Паргелий

— Сестра Тилла тоже пыталась подобрать для меня точку Равновесия? — уточнил принц. — Должен признать, у нее весьма специфическая методика, хоть и не лишенная некоторого очарования.

Я усмехнулась.

— Вы — ее первая неудача, Ваше Высочество. Думаю, она была потрясена не меньше вас.

— Как именно вы выбираете точку Равновесия? — не успокоился он.

"Да наугад!" — едва не брякнула я, но сдержалась. Явно не те слова, которые хочет услышать выбитый из колеи прихожанин. Правду, по совести, вообще мало кто любит, а потому ее приходится регулярно приукрашать.

— Я выдвигаю предположение, вокруг чего строится конкретная личность, и на его основе подбираю "кирпичик", — округло сформулировала я. — Тилла, как правило, действует по более общей методике, упирая на то, что эгоцентризм в той или иной степени свойственен всем людям, и если добавить прихожанину немного здоровой самоуверенности, то ему станет лучше. — На сем я предпочла замолчать. Некоторые моменты, касающиеся ритуала Внутреннего Равновесия, не разглашались даже непосредственным участникам.

Иначе на это точно никто бы не решился.

— Понятно, — сухо сказал Его Высочество и потянулся к шнуровке ворота.

Но все-таки покраснел, и я предпочла снова отвернуться — хоть и не без некоторой внутренней борьбы.

— Равновесие встало на вашу сторону, — завела я привычную волынку, — но я лишь смертная, и мои действия...

— Короче, Третий, — доверительно сообщил Рино, — тебе будет очень, очень больно. — Его Высочество издал трудно опознаваемый, но не шибко протестующий звук, и ищейка снова прицепился ко мне. — Мира, скажи честно: у вас где-то под платьем заныкан диктофон, автоматически включающийся перед началом ритуала?

Я насупилась, но сообщать про стандартный набор фраз все же не стала. За распространение таких сведений Верховная точно живьем съест, не воспользовавшись вилкой и салфеткой.

— Есть определенная последовательность действий, которой я должен следовать? — закончив провокационно шуршать мундиром, спросил Третий.

— Подойдите к пентаграмме, — скомандовала я, оборачиваясь, и сглотнула.

Кажется, на жизненном пути Его Высочества встречались исключительно тяжелые папки с государственно значимой документацией, неописуемо громоздкие пишущие принадлежности и мундиры из чистого металла. Иных объяснений увиденному я не находила.

Чтоб ему в жерло нырнуть!

— Левую руку — на иероглиф "Земля", правую — на "Храм", — велела я, отводя взгляд. — Рино, придерживай. Будет... неприятно, но закрепить нечем, а руки не должны сдвигаться с иероглифов.

Эльданна покорно наклонился над пентаграммой и раскорячился, как велено, а ищейка встал сбоку, надежно держа его за запястья. Я примерилась, обреченно вздохнула — ну чего мне стоило заняться этим в Храме? Там-то есть специальные алтари, над которыми не приходится так сильно нагибаться! — и просунула руку между туловищем принца и пентаграммой, уперев ладонь ему в солнечное сплетение. Нащупала много всякого интересного, поскольку в нужную точку попала не сразу, но возмутиться Его Высочество если и собирался, то не успел, подавившись вздохом.

Я как раз опустила вторую руку в выемку для пожертвования и обнаружила вместо нормального внутреннего стержня шаткую конструкцию из сплошных "я должен". Из Третьего, пожалуй, мог бы получиться очень хороший — и очень несчастный король.

Воспитатели твердили ему, что самое важное для королевского наследника — это быть достойным своего звания, уметь принимать решения и нести ответственность за них, каким бы тяжелым ни был выбор. Учителя часто повторяли, что благо большинства — превыше всего, важнее его желаний, чести и его самого. Отец говорил, что хороший правитель никогда не остается в долгу, иначе за ним просто не пойдут. Лучше отблагодарить трижды, чем разочаровать тех, кто в тебя верит.

