Павел с интересом посмотрел на меня и подтвердил достоверность данного факта:
— Действительно, я тогда так и думал, но как оказалось, меня ждали в управлении совсем по другому поводу.
— В таком случае я продолжу.
— Слушаю вас, излагайте.
— Вам только на финской границе пришло разъяснение, вернее приказ явиться в Ставку в Могилев. Я так понимаю, вы об этом никому не рассказывали?
— Естественно. Это же мелочь, хотя был использован шифр, что уже означает секретность распоряжения. Я заинтригован, откуда вам известна эта информация? Помню, шифровальщик принес мне сообщение уже в обычном виде. Я немного был удивлен содержанием телеграммы, но приказ выполнил.
Он заволновался. Я видел по мимике его лица, что полковник заинтересован, он стал вспоминать, как все это происходило. Можно считать это было моим успехом, я не особо рассчитывал, что он запомнил эту историю. А уж то, что я ее знал и помнил, вообще выглядело мистикой. Я никогда не жаловался на память, но такие мелочи помнить..., круто.
— Так, так, выходит, вы кое-что неплохо знаете про меня, надеюсь, вам о данном случае не рассказывал тот самый шифровальщик? Хотя, о чем это я. Где он и где вы, но я вас внимательно слушаю, продолжайте.
— Вы, прибыв в Ставку, встречались там неоднократно с Николаем вторым, именно от него узнали о своем новом назначении. На одном из обедов, где присутствовали представители иностранных военных миссий, генералы и высшие офицеры, прибывшие с фронта, царь имел с вами беседу, на которой очень интересовался состоянием Германии и Австрии, его занимал вопрос, а не устали ли люди этих государств от войны. Было такое?
— Что-то подобное происходило тогда. У меня создалось впечатление от наших бесед, будто Николаю уже наскучили военные будни, он ищет предлог, чтобы заключить мир с Германией. Я естественно об этом никому ничего не рассказывал. Но вы почему-то знаете. Я невольно спрашиваю себя: — откуда вам известно? И ответ напрашивается сам. Выходит, вы действительно из будущего. И все что вы тут мне рассказывали, правда. Ведь вполне возможно, я мог написать о себе, и об этом случае, как вы говорили, в мемуарах. Я и не думал о подобном, нет даже обычных дневниковых заметок. Знать о таких вещах мог мой брат, но не вы — ему, по всей видимости, так и хотелось сказать что-то типа — "лапотник", однако сдержался. Воспитанность и интеллигентность в поведении и разговоре у него были соответствующие его положению в обществе. Он, слегка запнувшись, продолжил выражать свое отношение к происходящему:
— Будем считать, вы меня убедили, не совсем конечно, но и не верить в ваши рассказы я уже не могу. Но и вы должны понять..., поверить на слово... — он задумчиво рассматривал мое лицо, пытаясь одновременно подобрать нужное слово для объяснения недоверия. — Если это и выдумано вами..., то надо отдать должное — очень талантливо, причем вполне достоверно. Нет, невозможно такое придумать, мне просто нужно осмыслить..., скажем так, глупость или сказку изложенную вами. В вашем рассказе в основном шел разговор обо мне, и я это понимаю, Алексей видно вам полностью поверил, мне же принять за чистую монету ваш рассказ, вот так вот, сразу, трудно, необходимо время. Но интригует, я заинтересовался. И то, что знаете мое прошлое, и факты будущей истории, причем не только в целом всей России, но и..., короче, меня очень волнует, какое место мы с братом займем в будущем. Вы нам расскажете?
