Ласурская бригада

— О великий Меркабаракаль, бог эльфийских девственниц и девственников, за что мне такая злая участь быть распятой телом мерзкого чудовища, людоеда и мизантропа, тролля Гента Мёртвая голова! Отчего ты не блюдёшь самое святое, что есть у меня?

Актриса сделала картинную паузу, во время которой мужчины с удовольствием делились друг с другом вариантами наименования и местоположения этого 'самого святого'.

— Честь! — взвыла эльфийка. — Мою честь! Я сохраняла себя в чистоте, не допуская плотских помыслов и утех, я творила добрые дела во славу твою, а ты предал меня так жестоко! О, бедная я, несчастная дева, коей скоро придётся расстаться со смыслом своего девства, раздвинув ноги перед отвратительнейшим из отвратительных порождений земных недр!

— Внимай мне, дева! — раздался в ответ вой настолько ужасающий, что один из зрителей, дёрнув локтем, разлил на себя пиво, а другой упал со стула. — Ибо я говорю с тобой, твой бог Меркабаракаль! Моею волей ты так долго сохраняла себя в чистоте, я отводил от тебя жадные руки, жаждущие помять все аппетитные места твоего тела, но пришло время тебе отдать себя в жертву ради других девственных девушек нашего народа! Прими эту жертву с радостью, а уж мерзкий тролль постарается доставить себе удовольствие!

— Ах, я несчастная! — очень натурально зарыдала Алли, и зрительницы бурно поддержали её слезовыделением. — Но перед твоей волей я, покорная, склоняюсь с радостью!

Она встала с колен, и серебристая ткань платья с шелестом потекла вниз. Зал ахнул. Эльфийка казалась обнажённой, хотя на деле самые интересные места скрывали тонкие полоски ткани телесного цвета.

— Бери меня, поганая тварь! — закричала Алли, разрывая сердца слушателей отчаянием и многозначительно потрясая прелестями. — Бери, я твоя!

— Не слушай лукавый голос, честная дева! — громом загремело вдруг из-за двери.

В открывшуюся створку, деликатно поглядывая на столы, скакнул единорог, и он был прекрасен! Но ещё прекраснее был сидевший на нем рыцарь в сияющих доспехах, лицом подозрительно напоминающий наследного принца Редьярда. В руке юноша держал огненный меч, и как-то сразу было понятно, что он — посланец Богов, защищающий вдов, сирот и котиков от произвола злодеев любого пошиба.

Зрители пооткрывали рты. Женщины спешно поправляли причёски и декольте, мужчины надували грудь колесом и косились на рукава собственных одеяний, разыскивая в них бицепсы.

— Злодей, я знаю, это ты взываешь к несчастной Аллилуиэль, прикидываясь богом! — воскликнул рыцарь, потрясая мечом и мышцами. — Вызываю тебя на бой, поганое чудовище, проклятый еретик, нечестивое животное, отрыжка богов и крысиная харя!

Единорог, пользуясь случаем, торопливо сжёвывал хлеб из плетёнок на близь стоящих столах. Захваченные представлением зрители на него внимания не обращали.

— А-а-а! — вздрогнули стены харчевни. — О-о-о! Э-э-э! Ты помешал мне, человечишка, и за это пойдёшь на студень!

В очаге пыхнуло пламя, и будто бы из него выпрыгнул к эльфийке зверски оскалившийся Гентукки. Артистический талант у него был на лицо — женщины закричали, а мужчины повскакали со своих мест, схватив кто меч, кто дубину, кто вилку — кому что под руку попалось. И это при том, что на великана магистр не наложил ни чар, ни грима. Даже человеческие черепа, висевшие на его поясе, и те были настоящими — Дрюня успел узнать это во время вечерних привалов и долгих вкусных чаепитий у костра.

Схватив эльфийку за серебряную косу, Гентукки притянул её к себе, недвусмысленно потёршись внушительным гульфиком о её попку, и попытался поцеловать. Страшно закричав, та развернулась и огрела его сцепленными в замок руками по... Из-за разницы в росте удар попал троллю в грудь.

