Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ну, как же... Вы же не дали ей классное руководство! Вот! И как ей теперь работать?
— Минуточку... А кому из молодых я дал классное? Никому. Пусть годок поработают, притрутся к коллективу и к школьникам. Да и трудно это сразу-то: из ВУЗа — к школьникам. Я так думал всегда...
— Вот и неправильно думали! Она же с детства хотела в школе работать! На практике лучшей была! Тут ей сказали, что в лучшую школу... А ей — без классного руководства? Да не понимаете вы... Она же плачет по вечерам! А вас боится! Запугали тут всех! Но нас-то не запугать!
Где полчаса, там и час, а потом и два. В двери заглядывали, стучали, но директор махал рукой — к завучам, к завучам — и их снова оставляли в покое. Наконец, успокоенные родители собрались уходить.
— Так, мы, можно сказать, договорились?
— А вы думаете, я не должен сначала с ней сам поговорить? Все-таки взрослая уже девушка, самостоятельная. И если родители за нее будут вот так воевать, то как ей работать с учениками? Тоже вы придете на помощь? С хулиганами будете драться?
— А что? — вскинул голову отец. — И буду! Если мою дочку хоть кто-то, хоть как-то... — снова начал заводиться он.
— Ладно тебе, вояка, — заулыбалась его жена. — Сказал же тебе директор — разберется. Все, значит, пошли домой.
Они вышли, все так же, под ручку, плечом к плечу, притворив вежливо за собой дверь. А директор поручил секретарю пригласить молодую учительницу к нему. Но только после уроков. А то и правда, кто ее знает, "запуганную" — сорвет урок...
— Вызывали? — постучала она сразу после звонка с урока. В руке журнал, конспекты — наверное, думала, что об уроке спрашивать будут. Как студентка на экзамене, села скромно у стола, разложила бумаги перед собой, подняла взгляд — мол, я готова.
— Видишь ли..., — директор остановился. Вот еще одна неприятность. Как-то так завелось с самого начала, что на "вы" он был со старыми учителями, а всей молодежи, кого сам принимал и устраивал в школе, всегда "тыкал". Вот черт... С другой стороны, если сейчас официально и на "вы" — и вовсе перепугается...
— Э-э-э... Тут твои родители приходили...
— Ой, правда? — бросило ее в краску сразу и окончательно. Так ярко и стремительно, что казалось, и ноги покраснели. — Вы не слушайте их, они у меня старенькие... Я поздняя... Так они с детства за меня...
— Это же хорошо, когда родители — за детей. Я так думаю. Но дело-то в другом... Ты чего не пришла и не поговорила? Насчет классного руководства?
— Я боялась, — почти прошептала она.
— Чего боялась-то? Что я, страшный такой?
— Вовсе не страшный... А просто боялась... Директор все-таки.
— Ну, вот. Директора боится. А как же тогда с тридцатью сорванцами справляться?
— А детей я люблю! Пусть хоть сорок! Я готова!
— Я же специально хотел дать вам, молодым, время, чтобы привыкли, приработались...
— Нет-нет, дайте мне класс, пожалуйста. Я же знаю, у вас трудности сейчас с классным руководством...
— Там же деньги копеечные, а ответственность большая. Сидеть тебе в школе тогда до вечера, до темноты.
— Ну и пусть! Я школу люблю!
— Эх-х-х... Ну, потом не жалуйся родителям. А то страшно же! Придут и побьют меня!
— Вы смеетесь!
— Нет, плачу... В пятом "В" вела уже уроки?
— Да, два раза.
— Вот и принимай. Завтра в приказе распишешься. Мы тут уже обсудили с завучами. Но теперь смотри — контроль еще сильнее станет. Теперь и по воспитательной работе...
— Спасибо! Ой, какой вы молодец! И не страшно совсем!
Она выскочила за дверь. Процокали по каменному полу каблучки. Директор слушал, наклонив набок голову: не домой побежала. Наверх. Журнал заполнять, класс готовить. Ну, может, и пойдет все хорошо... Только надо будет завучам сказать, чтобы присмотрели на первых порах. И с внеклассной работой чтобы помогли.