— Я достаточно многое поведал Алексею Алексеевичу. И хотя не уверен в его доверии на все сто, но то, что я не психически нездоровый человек он убежден. Мы с ним успели подискутировать на предмет, каким образом можно использовать мои послезнания в интересах нашей Родины. А она у нас с вами одна — Россия. Решив, что вы можете в этом скромном желании помочь, зная вас как истинно русского офицера, которому не безразлично будущее народа и России в целом, решили и вас привлечь к этому делу. Алексей предупреждал — брата трудно уговорить, и я убедился — так оно и есть. Около шести часов мы с вами ведем беседу, скоро утро настанет, а мы все на одном и том же месте топчемся. Но я доволен. Признаюсь, одно то, что вы перестали во мне видеть второго Распутина, уже обнадеживает меня. Ведь желание привлечь вас на нашу сторону продиктовано не только потому, что вы брат Алексея, нет, вы сами по себе человек неординарный, и я вас знаю именно по дошедшим до нашего времени мемуарам написанных явно не под диктовку заинтересованных в этом людей. Они хоть и очень расплывчаты и даже прямо скажем, малоинформативны, но в них вы открываете себя потомкам как человека, любящего свою Родину и делающего все, для того чтобы она оставалась могучей державой. Не на словах, на делах даете возможность людям иметь перед собой пример, как нужно любить то, что тебе дорого. Насчет вашего места в будущем...
Я постарался, мне теперь легче было, наши беседы со старшим Игнатьевым позволили вспомнить достаточно много, всплыло немало дат, все-таки мои вынужденные конспекты по истории КПСС, и изучение военных инцидентов произошедших в прошлом, дало свой закономерный результат. Что-то определенно отложилось в моей голове. Учили нас на совесть, порой даже зубрить приходилось, особенно даты некоторых событий и, как я раньше думал, совсем ненужных знаний о людях, повлиявших в той или иной степени на саму историю мира. Ан, нет, пригодилось.
— То, что Америка вступила в войну, вам известно. Кстати, какое сегодня число? Я слегка запутался во времени?
Шестнадцатое говорите.... Так, думай голова, думай.... И что же я помню из событий ближайшего времени? Дайте-ка вспомнить...
Ага, вот, пришло на память. Точно не скажу, но помнится, именно сегодня начнется вторая битва на реке Эне*, где и американцы примут участие. И самое позорное, совместное наступление войска Антанты проиграют. Точное описание сражения я, вряд ли вспомню, но нам и ни к чему эти знания. Повлиять как-то на результат битвы, даже зная его, мы все одно не сможем.
А вот более интересная информация, и она может нам в чем-то помочь. Где-то в мае, если более точно, то в середине мая, во главе Французских войск будет назначен генерал Анри Петен. Вы знаете, этого офицера, не так ли? Вроде бы ничего особенного, но мы уже сегодня можем данный факт использовать во благо русским солдатам, находящимся во Франции. Как? Пока не знаю, что вспомнил, то и сообщил.
И еще.... Очень важно для будущего России. В начале мая будет создана Красная Гвардия*, причем в основном из рабочих Петрограда. Именно они повлияют на обстановку в городе в ходе противодействия некоторым генералам, которые попытаются восстановить монархию в стране. Под их давлением Временное правительство, во главе которого господин Львов, распадется и будет создано новое, которое в конечном итоге возглавит Керенский, сегодня он военный министр, вы должны его знать. Вскоре он станет новым руководителем государства и вам вновь придется присягать, но уже Керенскому. Это правительство падет в октябре в результате восстания рабочих, солдат и матросов и будет провозглашено начало диктатуры пролетариата во главе с партией большевиков.
— А почему не с эсерами? — показал осведомленность в этом вопросе Павел — насколько я знаю, эсеры сегодня самая влиятельная партия, мне даже известно, что в ней насчитывается около шести миллионов членов по России. А кто такие большевики мне малоизвестно.