— А ты страстная! — облизнувшись, заявил тот. — Мне это нравится!

Между тем рыцарь красиво спешился и, подойдя к парочке, тыкнул в тролля мечом.

— Отпусти её, негодяй! Или...

— Или что? — поинтересовался тот, одной рукой удерживая несчастную девственницу за запястья, а другой шаря по её телу.

— Или ты погибнешь! — воскликнул юноша, бросаясь в бой.

Гентукки отшвырнул рыдающую эльфийку в сторону, и она приземлилась аккурат на колени самого богато одетого из гостей. Тот так обрадовался, что, забыв про бой, принялся утешать её бокалом вина. Его счастье, что он был без супруги. Остальные мужчины косились на счастливчика, как на злейшего врага.

В зале трактира то сверкали молнии, то темнело, и страшные тени с горящими глазами носились, истошно крича и таская со столов мясо, хлеб и овощи. Магистр Иживолис, если и был магом не сильным, в чём, правда, Дрюня сомневался с их первой встречи, иллюзии создавал первоклассные!

Бой между добром и злом окончился поражением последнего. Издав горестный вопль, пронзённый световым мечом тролль упал на колени перед разрумянившейся от вина эльфийкой и простонал:

— Ты будешь жалеть всю жизнь, что так и не узнала блаженства быть со мной!

— Умри молча и с достоинством! — посоветовал из-за его спины рыцарь.

— Блаженство? — заинтересовалась Аллилуэль. — Правда что ли?

Гентукки принялся артистично расстёгивать ширинку.

Зрители издали вздох и дружно закашлялись. Как оказалось, дышать им было уже нечем, поскольку они все время задерживали дыхание.

— Смотри и скорби! — взревел Гентукки... и 'умер', так и не расстегнув последней пуговицы на штанах и не продемонстрировав инструмент, дарующий блаженство.

Зрительницы издали душеиздирающий стон.

— Так будет с каждым, кто встанет на пути добра! — поставив на противника стройную ногу в ботфорте, сообщил рыцарь. — Ибо девственность, как и добро, есть величайшая драгоценность на свете, которая должна быть отдана лишь добровольно!

— Я согласна! — вскричала Аллилуэль, вскакивая с колен счастливчика и бросаясь к своему спасителю. — Ты прекрасен и мужественен, мой рыцарь! А любовь преодолевает все преграды! Молю тебя, преодолей мою!

Страстный поцелуй скрепил договор. Прекрасный юноша посадил прекрасную эльфийку на прекрасного, отяжелевшего от хлеба единорога и увёз из харчевни под бурные и продолжительные рыдания, смех и аплодисменты собравшихся.

— Порадовали, так порадовали! — говорил хозяин харчевни, щедрой рукой бросая в колпак монеты. — Давно не получали такого удовольствия, правда, жена?

— Да-а-а! — отвечала дородная хозяйка, мечтательно туманясь очами и поглядывая на мужа с интересом, напомнившим Дрюне тролличий.

— Отужинайте за счёт заведения! — не замечая её пылких взглядов, пригласил тот. — Присаживайтесь за тот свободный столик, всё сделаем в лучшем виде!

Спустя некоторое время актёры были встречены бурей оваций и сытным ужином.

С Алли магистр чары снимать не стал — надо было поддерживать авторитет прекрасно-девственной эльфийки, и она весь вечер притягивала взгляды мужчин. А женщины, к сожалению, остались без сладкого — юноша, исполняющий роль прекрасного и смелого рыцаря, в харчевне не появился, и не удивительно, ведь его изображал сам мэтр Иживолис!

После ужина комедианты поспешили покинуть гостеприимный дом, вместе с припасами, натасканными иллюзиями магистра во время представления. Конечно, после успеха спектакля никто не стал бы гнаться за ними из-за пары жареных поросят и нескольких краюх хлеба, но искушать судьбу таки не стоило.

— Знаешь, — признался Дрюня 'троллю', сидя на козлах рядом с ним, — это было великолепно! Давно я не слышал такого восхитительного бреда!

