Всё в зале замерло. На долгое мгновение из мира исчезли все звуки. Меня оглушал собственный пульс. Широко распахнув глаза, я чувствовала непривычное, даже шокирующее движение чужих губ и языка.
Забавно... Дис решил, что рукопожатия недостаточно?
— Индра! — рявкнул Иберия, но его голос звучал так глухо, словно из-за стены.
— Убери от меня свои руки! — орал на кого-то разъяренный брат.
Ответом ему стал тихий смех Паймона.
Было очень горячо. Безрассудный поступок Диса лишил мое тело движения и силы. Едва способная стоять, я пыталась вернуть над собой контроль. И понять, почему от происходящего мне так... больно. Страшно. Гадко.
Резко сжав зубы, я почувствовала на языке кровь. Тихо зашипев, альбинос отпрянул, поднося ко рту пальцы. Его губы искривила довольная ухмылка. Алые глаза сияли.
Покачнувшись, я обхватила дрожащей ладонью шею. В горле застревало дыхание.
— Всё... в порядке... — прохрипела я, пытаясь выпрямиться и сказать это в глаза брату, отцу, а главное тому, кто довел меня до состояния... полного несостояния. — Всё...
Мое горло сжал спазм, и я покачнулась. Наплывающая темнота давила, паника сжимала сердце, а боль — виски. Мне показалось, что именно так выглядит смерть, когда я рухнула без сознания под взглядами старейшин Нойран и наших гостей.
Какое... унижение...
* * *
Очнулась я среди ночи, чувствуя болезненную пульсацию сердца и онемение конечностей. Я не могла пошевелить даже пальцем. Лишь изредка моргала, пытаясь избавиться от мутной пелены, заволокшей глаза. В сумраке, рассеиваемом ночником, мне удалось разглядеть очертания внутреннего убранства комнаты. Чужой.
— Индра? — слетело с моих губ. Их до сих пор саднило от того прикосновения. Припомнив события недавнего прошлого, я болезненно застонала.
— Очнулась? — в ядовитом шипении я едва узнала голос своего брата.
Нависнув надо мной, Индра сощурился в явной демонстрации отвращения.
— Удивлена, что оказалась не в той комнате, в какой хотела? Еще бы, ведь тебе так понравилось, что ты даже не постеснялась в обморок грохнуться. Ну что, милая сестра, это было сногсшибательно, да?
Его рука жестоко обхватила мой подбородок, заставляя смотреть в горящие яростью черные глаза. Я же пыталась протолкнуть воздух в грудь, борясь с усиливающимися спазмами.
Воспоминания пропитали тело разъедающим жаром. Мужчина... его жгучий поцелуй... чувственные, беспощадные прикосновения чужого рта...
— Меня... меня сейчас вырвет, — пролепетала я, поднимая беспомощный взгляд на брата.
— Какая же ты врунья! — его пальцы причиняли боль. Не такую сильную, как слова. — Кого ты пытаешься обмануть? Я же видел, ты этим наслаждалась. Тебе понравилось, как он поимел тебя своим ртом. Спорю, тебе хотелось бы отдаться ему прямо там...
Слюна наполнила рот, и я скатилась с кровати, едва успевая добрать до уборной, соединенной со спальней. Негодуя на слабость собственного желудка, я склонилась над унитазом. А когда обернулась спустя пять мучительных минут, обнаружила Индру, стоящим на пороге. Его лицо выражало крайнюю степень озадаченности, даже страха.
— П-прости... — обессиленно прошептала я, пряча глаза. — Не знаю, что со мной... видимо, последние два бокала были лишними.
Конечно, дело было не в алкоголе. И брат это понимал.
— Да тебя всю трясет, — пробормотал он, приближаясь.
— Не... не подходи, пожалуйста! — бросила я, зажимая рот ладонью. — Можно я... просто оставь меня...
Очередной приступ тошноты вынудил меня замолчать.
— Я позову врача.