Ей, смешной и беззаботной хелльской шалопайке, было плевать на учителей и воспитателей. Она говорила, что тот, кто пытается всегда выбирать меньшее зло, сам не замечает, как становится злом большим, и считала, что честность порой гораздо важнее липовых благодарностей. Леди Адриана не верила вообще ни в одну составляющую стержня своего бывшего супруга и, наверное, не смогла бы мало-мальски сносно править где-то, кроме своей безбашенной Хеллы, но потрясенного до глубины души принца это волновало мало.

Там, над солнечным сплетением, вместо нормальной точки Равновесия пылал в облаке неуправляемой магической силы образ темноволосой женщины. Не слишком красивой, откровенно маленького роста, крепко сбитой, вечно взъерошенной, с шальным огоньком в глазах, — хелльку типичнее этой просто невозможно было предоставить, но сквозь призмы восприятия Третьего принца она казалась... волшебной. Сильной. Единственной.

И, кажется, выкидывать из его головы Адриану придется в самом что ни на есть прямом смысле.

Оставленная Тиллой подпорка: "Я сделал для нее все, что мог", — вспыхнула, как спичка. Он считал, что еще не все, по-прежнему чувствуя вину. Я втянула воздух сквозь сжатые зубы. Вина была хуже всего, тяжелая, липкая, въедливая. Она жгла, как клеймо, будто ежесекундно твердя: недостаточно хорош, не слишком прилежен, не достоин...

Простой капельки самоуверенности тут не хватило бы, но, пожалуй, я никогда бы этого не поняла, не сунув нос в темную историю с распавшимся браком. Он хотел прощения — но сам себя простить не мог, а Адриану, вполне счастливую с новым мужем, душевное равновесие Его Высочества не слишком-то и волновало.

Я вынырнула из мутной пучины чужих ощущений и сконцентрировалась на голубом шарике над своим собственным солнечным сплетением. Нужный Его Высочеству кирпичик именовался длинно: "Ей хорошо без меня, и я никогда не смогу заменить ей того, любимого, которого она выбрала сама. Я должен научиться жить без оглядки на нее, потому что теперь мои поступки могут изменить только мою жизнь", — и, в отличие от моей точки внутреннего Равновесия, обжигал лютым холодом, леденя даже мысли. Но без этой призмы Его Высочество так и не сможет сосредоточиться на своих целях, поэтому мне оставалось только приладить ее попрочнее.

Тело принца мелко дернулось и всем весом придавило мою руку к пентаграмме. Светловолосая голова безвольно перевесилась через край стола.

— Что-то пошло не так? — напряженно поинтересовался Рино, ухитрившийся в последний момент среагировать и удержать ладони Его Высочества на нужных иероглифах.

— Он сопротивляется, — пропыхтела я, заново нащупывая нужную точку над солнечным сплетением.

И даже успела предпринять вторую попытку, прежде чем кофейный столик, явно не рассчитанный на такую нагрузку, с жалобным "крак!" сломался ближе к левому креслу. Я поспешно выдернула руки. Пентаграмма с шелестом выскользнула в образовавшуюся щель и звучно грохнулась на пол, но оказалась прочнее и просто сложилась пополам по шарниру, оставив знатную вмятину в паркете. Его Высочество упал сверху, и обломки столика сложились над ним в изобилующий занозами шалашик. Рино, пытавшийся удержать братца, благополучно хлопнулся рядом.

На ногах осталась только я, и ищейка явно не испытывал восторга по этому поводу.

— Что за?.. Ты успела?

— Не знаю, — честно призналась я. В последний момент мне померещился холодок под пальцами, но кто знает, пристроила я этот кирпичик куда положено или Его упертое Высочество так и предпочло чувствовать себя виноватым во всем и вся? Ему крепко вдолбили, что ответственность в любом случае лежит на нем, что бы ни произошло, — просто потому, что он принц и всю жизнь готовился ее нести... — Помоги мне его поднять.

— Это переводится как "подними его сам, я слабая женщина"? — злобно пропыхтел ищейка, отпихивая кресло, мешавшее ему встать.