Он взглянул на часы: вот и еще день почти закончился. Сейчас обойти школу, проверить кружки и секции, поговорить с завучами — и вечер. И можно будет идти домой.
— А хорошо, когда молодежь в школе, — улыбнулся он сам себе, убирая в сейф рабочую тетрадь.
Мечтатель
Директор школы мечтал. Он закрылся в своем кабинете, достал из нижнего отделения сейфа большую картонную папку, раскрыл ее и замер, рассматривая цветные, нежных тонов отмытой акварели, рисунки на больших листах ватмана.
Вот вид сверху. Простейший план с зелеными газонами и серым асфальтом площади перед входом. Это если представить себе букву Ц, что ли. Только хвостик не вправо, а влево и размером он с половину буквы. В хвостике спортзал и столовая. На втором этаже — актовый зал. А остальное, если смотреть отсюда — П, а если правильно глядеть, то П-перевернутая — это классы и коридоры, коридоры и классы. Нет, все же не Ц. Все же перевернутая П, только ножка одна толстая-претолстая. В ней спортзал, столовая, актовый зал.
А внутри буквы — газон вдоль стен школы, заросший боярышником, бетонная будка в рост человека с щелями вентиляции для бомбоубежища, да асфальтовая площадка, на которой иногда играют в бадминтон пришедшие от соседних домов школьники. Там тихо и пусто. Столько места свободного, а использовать его практически не получается.
Вход в школу — как раз с противоположной стороны, с перекладинки буквы П, сверху, если вот так повернуть план. То есть, если сюда гонять на прогулки первоклашек, например, то им придется пройти всю школу насквозь, потом выйти из главного выхода, а потом опять — вокруг всей школы. Вот и закончилась прогулка — опять можно поворачивать и возвращаться, потому что скоро уже звонок.
Директор отодвигал план на край стола и вынимал из папки следующий лист. Ну, тут все понятно. Это фасад школы. Раскрашен красиво. Видно, что рамы заменены на новые на всех трех этажах. Крыльцо отремонтировано. И вот на крыше что-то сверкает полупрозрачное. Но с фасада, вроде, все как было. Этот ватман — на другой край стола.
А теперь вид с тыла. Вот о чем мечтается, вот какой рисунок носил богатым шефам. И в Гороно носил. И в исполкоме, к архитектору, заходил по старому знакомству и, смеясь, показывал, как мечту несбыточную. А тот прикидывал что-то в уме, смотрел искоса, говорил, что в принципе архитектурный облик города не портит, и конструкции должны выдержать, даже если достроить четвертый этаж, но надо посчитать, посчитать. Хотя он лично — не против, не против он лично. Симпатичненько так выходит...
Вот он, вид сзади. Уже все посчитали, прикинули. Строить в городе новую школу — не выйдет. Слишком много потребуется средств. Да и место не найти — придется где-то на окраине ставить, а потом возить туда школьников автобусами. А тут — вот она, школа. Надо всего-то замкнуть буковку. Сделать такую толстенькую и сытенькую «О». И получится дополнительно двенадцать кабинетов. Это прямо как новая сельская школа, практически. А дальше — накрыть получившуюся угловатую «О» стеклянной крышей. И вот вам внутренний зеленый двор с выходом прямо из школы, с возможностью гулять, с возможностью вести уроки биологии на природе. А заодно и вечные протечки плоской крыши прекратятся.
— Мечты, мечты, — смеются завучи.
Ну, мечты. А что? Вон, спортивный городок настоящий установили же у первоклашек? Пришли шефы, когда договорились, пристрелили из монтажного пистолета к потолку и к полу конструкцию, повесили канаты, лесенки, кольца, перекладины. Где теперь первоклассники? Почему по школе не бегают? Висят на конструкциях головами вниз? Что говорите, опасно? А что делают в это время в классах их учителя? Пусть выходят и контролируют. Пусть смотрят за своими.