— Ну, для того чтобы разобраться во всем, надо знать хотя бы программы этих партийных организаций. Эсеры, почему многочисленны? Да потому, что они опираются на крестьян, а их в нашей стране почти 90 процентов. Большевики надеются на солдат, и на пролетариат. Рабочий класс, в своей массе по сравнению с крестьянством более образован, он и лучше организован, так как работают на заводах и фабриках в коллективах, при том еще нужно учитывать, что в своем большинстве предприятия находятся в городах. Захватив власть, большевики не забудут и о сельском населении. "Вся власть советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов" — этот лозунг коммунистической партии сыграет решающую роль в сознании народа. Люди восприняли как весть о том, что это их власть, и естественно встанут на ее защиту. Так что на первых порах она и в самом деле малочисленная партия, но ее поддержит народ. А во главе Ульянов, под псевдонимом Ленин работает, выдающийся человек, со всеми его противоречивыми делами сможет привести к власти свою партию, в составе которой рабочие, крестьяне и солдаты с матросами. Как вы сами понимаете это событие не рядового масштаба, а всемирного.
— Знакомое имя, Ульянов, кажется, брат Александра Ульянова, которого вздернули за покушение на царя? — Павел слегка скривился, показывая свое негативное отношение к этой семье. — Так мы с Алексеем уже давно докладывали по команде об этой группе мигрантов явно работающих на разведку Германии, только мало кто из контрразведки обратил тогда внимание.
— Что-то подобное я и ожидал — внес разнообразие в нашу беседу Алексей. Вернее, я ждал революцию, вроде бы она уже и произошла, но мне показалось..., это что-то неопределенное, как та мутная вода в кипящем котле с мясом, все поверхностное, бурлящее в ожидании, когда накипь и муть рассосутся. Я видел на протяжении моих прожитых лет много несправедливостей русской жизни, и нередко испытывал это на самом себе. Тут и крушение в маньчжурской войне, и болезненное состояние превосходства европейского демократического строя над отсталой царской Россией и разногласия в правительстве. Нет у меня никакого чувства уважения к великим князьям, я давно осознал ничтожество Николая второго, так как видел и понимал весь вред, приносимый его царствованием моей Родине. Люди на царя всегда молились, он при жизни уже святой и непогрешимый, отделить личность царя от России представлялось как нечто нереальное. И то, что он отрекся от престола, только подтверждает некомпетентность в делах, показывает его слабоволие и нерешительность во всем. Правда брат не разделяет моей веры в лучшую долю для России без царя. Мы с ним порой даже ссоримся, не находя схожего мнения по поводу сегодняшних событий в стране, и это не удивительно, всю семью нашу распирает от желания доказать свою правоту. Каждый из нас выдвигает свое видение событий, при этом имеет противоположные мнения по поводу революции, например Павел с маман ярые сторонники монархического строя, и в отличие от меня на дух не переносят демократические преобразования.
Я всегда сожалел, что нет рядом со мной человека, который бы разделял мои взгляды и с кем бы я мог посоветоваться. Честно скажу я в растерянности. Ни я, ни мои сотрудники, даже полковники особо не разбираются в политике. Я, как и они, не вижу разницы между кадетами и октябристами, не могу понять, чем отличаются бородач — гастроном Миша Стахович — видный кадет — от моего корпусного товарища Энгельгардта — октябриста. Не понимаю целей вооруженных браунингами эсеров, или невооруженных, но как мне кажется, более опасных эсдеков, опирающихся в отличие от эсеров не на крестьянство, а на рабочих.
Я вождей "левых" партий не видел и не знаю, читал немного о Плеханове и только с Пушкевичем знаком, но и его речи считаю пустой болтовней. Марков, второй который, мне вообще кажется всего лишь мелким хамом. И если честно я намного лучше разбираюсь в лабиринтах политических партий Франции, и то только ощупью, в основном то, от чего зависит обороноспособность страны.* Со всем, что в настоящий момент творится в России я не в состоянии разобраться самостоятельно. С появлением Христофора мне как-то стало легче понять все происходящее сегодня, его трактовка событий легкодоступна и близка мне.
Слушая Игнатьева, старшего, почему-то казалось — он несколько фальшивит, или передергивает, ведя какую-то свою игру. Никогда не поверю, чтобы хорошо образованный, всесторонне подготовленный, живо интересующийся событиями в мире, гражданин, мог не понимать, что творится в его стране. Можно поверить какому-нибудь клерку из бюро, но не полковнику, графу, военному агенту, представляющего такую великую державу как Россия. А он между тем продолжал рассуждать о своей некомпетентности:
— Я поглощен войной всецело, и я не одинок, несведущих людей большинство. Ни о каких революциях мы не думаем, нам дороже честь России.
— А будущее России? Разве оно вас не волнует? И, насколько мне известно, вы Алексей Алексеевич, весьма успешно будете сотрудничать с Советским Союзом, особенно в становлении советской дипломатии, да и разведкой заниматься в пользу России продолжите. Ваша позиция в отношении произошедших изменений в империи не вдруг появилась, я это заметил в наших беседах, вы уже сегодня являетесь сторонником революционно настроенных людей в стране.
— Возможно. Но сегодня я офицер и именно поэтому я не должен уделять внимание политике и ее деятелям. Я с прискорбием смотрю на то, как войска втягиваются в революционное движение, причем в то время, когда враг уже на нашей территории. Вместо того чтобы защищать, как и положено военным Родину от внешней угрозы они по уши влезли в разборки внутри страны. Неразбериха в умах людей, подстрекаемых политиками из многочисленных партий, чехарда в правительстве.... Кому это нужно и зачем? Чьи приказы мне сегодня выполнять? Командования, временного правительства или какой-то одной из партий?
Я понимаю, отсидеться и быть в этих событиях нейтральным недостойно гражданина своей Родины, правильней выглядело бы определиться в грядущих катаклизмах и принять участие на одной из сторон. Например, присоединиться к революционерам.... Так ведь не знаю, каким именно. Стать на сторону большевиков, как вы советуете, значит подтачивать устои государственности, на сторону монархистов..., я и раньше не был большим приверженцем загнивающего строя. Если честно я бы поддержал наших демократов, но видя, кто за всем этим стоит, у меня тут же возникает отторжение такого решения.
И вообще..., мне в настоящее время хочется порой все бросить и послать всех и вся ... на китайскую гору Кху Ям. Знаете, Христофор, где она находится?
— Нет, не знаю, но догадываюсь, вероятно, у черта на куличках.
— Вот именно. Я бы и вас туда послал с вашими прожектами, но.... Одним словом, хочется попытаться, может и в самом деле что-то получится. Все-таки будущее моей Родины мне не безразлично.
— О чем это вы тут говорите? — Вклинился и Павел в непонятный для него разговор.
Я на минутку отключился, лишь краем уха продолжал слушать, как старший брат пытается рассказать младшему о наших с ним предстоящих делах. Пользуясь моментом, вновь погрузился в мысленные беседы с собой. Я понимал, мои знания о будущем легли уже на подготовленную почву. Все-таки в их мемуарах вполне искренне написано об отношении к событиям, несомненно. И это давало мне уверенность, что знаю неплохо обоих братьев, имею представление, о чем они думали в дни лихолетья. Но как оказывается, судя по их словам в ходе разговора, сейчас в их мыслях ничего кроме растерянности и незнания что им конкретно делать, не было. Все происходящее в мире гораздо сложней и беспорядочней, и не укладывается в привычный для них жизненный порядок. Ни тот, ни другой, себя не мыслили без России, но каждый понимал это по-своему. Они просто-напросто не знали, к какой из сторон примкнуть, никто им ничего не объяснял, как и большинство людей, они барахтались в кипучей действительности самостоятельно, не представляя к какому берегу выгребать. Ситуация для них патовая и они растерялись. Привычных указаний нет, приказы нового правительства противоречивы и нерешительны. Понять братьев мне не сложно, и увлечь своими планами играя на струнах патриотизма нетрудно. И мне кажется, я не ошибся, делая на них ставку.