Прежде чем я успела его остановить, Индра уже вышел из комнаты.
— Ничего серьезного. Пустяки, — успокаивала я саму себя, вопреки лихорадочно стучащим зубам и бегающим по коже мурашкам. — Я не могу болеть, так ведь? Я же мо... дифи... цированная.
Дыхание вытекало изо рта со свистом. В попытке успокоиться я вспомнила алфавит и перечислила его буквы в обратном порядке. Вслух. Трижды. А потом пришел док Вайфред, тихий, низенький, пахнущий чистотой мужчина, и мне пришлось отвлечься от бесполезной медитации.
Послушно выполняя все его инструкции, я позволила смерить показатели своего здоровья, а после, заикаясь, пересказала события, предшествующие внезапно обнаружившей себя болезни. Сидя на кровати, я всматривалась в его суховатое, задумчивое лицо, ожидая приговора. Рядом на стуле расположился брат, источая жуткое напряжение.
— Что ж, ситуация предельно ясна... я могу поговорить с вами наедине, господин? — обратился доктор к Индре.
— Нет, не можете! — воскликнула я, подаваясь вперед. — Говорите прямо. Я имею право знать. Я умру... так? Это что-то смертельное?
Судя по его молчанию и тому, как он посмотрел на моего брата, я была права "от" и "до". Модифицированные не болеют. А если болеют, то не тем, от чего можно излечиться. Модифицированные просто умирают. Завтра. Может, через день.
— Говорите, — тихо, но повелительно произнес Индра.
— Пусть я и не психиатр, но болезнь эта определенно психологического характера. Физически госпожа Эла абсолютно здорова.
— Пси... хологического? — повторила я едва слышно.
— Да. Это фобия.
Тишина, которой налилась комната после озвученного вердикта, оглушала.
— Что?! -я кинула взгляд на брата. — Не делайте из меня психа!
— Упаси Предвечный, — не потерял спокойствия док, запуская руки в карманы своего халата. — Но все признаки на лицо. Патологический, неконтролируемый страх, проявляющийся после мужского и... так сказать, сугубо интимного прикосновения, едва ли можно назвать нормой.
— Страх?! Хотите сказать, я боюсь его?!
— Пожалуй, не страх, — оговорился Вайфред, — а панику. Если позволите, у меня есть теория...
— Нет, это полный бред.
— Продолжайте, — настоял Индра, скрещивая руки на груди.
Откашлявшись, мужчина проникновенно заговорил:
— Как известно, все психологические травмы корнями уходят в детство, которого у вас, госпожа, как такового и не было. Насколько мне известно "меченых" (извините за прямоту) за людей не считают. Могу предположить, что вас в детстве особо не баловали. Вам не доставалось того внимания, которое необходимо девочкам. Отец не держал вас на коленях и не гладил по голове, а мать не старалась дать вам должное воспитание. К тому же, в вашей семье помимо вас детей не было. Как не было и явного гендерного разграничения: вы жили, как жилось, не задумываясь над тем, девочка вы или мальчик. Пол не играл особой роли, вы никогда не предавали ему значения, как и окружающие вас люди.
— Причем тут мой пол? — огрызнулась я, волнительно хрустя костяшками пальцев.
— Терпение, мастер, — окоротил меня вежливо док. — Когда вы попали сюда, вам было четырнадцать. В четырнадцать лет у вас не было подружек, все ваши мысли заняло тяжелое обучение. Девочки в таком... исключительно деликатном возрасте нуждаются в друзьях, с которыми можно было бы поговорить о нарядах, новых туфельках или сережках. Понимаете? Это важно. Я работаю здесь уже довольно давно, и, насколько мне известно, все три года вам сбривали волосы. Длинные волосы автоматически ассоциируются с женщиной, не так ли? А у вас их не было, когда ваша психика формировалась. Вы выросли в окружении мужчин. Вас воспитывали, как мужчину. Вы жили вместе со своим наставником...
Который упорно из раза в раз на протяжении всех трех лет повторял, что я "никто" — закончила я мысленно.
— Когда же ваше обучение подошло к концу, вас поставили во главе людей, за которыми ходит слава самых свирепых воинов. И слово "женщина" стало восприниматься вами как оскорбление. Ведь оно звучит для вас как синоним слабости.
— Да это так, — призналась я с неохотой. — Но как это связанно с тем, что... произошло со мной?
— Вы считаете себя на подсознательном уровне мужчиной. Естественно, вам будет неприятно, если с намерениями сексуального характера к вам полезет другой мужчина. Тем более, в первый раз и столь внезапно...
— Чушь! — отмахнулась я. — Я знаю, что я женщина. Я вижу отличия. К тому же мне по двадцать раз на дню об этом говорит Лайз!
— Именно поэтому я сказал "на подсознательном уровне". Вы можете понимать это и видеть различия, но какая-то часть вас всё равно будет реагировать на близость другого мужчины именно так... головокружение, тошнота, лихорадка. Паника.
Паника. Как бы сильно мне ни хотелось опровергнуть слова Вайфреда, та самая паника, о которой он тут говорил, протыкала меня, стоило просто припомнить скользящее, горячее, влажное движение чужого рта на своем собственном. Мне хотелось встать, пойти в ванну и провести там несколько часов кряду, очищая свое тело от приклеившегося "ощущения". Отвратительно. Как же всё это мерзко...
— Тогда почему она не реагирует подобным образом на меня? — уточнил Индра, сохранявший до этого момента угрюмое молчание. — Мои прикосновения не вызывают в ней ничего подобного.
— Конечно, ведь мастер Эла считает вас своим братом и... прощу прощения, никогда не подумает над тем, что ваши действия могут нести сексуальный подтекст.
— Ясно, — глухо, как эхо, отозвался Индра. — И как это лечится?
— От страха, особенно такого глубокого и коварного, нет лекарства, — развел руками док. — Можно смириться и жить с фобией. Либо попытаться ее победить, игнорируя риск усугубить свое состояние. Ведь про такие вещи говорят "клин клином вышибают".
— К-как... в смысле? — промолвила я невнятно.
— Представьте себе вещи, неприемлемые для вас в связи со случившимся инцидентом, — посоветовал мужчина, и я задумалась.
Все самое неприемлемое и пугающее теперь ассоциировалось у меня с безумным альбиносом из Децемы.
Меня трясло от одной мысли о вероятности встретиться с Дисом взглядами.
Находиться с Дисом в одной комнате.
Заговорить с Дисом.
Осуществить рукопожатие в перчатках.
Позволить рукопожатие без них.
Или прикосновение другого, более интимного характера.
П-поцелуй.
А еще... надеть платье и показаться в нём на публике.
Обхватив себя руками, словно поддерживая, я медленно подняла глаза на Вайфреда.
— Чтобы победить фобию вам придется пройти через все это, — с профессиональной невозмутимостью огласил он.
— Нет уж, — бросила я сипло, посмотрев на Индру, который отчего-то воспринял эту новость весьма болезненно. — Я же как-то жила все это время. Без всяких этих поцелуев и прочей глупости. И чувствовала себя превосходно. Спасибо, док, вы меня успокоили.
Вайфред пожал плечами.
— Если вы считаете, что отсутствие половой жизни и чувственных удовольствий приемлемо для вас, и эта новость вас ни капли не расстраивает — что ж, я был рад помочь.
— Расстраивает? Отнюдь, — нервно усмехнулась я. — Я уже собиралась умирать, потому счастлива, что причина всех этих приступов заключалась в такой ерунде. Да все просто отлично! Вот только... тебе, брат, придется передать тому парню, которого ты для меня присмотрел, что с некоторых пор предложение о свадьбе неактуально. Даже разрешаю сказать ему, что я худшая претендентка на роль его жены. Злая. Чокнутая. И мужеподобная. Да и мало ли достойных девушек в Эндакапее? Думаю, он совсем не расстроится.
Отведя взгляд в сторону, Индра проговорил с неопределенной ухмылкой:
— Нисколько.
21 глава.
Брат был единственным, кто понимал меня. Вспоминая историю наших сложных взаимоотношений, я проходила к выводу, что порой, противопоставленная едва ли не всему миру, я получала поддержку лишь с его стороны.
Его понимание проявило себя и по прошествии трех дней после позорного инцидента, когда я отказалась наотрез выходить из своего кабинета ради проводов гостившей у нас делегации. Мое присутствие, как одного из старейшин клана, было обязательным на этом прощальном мероприятии, а я, вместо того, чтобы продемонстрировать собственное безразличие к Децеме, Паймону, его ненормальному сыну и еще более ненормальному поступку последнего, предпочла трусливо отсиживаться в четырех стенах. Мысль о необходимости встречаться с Дисом, говорить, касаться ладони в рукопожатии обжигала, как раскалённое железо.
Отсутствие командира карательного отряда осудили не только старейшины, но и сам Иберия, как поступок, недостойный мастера.
Неуважение. Открытое игнорирование традиций гостеприимства. Оскорбление в адрес гостей. Да, да, да.
Они просто не понимали, насколько мне страшно и мерзко видеть одного из этих проклятых гостей. Один лишь Индра понимал. И я надеялась, что так будет всегда.
Но после завершения войны с Децемой многое изменилось. В моих отношениях с братом. С подчиненными.
— Слушайте, мастер... — неловко обратился ко мне Лайз в один из дней. — А это правда, что вы в тот раз... ну, на том ужине... вас правда поцеловал этот ублюдок... и вы потеряли сознание?
Боги, кто бы мог подумать, что это будет звучать со стороны так отвратительно. Почти так же отвратительно, как и сами воспоминания о "том ужине", преследующие меня уже который день.
— Просто разные слухи ходят... — не слишком бойко начал оправдываться он. — Я решил уточнить. Ничего такого.
— Да, это правда, — процедила я, приближаясь и хватая Психа за ворот его куртки. — А потом я очнулась в комнате брата и меня стошнило при воспоминании о смельчаке, который на это отважился. Ну что, все еще любопытно? Меня до сих пор блевать тянет от одной мысли о вероятности еще одного такого "поцелуя". И если кому-нибудь из вас, сплетниц, придет в голову такая гениальная идея... — вобрав воздуха в грудь, я выпалила: — убью.
— Да я не... — промямлил немало смущенный Лайз.
— И не вздумай мне тут доказывать, что никогда об этом не думал.
В ответ мужчина лишь отвел взгляд.
С тех пор я снимала перчатки только на ночь, а время, которое проводила в душе, увеличилось с десяти минут до часа.
Какой-то нелепый анекдот: командир мужчин боится мужчин. Между мной и отрядом, мне доверенным, до сих пор стояла непреодолимая стена непонимания, недоверия, взаимного неприятия, разрушить которую могло лишь одно. Мое боевое крещение. Сплотить нас могло сражение. Только победа, полученная ценой усилий каждого: от простого рядового и до мастера.
За время моей службы под началом Иберии карательный отряд успел принять участие в бесчисленных операциях. И каждый раз их возглавляла не я, а Бартл. От меня же требовалось лишь формальное согласие, только одобрение разработанного плана, команда "фас". Все сражения я вела, не вылезая из кабинета.
Как тут требовать преданности от солдат, ведь некоторые своего командира даже в глаза не видели!
Но даже зная способ, который мог бы исправить положение, осуществить задуманное я не могла: на страже моей безопасности стоял Индра. Одержимый брат, чья агрессивная забота со временем становилась всё невыносимее и невыносимее.
С момента капитуляции Децемы прошло около года. Наши с Индрой отношения день ото дня крепче не становились, даже напротив: ловя на каждом углу слухи о невозможной расхлябанности и бесхребетности командира карателей, я осмелилась на открытое сопротивление.