Мечты...
А вон пришли молодые «училки», мол, скучно и тускло в начальной школе. Директор выбил краски, достал кисти, и молодежь за каникулы разрисовала три этажа в начальной школе кадрами из мультфильмов. В рост человека и выше. Тут и небо синее, и солнце рыжее смеющееся, и Бэмби, и Микки-Маус, и Винни-Пух и все, все, все... Тоже говорили старые и заслуженные: нельзя, нельзя, хулиганы сразу поцарапают, а то и пририсуют чего непотребное. Ну? Больше года уже прошло — ни царапины, ни рисунка, ни слова из трех букв.
Все мечты можно осуществить. Не сразу, постепенно. Но вроде и шефам понравились картинки. Директор полиграфкомбината смотрел и говорил, что не в этом году, но вполне возможно. Да, возможно. Если все с финансами останется, хотя бы как сейчас. И в исполкоме говорили, что если будет официальное обращение, то пусть не все средства, но что-то изыщут. Это же им-то какая реклама на областном уровне!
Хотя...
Директор вздохнул и снова убрал цветные картинки в сейф. Нет сейчас денег. Еще недавно и зарплата была неплохая у учителей, и давали, не жалея, на развитие образования, а теперь вот — нет денег.
В этом же году подошел директор детской хоккейной школы. У них возле школы каток, открытые трибунки и одноэтажное административное здание. И все. Зимой играть и переодеваться холодно. Да и не хватает уже места для тренировок. Все пацаны с округи в хоккей рвутся. Твои же хулиганы — все у меня, сказал он директору школы.
Так о чем разговор?
А разговор был о том, что на развитие детского спорта деньги могли дать. И деньги немалые. Вот только место — опять на окраину? Опять с ноля? А тут вот — он показал по плану — вот здесь. Тут ваш стадион школьный. Мы его конструкцией накрываем, сверху профилем алюминиевым, отопление тут есть уже, трубы к школе как раз проходят, а трибуны — вот сюда, на проезжую часть. На пять тысяч человек трибуны и настоящая хоккейная поляна под крышей.
— А что школе за интерес? — хмурился директор школы. — Ты ж не дашь на твоем льду нашим тренироваться?
— Да там всем места хватит! Там же не только лед! Там тренировочные залы, там качалка с тренажерами, там душ! Понимаешь, душ! Днем — твои, вечером — наши, а? На паях?
И два директора пошли по кабинетам, пробивая новую мечту. Вот в той папке — рисунки этого зала, этого хоккейного поля, этих трибун. Вот вид снаружи, от школы.
Эх-х-х...
На это, под кампанию о подъеме внешкольной работы с детьми, область дала деньги. Нет, не так. ОБЛАСТЬ ДАЛА ДЕНЬГИ! Ровно столько, сколько стоит такой комплекс. То есть, району это не стоило ни-че-го.
Директор школы вздохнул мечтательно. В этом году уже не в душном спортзале, а на льду можно было тренироваться, с душем после занятий. Да, можно было...
Деньги те в полном объеме район перечислил за газ и коммунальщикам — за тепло. Понятно, что нецелевое использование. С другой стороны — на пользу города. Поэтому почистили районного голову в области, поругали крепко, но не наказали. Обошлись внушением.
Директор остался пустым мечтателем. Вот только когда глав администрации стали выбирать общенародно, он уже не голосовал за нынешнего. И директор спортшколы — не голосовал. И многие другие.
А по вечерам, после уроков, директор школы по-прежнему доставал картонную папку и сидел над красивыми картинками, прикидывая, какие и где классы сядут, если строительство все же начнется. Ну, не может же быть все время плохо — мечталось ему.
Категория
— Мы рассмотрели ваши документы. А теперь, пожалуйста, ответьте на несколько вопросов...