Гентукки покосился на него и вздохнул невесело:

— Ничего ты не понимаешь, малыш, в истинном искусстве, как его понимает толпа...

* * *

Дикрай уже сделал два круга по оранжерее, и каждый раз приводил спутников к одному и тому же месту, где между толстыми ветвями лиан виднелась шершавая поверхность камня. Останавливался, обнюхивал лианы, камень, землю и вновь принимался кружить.

— Да что с тобой такое, Рай? — рявкнул рю Воронн, потеряв терпение. — След потерял?

Барс обиженно рыкнул и потрусил прочь из оранжереи...

* * *

...И тут Дробуш Вырвиглот вдруг вспомнил о себе такое, отчего сразу стало жарко в груди. Тролли тоже были доисторическими реликтами! А подобное подобному, как известно, вреда не приносит!

Коротко глянув на приближающихся с алчным блеском в глазах рубак, Вырвиглот одним гигантским прыжком пересёк грот и оказался у каменного столпа с возмутителем, а точнее, возбудителем спокойствия. С корнем выдрав грибец из трещины в камне, в которой тот рос, он... проглотил его.

Далёкий свет разума первым забрезжил в глазах сестёр. Они изумлённо оглядели себя, потом того, к кому направлялись, остальных, и дружно принялись протирать глаза.

— Ой! — пискнула Виньовинья, упираясь руками в грудь Варгасу. — Мэтр, вы здорово меня целуете, но зачем вы меня здорово целуете?

— Пресвятые тапочки! — ахнул тот, отступив назад от гномеллы так быстро, что споткнувшись, упал на спину.

— Мррр, мррр, мррр, — рефреном звучал мягкий рокот расслабившихся кошачьих.

А затем наступила глухая тишина — оборотни осознали, что все взгляды обращены на их весьма откровенные обтирания.

Спустя мгновение Вирош принял человеческий облик. Волосы его были взъерошены, глаза горели диким жёлтым огнём, лицо выражало смятение.

— Я-а-а... э-э-э... — глубокомысленно заметил он.

— Вот меня угораздило! — высказалась фарга, тоже пришедшая в себя и сменившая ипостась. — Грой... прости!

Видно было, что простое слово 'прости' далось ей с превеликим трудом, однако она не постыдилась произнести его на глазах у всех.

— И ты меня прости, сестра, — улыбнулся Вирош, — был не в себе! А где эта Аркаешева флора? Где гадский гриб?

Дробуш со скрипом почесал затылок.

— Полагаю, уже нигде, кроме меня! — сообщил он.

— Ты его скушал? — ахнула Виньо.

— Сожрал, — усмехнулась Тариша, — ну надо же!

— Употребил?! — восхитились сёстры.

— Неужели съел? — воскликнул Варгас. — Вот это здорово!

Тролль выглядел героем, который вернулся с войны в родное село, полное молодых девок.

— Едали мы эти кордыбанки... — смущённо проворчал он.

* * *

Проход перекрывала призрачная стена, издающая едва слышное гудение.

— Не трогай! — предупредил Яго, когда барс привёл их из оранжереи несколькими уровнями ниже. — Это может быть опасно!

Он посмотрел на бледную Аргониэль. Эльфийка, казалось, едва держалась на ногах и выглядела измученной.

— Почему мы не можем пройти дальше? — голос рю Воронна звучал хлёстко, бил, будто пощёчинами. — Отвечай!

— Никто не может пройти сюда кроме моего отца и брата, — сказала та, — я не знаю, что скрывается за щитом!

— Твой брат увёл сюда человеческую девушку! — раздался голос Дикрая. — Мы бы очень хотели знать, зачем?

— Я не знаю, я, правда, ничего не знаю! — закричала Арго, падая на пол и рыдая.

— Она не врёт, — оборотень посмотрел на Яго, — я чувствую лишь страх и отчаяние.

— И что нам теперь делать? — удивился молчащий доселе Йожевиж. — Интересно, нас уже хватились, или ещё нет?

— Идти назад, — улыбнулся Рай, — к Виньо и остальным!

— Что? — осипшим от волнения голосом спросил гном.

— Я пытался дать вам понять, там, в оранжерее. Их следы исчезли перед каменной стеной, в то время как следы эльфа и Виты ведут сюда!

Синих гор мастер шагнул к огромному оборотню, взял его за ремень на брюках (выше не доставал) и без труда приподнял.

— Ты чего раньше молчал, снежная твоя образина? Чего сразу не сказал?

— Сам ты... — обиделся Денеш.

Рю Воронн вздёрнул эльфийку на ноги, однако она падала, цепляясь за него, как умирающий за жизнь. Тогда он без лишних слов взвалил её на плечо и молча направился в обратный путь.

— Ты куда? — удивился Йожевиж, роняя Дикрая.

— Будем решать проблемы по мере их поступления, — не оборачиваясь, сказал Яго. — Я могу поверить в то, что Арго не может снять щит, поставленный отцом, но никогда не поверю, что она не сможет открыть потайной проход в оранжерее!

— А если не смогу? — прошептала та.

— Тогда ты умрёшь, — равнодушно ответил рю Воронн.

* * *

Архимагистр Никорин в предчувствия не верила, была бита жизнью и цинична, доверяя лишь собственным глазам и опыту. Однако этой ночью, впрочем, как и многими другими, ей не спалось. Обычно в таких случаях следовало, возвращаясь тропой собственных рассуждений назад во времени, найти расстроившую мысль или воспоминание, и это помогало уснуть — кто предупреждён, то вооружён! Но сегодня испытанный способ не помогал от бессонницы. И, как назло, Вирош был далеко!

Ники считала любовников (а за последние сотни лет тех было немало), потом вспоминала их отличительные черты, дурные привычки и приятные мелочи, ворочалась, ворчала, откровенно ругалась и, в конце концов, решила напиться. Она уже выставила на столик бутылку гномьего самогона и стопарик, когда вспомнила вдруг глуховатый голос отца: 'Не стоит человеку пить в одиночестве, дочка! Пьющий в одиночку слаб, а слабых море не любит!'

Вздохнув, архимагистр отправилась в гардероб. Славную компанию всегда можно было найти в Вишенрогских трактирах, а ночные грабители и хулиганы разного пошиба ей были не страшны.

Оказавшись на улице, Ники с удовольствием подышала морозным воздухом, уже не таким кусачим, как в начале зимы. Зима на побережье Тикрейского пролива вообще не отличалась длительностью и суровым характером, быстро сбегала севернее, в Узамор и Весеречье. Вот там она показывалась во всей красе, со снежными буранами, с трескучими морозами, с белыми полярными ночами, выкрашенными кистью северного сияния.

Ники медленно шла по улице, прислушиваясь к себе и решая, в какую сторону направиться. Прислушивалась к себе, а услышала... Это походило на шум на краю сознания, который она слышала постоянно. Видимо неизменно проистекающая через неё Сила давала подобный побочный эффект. Однако сейчас тональность изменилась. Ники вдруг зависла между секундами — ещё не здесь, но уже не там. Окружающие стены домов, фонари, снег, всё исчезло в огромном сером нечто, в котором ворочались, как медведи, разбуженные зимой, глянцевые течения. Видение длилось миг и исчезло, вызвав сильнейшее головокружение. Архимагистр с изумлением обнаружила себя сидящей в плавящемся от жара сугробе.

— Сахарные кости, что вы здесь делаете в такой час, Ваше Могущество? — раздался голос, который она меньше всего желала бы услышать.

Полковник Торхаш в один прыжок оказался рядом с ней и, хоть она и не просила о помощи, поднял на руки и вынес на очищенную от снега мостовую.

Ники молча смотрела на него, а перед глазами стояла увиденная в мороке картина, настолько глобальная, что необходимость выпить становилась настоятельной.

Наклонившись к ней Лихай... укусил её за ухо.

Архимагистр от неожиданности заорала и размахнулась было дать наглецу пощёчину, но тонкое запястье оказалось накрепко зажатым стальными пальцами полковника.

— Рад видеть вас в здравом уме и доброй памяти, Ники, — серьёзно пояснил он, — выражение вашего лица меня напугало...