Я молча оттащила в сторону обломки стола и поднырнула под левую руку бесчувственного принца.

— Почему он потерял сознание? — спросил Рино, подхватывая его с другой стороны.

— Потому что упря-а-амый, как осел, — середина фразы пришлась на тот момент, когда мы поднялись на ноги и неожиданно выяснили, что принц таки слишком много ест. — И не слушает, что мудрые жрицы говорят... давай его на диван!

Ищейка покорно развернулся в нужную сторону, и голова принца безвольно перекатилась на ближайшее ко мне плечо.

А в следующее мгновение дверь гостиной распахнулась, но явившаяся парочка — блудные телохранители принца, то ли не знавшие про потайной ход, то ли вообще понятия не имевшие о планах своего господина, — быстро переглянулась и, тихо извинившись, просочилась обратно в коридор.

Мы с Рино переглянулись через макушку Его Высочества и высказались на удивление единодушно, но не слишком цензурно.

— Да, таких слухов про Третьего еще не ходило, — пробурчал ищейка, сгружая свою ношу на диван и лишний раз убеждаясь: этот самый диван и перекрывал часть вида от дверей, не позволяя рассмотреть, что полуголый Эльданна не стоит на ногах, и создавая общую картину объятий на троих.

— Про жриц Храма — тоже, — мрачно поддакнула я. Рино промолчал, и я, не выдержав, поинтересовалась: — А про тебя что, ходили?

Ищейка окатил меня уничижительным взглядом, но отрицать ничего не стал.

— Ты лучше прикинь, — медленно сказал он вместо этого, — сколько человек хочет сожрать тебя теперь...

Глава 28. Как наступить на старые грабли

Убедившись, что в ближайшее время Его Высочество никуда с дивана не денется, Рино с кровожадным видом высунулся в коридор и развил бурную деятельность. Телохранители получили по первое число, но ничего толкового сказать не смогли. Сообщение о том, что им надлежит срочно явиться в мои покои, передал новенький паж. Личность мальчишки с горем пополам установили, но сам он при виде сердитого ищейки перепугался вусмерть и сознался только, что к охранникам принца его отправил один из младших лакеев. В лицо паж его не запомнил, а имени не знал.

Зато завтрак нам принесли в несусветную рань, предусмотрительно притащив три прибора. Незнакомая служанка с непроницаемым лицом сгрузила поднос на журнальный столик в углу, будто и не заметив безвременной кончины кофейного, и принялась преспокойно расставлять чашки. Рино безуспешно пытался испепелить ее взглядом, но немолодая уже женщина и не думала поторапливаться — да и в принципе предпочитала втихую коситься на так и не очнувшегося принца, пока я не укрыла его поверх мундира еще и одеялом. Тогда она поставила на столик перевязанную нежно-розовой лентой коробку и развернулась к выходу, но ищейка вдруг вызверился окончательно.

— И от кого же столь неожиданный презент? — прошипел он, вскочив на ноги.

Служанка побелела, сравнявшись цветом с собственным воротничком, и звучно рухнула на колени, громыхнув пустым подносом.

— Господин, мне только велели...

— Я знаю, что только велели, — сразу прервал ее капитан. — Кто?

— Леди Гридайн, — потупившись, сдала служанка, — леди Лори и леди Долриан.

— Ясно, — с отвращением протянул ищейка. — Иди.

Женщина мгновенно подхватилась, пока он не передумал, и выскочила за дверь, неся перед собой поднос на манер щита.

— И что это было? — недоуменно уточнила я.

— Это? — рассеянно переспросил ищейка и, с некоторой опаской осмотрев коробку, вытащил из роскошного нежно-розового банта на крышке картонный прямоугольник с моим именем. — Это еще одно доказательство потрясающей способности фрейлин с космической скоростью собирать сплетни и их же катастрофического неумения правильно их использовать. А то я бы их к себе в участок нанял с информаторами работать, потрясающая оперативность... — пробурчал он и потянул за ленту. Бант остался на месте, и капитан, тихо ругнувшись, нащупал под ним еще один узелок — уже не декоративный.

— А разве это не мне? — с любопытством уточнила я, подходя ближе, и резко остановилась. Чутье настойчиво подсказывало, что содержимое коробки мне категорически не понравится.

— Тебе, — хмуро буркнул Рино и поднял крышку. — Можешь не сомневаться.

Бант маскировал два узелка. Ленточка от второго уходила в специально прорезанную дырочку в крышке и заканчивалась весьма профессионально скрученной петлей, в которой безвольно болталась белая канарейка. Мертвая.

Спасибо хоть не лошадиная голова.

— Как мило, — пробормотала я, невольно вздрогнув. — Надеюсь, леди не обидятся, если я не стану рыскать по всем окрестностям в поисках красного дрозда, дабы свернуть ему шею и послать в качестве ответной любезности?

— Переживут как-нибудь, — буркнул капитан, бесстрастно повертев "презент" в руках. — Они, похоже, и эту-то просто хоронить поленились, — неожиданно хмыкнул ищейка и продемонстрировал мне следы от кошачьих когтей под перьями, — вот и пристроили к делу.

Канарейка не выдержала посмертного надругательства и выскользнула из петли, глухо ухнув обратно в коробку. Рино, не раздумывая, закрыл ее крышкой и убрал на комод, подальше от столика с чашками, но аппетит у меня так и не проснулся.

— А ведь где-то бродят еще двенадцать фрейлин, не выразивших мне свое почтение с утра пораньше, — пробормотала я, опускаясь в кресло. — Кажется, популяция дворцовых канареек в опасности.

— А, расслабься, — отмахнулся этот черствый поц, звучно прихлебывая чай. — Птичек им жалко, не скогти эту кот — прислали бы что-нибудь потривиальнее, но непременно зловещее. Веер там сломанный или драный парик.

— Мне себя жалко, — честно призналась я. — Это же натуральная угроза!

— Да, — посерьезнел Рино и отставил чашку. — Вот проснется Его Высочество — надерем уши и выясним, почему его телохранителей гоняют всякие пажи, и откуда вообще могла произойти утечка.

— Меня весь вечер ри Кавини пас, — припомнила я. — И на котильоне все старался поближе подобраться.

— Мира, скажи честно: что такого ты ляпнула Его Высочеству, что окружающие немедля кинулись за тобой следить? — печально вздохнул капитан.

Я вспомнила и покраснела. Ищейка устало махнул рукой, уже не требуя уточнений.

— Как бы то ни было, — встряхнулась я. — Мне-то теперь что делать?

— Я бы предложил сидеть тихо, не рыпаться и писать речь для Совета, — невозмутимо сообщил ищейка. — А потом быстро смыться, пока девочки не перешли к коробкам покрупнее.

— А знаешь, — я невольно хмыкнула, — именно такой вариант развития событий наиболее выгоден главе заговора. Чтобы я и выступила на Совете, и помешать ликвидации принца не успела, и Дарину не нашла, безвылазно сидя в своих покоях.

Ищейка окатил меня скептическим взглядом, безмолвно поражаясь моим многомудрым выводам: видимо, он додумался до того же самого, едва увидев коробку.

— Проблема в том, что вокруг тебя весь вечер крутилось сразу двое подозреваемых, — поленившись отчитывать меня за легкую утреннюю тормознутость, заметил он. — И за эту ниточку хвататься бесполезно. Одна радость: из списка можно смело вычеркивать Адриану.

— Почему? — заинтересовалась я.

— Потому что ее букету патологий по женской части можно посвятить книгу, — цинично хмыкнул ищейка. — И раз она все-таки исхитрилась забеременеть, значит, последние несколько месяцев дисциплинированно просидела у целителей, отлучаясь только к мужу, и теперь наверняка вернулась под наблюдение врачей. Пару-тройку пакостей можно подстроить и из больницы, но организовать полноценный заговор, ни разу не засветив помощников и информаторов, — навряд ли.