Директор школы сидел в отделе народного образования перед комиссией, присваивающей учителям категории. Дело это было совсем новое. Категория было всего две: первая и вторая. Говорят, еще есть высшая, но ее на район, опять же по слухам, не дали.
— Первый вопрос будет о вас. В этом пакете мы не нашли, какую категорию вы выбрали себе.
— Что значит выбрали? Категории надо присваивать. Лучшим — лучшие, чтобы выделить учителя. Я не учитель, а администратор. Поэтому — без категории.
— Нам кажется, это неправильно? — переглянулись члены комиссии. — У вас же тогда не будет авторитета?
— А что, авторитет директора зависит от вас, от комиссии, присваивающей категории? — стал заводиться директор школы. — Мне казалось, что мой авторитет зависит от моего труда...
— Ну, хорошо, хорошо... Хотя мы и не согласны... Но тогда перейдем к следующему вопросу. Вот вы предлагаете одному учителю первую категорию, а другому — вторую. Это ваше личное какое-то чувство, или как понимать-то это?
— Причем здесь какое-то личное? Под документами подписи комиссии — видите? Мы решали коллегиально. С завучами. И вам вот принесли... Вы мне сказали: три первых категории? Вот и выбирали, искали лучших...
— А почему тогда не вот этой? — прервала его заведующая Гороно. — Почему ей — вторая категория?
— Потому что первая — ее коллеге.
— А вы лично бывали на ее уроках? Вы сами разбираетесь в методике преподавания предмета?
— Вы такие вопросы задаете, даже неудобно...
— Смеетесь?
— Какой смех? Вы сами послушайте, что спрашиваете? С одной стороны, спрашиваете, знаю ли я методику преподавания предмета, в котором не специалист. Какой вам ответ нужен? Не знаю, конечно! А с другой, требуете посещения ее уроков... Да как же мне на уроки ходить, если я не специалист в методике? В чем смысл вашего вопроса?
— А в том, что учитель оскорблен. Вы даже не побывали на уроке у нее, а категорию даете вторую.
— А то, что завучи ходили — не считается?
— Завучи — завучами, а вы — директор. Вы были обязаны посетить...
— Зачем? Даже замечание сделать не смог бы!
— Но тогда она не могла бы жаловаться на вас.
— Так вам надо, чтобы были объективные оценки ее работы или чтобы я посещал все уроки? Завучам-методистам вы не доверяете, выходит? Я вот своим заместителям доверяю...
— Это все демагогия. То есть, вы не можете объяснить, почему вот этому, — помахали анкетой, — первую категорию, а ей, — показали другую, — вторую?
— Я пытаюсь вам объяснить. У администрации школы такое мнение. Ясно? Что этот преподаватель достоин первой категории, а этот — второй.
— Нет, вы не понимаете... Она же будет жаловаться. Приедут комиссии. Будут проверять. И что? И докажут вашу личную неприязнь!
— Опаньки... Постойте, а это откуда? Какая личная неприязнь и к кому?
— Ну, раз она уже пожаловалась, то вот у вас и появилась теперь личная неприязнь...
Директор смотрел, не понимая:
— Постойте. Вы сами говорили на совещании, что надо выделить лучших из лучших. Дали на школу всего три первых категории. Мы изучили своих учителей. Приняли решение, кому присвоить это звание: "учитель первой категории". А вы теперь говорите, что надо было у кого-то отнять, а этой вот дать?
— Ну, зачем же отнимать? Надо было позвонить нам, договориться, мы бы выделили еще одну категорию...
— Да-а-а? А почему — именно ей? У меня есть еще много учителей, гораздо более достойных!
— Ну, они же не жалуются...
— Так. Погодите. То есть, теперь новая установка? Первая категория не лучшему учителю, а тому, кто жалуется? А если, увидев, что она жалобой выбила себе лишние двадцать рублей, остальные учителя тоже начнут писать?
— Вы утрируете. Такого не будет... А вот ей мы категорию дать должны. Давно работает. И не хуже, чем ее коллега.
— Да хуже, понимаете? Хуже!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |