Когда падают звезды (часть 2)

Это была ложь, и она это прекрасно знала, а отблагодарить могла, только сказав правду:

— Случись что-то, я бы себе никогда не простила, — и в тот же миг, как слова слетели с уст, он завладел ее губами. Слаще меда, нежнее бархата. Она не противилась ни напору языка, ни ласкам здоровой руки, осознавая, что этого могло и не быть. Его могло и не быть, и вот это было по-настоящему страшно. Настолько, что она сама притянула его еще ближе, пробуя и его на вкус.

— Я скучал, — он поцеловал по очереди подбородок, ямочку над верхней губой, кончик носа, заставляя чуть поморщиться, образовавшуюся на лбу складку, и вновь вернулся к губам. — Я по тебе скучал.

Майя не ответила, боясь таких признаний, боясь всего, что происходит, причем боялась она одинаково и прервать, и продолжить. Вновь разрушить свой маленький мир, и разрешить ему вернуться, чтобы потом этот мир разрушил он. Она не хотела выбирать, не могла выбирать, и именно поэтому принимала его выбор. Несмело, словно вспоминая, дотронулась до напряженной груди, ощущая, как твердеют под ее пальцами мышцы. Сколько бы времени не прошло, она помнила его, не могла бы забыть. Знала, что на правом боку у него шрам, оставленный детскими играми. Знала, как на него действует, когда она проводит по сильной шее, зарываясь в волосы. Она все это помнила, а сейчас, проверяя все свои воспоминания, чувствовала пьянящую радость.

Она была его лекарством, единственным нужным ему лекарством, заставляющим забыть о боли, да и обо всем в белом свете. Он вновь, как долгие месяцы тому, переплетал их пальцы, ласкал сливочную кожу дыханьем, губами, взглядом, и именно сейчас ему захотелось повторить то, чему она когда-то не поверила:

— Я люблю тебя, — слова сработали, будто разряд молнии. Ее чистый, идеальный мир вновь рухнул. Будто фраза несла в себе лишь грязь и ложь. Оттолкнув мужчину, Майя вскочила с кровати. Она не верила. Не верила этим словам. Она готова была снова быть с ним, но только не во лжи. Оправив платье, Майя помчала к двери, не желая смотреть на него снова. Но он успел догнать, захлопнув только начавшую открываться дверь.

— Что? — Майя спиной ощущала его дыхание, тяжелое, как и у нее самой.

— Не надо. Пустите меня... — больше всего она боялась, что ей придется развернуться и снова смотреть ему в глаза. — Пожалуйста.

— Что произошло? — только он не собирался сдаваться.

— Не говорите больше этого, никогда, — поверх ее руки на дверную ручку легла его.

— Не говорить, что я люблю тебя? — каждый раз, когда он повторял эти слова, Майя чувствовала, как ей в сердце всаживают нож. Когда-то герцогиня сказала ей, что она не должна делать того, что делает сейчас, она должна принять его слова, но Майя не могла. У нее не было доверия к словам. К его словам.

— Да.

— Я люблю тебя, — он будто делал это специально. Повторяя слова, с каждым разом заставлял ее верить все меньше. — Я не знаю когда влюбился. Может, когда увидел впервые там, ночью в моем холле, или...

— Не тогда. — Майя не дала ему договорить.

— Что не тогда?

— Впервые вы увидели меня не тогда, — она разжала пальцы, сомкнутые на ручке, заставляя и его отпустить пойманную добычу. — За три года до этого. На открытии моего сезона. Когда вы даже не запомнили моего имени, тени, всюду следующей за отцом. Помните? — она будто обращалась к дверному замку. — А я помню. Что вы говорили — помню, с кем танцевали, в чем были одеты. Каждое слово, каждое движение. И жалею только об одном, что та встреча... — она выдохнула прежде, чем сказать то, что собиралась, — не стала нашей единственной. — Он уронил держащую дверь руку. Не мешкая, Майя выскользнула.

Она не врала — готова была отказаться от всего счастья, которое испытала с ним, чтобы вновь не было так больно. Лучше бы она не знала, как может быть хорошо, как можно любить. Может тогда она могла бы жить нормально! Она всего лишь хотела жить нормально!

— Майя, что же ты делаешь? Зачем мучаешь себя недоверием? — Дэррек вернулся к кровати, прислонился лбом к столбцу. — Сколько ты стен возвела между нами? И сколько времени я буду пытаться разбить их один?

Ответов на свои вопросы мужчина не знал. А самое страшное — наверняка не знала и она. Но ведь им придется с этим бороться.

* * *

*

Говорят, утро вечера мудренее. Это, наверное, правда, но прежде чем наступит утро, человеку предстоит пережить ужасную ночь, полную страхов и раздумий. Ночь, после которой любое утро покажется сказкой. Им удалось отправить спать уже далеко за полночь. Специально, чтобы заставить женщин отправиться по комнатам, к ним спустился уставший граф.

— Оставьте это! — его дочки вместе с еще несколькими девушками взялись за мытье полов, перепачканных сажей. — Марш спать, убирать будем завтра.

Ни дочери, ни служанки ослушаться не осмелились, хотя и понимали, что только там могут искупить то, что не смогли помочь в тушении.

Соня поцеловала на прощание сестру, прижавшись чуть сильнее, чем обычно. Майя не знала, делилась ли она своим спокойствием или пыталась занять ее собственное. Потом девушка подошла к отцу, впервые на их памяти, выглядевшего старше своих лет.

— Спокойной ночи, — по лестнице, будто предназначенной, чтоб по ней взлетали, Соня ступала уставшим, медленным шагом. Когда сестра скрылась из виду, Майя решилась обратиться к отцу.

— Прости меня. Я вела себя глупо.

— Его светлость спас твою лошадь, — он посмотрел на дочь очень пристально. — Я не полез бы за Тенью в рушащееся здание. А ведь я люблю тебя и знаю, как ты любишь его.

Майя бросила на отца испуганный взгляд. Он понятия не имел, какое значение имели его слова. Какие сомненья посеяли.

— Почему он это сделал? — от необходимости отвечать Майю спасла вернувшаяся в комнату за ведром служанка.

— Спокойной ночи, ваше сиятельство, леди Майя, — она сделала книксен, вновь оставив их наедине.

— Я не знаю, — граф усмехнулся. Другого ответа он и не ожидал.

— Подумай об этом, — он подошел к дочери ближе, поцеловал в склоненный лоб. — И ты не провинилась передо мной.

Оставив ее одну в пустом холле, граф пошел вслед за младшей дочерью наверх. Уже находясь на последнем пролете, добавил:

— В тот момент, когда его светлость вывел Тень из конюшни, в ней обвалилась крыша.

Майя исполнила просьбу отца, она думала всю ночь. Думала, зачем он полез в огонь, рисковал собой. Ради чего? Он чуть не погиб, ради чего? Спасая даже не человека... А в голове все крутились его слова "я тебя люблю", "я тебя люблю", "я тебя люблю". Неужели, неужели это правда? Неужели возможно? А даже поверь она, нужно ли это ей? Что дальше? Ведь он не изменился, а значит, может снова сделать больно, а она не хочет больше боли. Лишь под утро Майя заснула тревожным сном, в котором она убегала, а ее догоняли, она вновь убегала, и ее опять ловили, и она рвалась вперед, вот только больше по инерции, чем от страха. Ведь ловили ее знакомые руки, умеющий доставлять невыносимую боль и неземное удовольствие. Руки, от которых она не убежала бы ни в жизни, ни во сне.

Глава 32

Следующий день начался очень поздним завтраком. Прежде всего нужно было закончить оставленные вчера дела. При свете дня граф оценил урон. Конюшню легче было бы перестроить, чем восстанавливать остатки пожарища. Именно так поступить он и решил. Осталось только найти в своих документах план, по которому ее когда-то строили, и решить, что делать с лошадьми на время строительства.

С этим проблем не было, Дэррек предложил свои конюшни, пока что пустующие, ведь с собой он взял только троих лошадей: Ветра и двух для упряжки. Отец Майи сдержанно его поблагодарил, понимаю, что после вчерашнего вечера и этого утра, он в долгу перед герцогом, а по долгам придется когда-то платить.

— Как ваше плечо? — они вдвоем стояли у пожарища.

— Уже не беспокоит. Спасибо леди Майе. Она вчера очень помогла с раной, — невольно Дэррек сам подвел мужчину к тому вопросу, который того беспокоил.

— Неужели мои, самые обыкновенные, лошади, стоили того, чтобы так рисковать? — граф Дивьер посмотрел на стоящего сбоку собеседника очень пристально.

— Нет, — Дэррек ответил таким же прямым, открытым взглядом.

