто справа налево, а кто слева направо. А затем те дружно уставились за спину Серебряного, на звук скрипнувшей двери; князь же обернулся с небольшим запозданием, но зато имея уже в руке взведенный пистоль.
В дверях стояла наездница молодая, и глаза ее как молнии сверкали — воистину так. На Ирине были черные бриджи для верховой езды и белая мужская рубашка с подвернутыми рукавами и распахнутым воротом, а через плечо перевешивался ремень с кобурой — той самой... Парой секунд спустя кобура шмякнулась на стол перед ним, а "настоящая разбойница" скомандовала — негромко, но как-то очень веско:
— Все — вон!
— Вот так вот, — пробурчал Витольд, выбираясь из-за стола. — Из моей собственной лубяной избушки...
— Так, ща тут будет семейная сцена, — ухмыльнулся Затевахин, пристраиваясь ему в кильватер. — Пошли-ка, Вить, в "Подкову" — дотуда осколки посуды не долетят.
— ...Что ж не заходишь? — она стояла посреди горницы, разглядывая его сверху вниз, и под ее взором он вновь ощутил себя сидящим на том, вмурованном в пол, табурете...
Нет, нет, не надо! Не надо...
— Да так, — он сглотнул комок, глядя в пол. — Есть обстоятельства. Не хотелось тебя ими грузить...
Настала звенящая тишина, а потом его обняли — крепко-крепко, и поцеловали в макушку — нежно-нежно.
— Господи, — вздохнула она, — какие же вы всё-таки идиоты!
И сбросила рубашку. Через голову, одним движением.
— Ну вот, — тихо промурлыкала она ему на ухо, — лучше прежнего! За одного битого двух небитых, и всё такое...
— Слушай... ты ведь, небось, ведьма, да? А это было такое твое колдовство? — не-не, я в хорошем смысле!
— Ну конечно, ведьма! У нас, в Великом Княжестве, сроду не было инквизиции — и сам видишь, как мы тут распоясались...
— Так может ты меня, тем же манером, еще и от приобретенной водобоязни вылечишь? Я совершенно не шучу, кстати.
— Да запросто!
На улице раздался тихий свист, и в окно цокнул камешек. "Лежи не двигаясь, — неслышно шепнул он (добро пожаловать в реальный мир!). — Входную дверь мы, конечно, не заперли?" — "Не до того было..." — "Ч-черт... Держи!" Пистоль перекочевал в ее руку, а сам он уже неслышно-невидимо проскользнул к окну, прихватив по пути кобуру из лунного пятна на столе.
— Никита Романович! — негромко окликнули снаружи. — Простите великодушно, но у меня для вас довольно срочные сообщения. Стукните в окошко, как готовы будете меня принять.
— Горыныч, — обернулся он к Ирине. — И при одной-единственной — собственной — голове... Надо б его впустить.
— Само собой, — кивнула та, вдеваясь в бриджи движением, от которого у него опять голова пошла крУгом; ну точно — ведьма...
— А — ты как?
— Ой, а то он не знает, что я тут! Или — я этим тебя компрометирую, м?
— Послушай... раз уж оно вот так вот... Я тогда даже не простился толком...
— Гос-споди, ну о чем ты... Ты — человек долга, и был тогда в деле: как сумел — так и простился. А я — как сумела, так и помолилась за тебя...
— Ну, вот... А нынче я тут, со всеми теми делами разделавшись... Так что если... Как бы это сказать...