— Я почему-то так и подумал. — Нортон склонил голову. — Только приехав из вашего дома, мои дочки начинают вести себя странно, причем обе. В голове старшей появляются неожиданные мысли, она явно мечется, бросаясь в крайности. При этом, обе ничего не объясняют и усердно стараются доказать, что в общем-то ничего экстраординарного с ними там не произошло. Потом, в первый же день нашего приезда в столицу, младшей моей дочери делают предложение. Человек, который, представлен мне как друг, а в обществе шепчутся, что для старшей моей дочери он не только друг. Это если мягко. Так вот, он делает предложение Соне, а Майя убегает с бала в тот момент, когда из сада появляются разукрашенные, теперь уже жених, и тот, в чьем доме мои девочки гостили целых два месяца. Совпадение? А потом, вернувшись домой, мы застаем одного из участников драки в роли своего соседа. И как не удивительно, рассыпающиеся в комплиментах девочки, вдруг начинают вести себя странно. Особенно старшая. Такая уж у нее натура — она не способна на грубость. Была не способна, пока у нас в доме не появились вы. Я заметил след на щеке, когда вы вернулись в столовую на новоселье. Вы ведь тогда вышли за ней, правда? Хотя нет, можете не отвечать. Я продолжу... А теперь, рискуя собственной жизнью, вы несетесь сломя голову спасать чужое имущество, с которым мысленно попрощался даже сам хозяин. Я ничего не упустил? Да, забыл, еще, этот самый гость уделял некоторое время особенное внимание моей младшей дочери, а закончилось это все помолвкой, о которой я уже упоминал. Я прекрасно понимаю, что стоит совсем чуть-чуть надавить, на Майю или Соню, и я получу ответы на те вопросы, которые мешают сложиться всему этому бреду в более-менее логические умозаключения, но я не хочу этого делать. Боюсь, что мне это знать просто напросто не следует. Если они посчитают нужным, я когда-то все узнаю. Но раньше, когда это просто были тайны моих девочек, это было одно. А теперь, когда эти тайны материализовались в вашем лице, я думаю, мне стоит насторожиться. Я прав?

Дэррек слушал внимательно, понимая, что у него в собеседниках умный человек, уже прекрасно все сопоставивший, но просто мудро не считавший нужным вмешиваться. До этого момента, пока ставки не возросли.

— Я могу ответить на многие ваши вопросы, если не на все, — рано или поздно Дэрреку пришлось бы заручиться поддержкой графа, просто он собирался это сделать немного не так. Но судьба вносит свои коррективы.

— Тогда ответьте хотя бы на один, какова ваша цель?

И Дэррек ответил, сказанное им сегодня очень напоминало недавнее посвящение Витора в свои планы. Он обходил все то, чего бы Майя меньше всего хотела, чтобы знал отец. Он не мог посвятить мужчину ни во многие причины, ни в их следствия.

Когда герцог закончил рассказ, Нортон задал единственный действительно важный вопрос:

— Она знает?

— О чувствах — да, о планах — нет.

— Я не могу вам отказать, — Нортон никогда не думал, что произнесет подобные слова этому человеку, но жизнь, как оказалось, еще более непредсказуема, чем он думал. — Но это может сделать она.

— Я знаю.

— И что будет, если она испортит ваши планы? — хоть из рассказа Нортон не видел причин, чтобы это произошло, судя по тому, что Майя продолжает его сторониться, даже зная, что он испытывает, такие причины есть.

— Будут новые планы. Просто уйти я уже не смогу.

Граф кивнул, принимая ответ. Он ответил бы так же, если на кону стояла его с женой жизнь.

— Я сделаю то, что вы попросите. Считайте это благодарностью за спасение лошади. Но влиять на дочь я не буду. И никому не позволю. Единственное, что я могу ей дать — право выбора. Она его получит. Предупрежу об одном, генерал собирается сделать Майе предложение.

Был ли Дэррек удивлен? Да. Он не слепой, видел брошенные в ее сторону взгляды, но вот ответа в ее глазах не было никогда. И только это помогало сдержаться. Дэррек был согласен на все условия. Считая их разумными и даже неимоверно мягкими, учитывая, что он успел натворить, о чем граф и не подозревал.

— Я распоряжусь, чтобы уже сегодня лошадей переселили в новые загоны, — будто так и было задумано, они вернулись к обсуждению обыденных тем, забыв о данном только что обещании.

* * *

*

Дэррек остался на завтрак, чем заставил Майю снова волноваться. Ей было стыдно, и не только за то, что он пострадал, а и за свои вечерние слова.

— Нортон, есть шанс, что выяснится причина пожара? — вопрос задал генерал.

— Вряд ли. Да и кто станет выяснять? — граф подумал, что виновный достаточно будет наказан угрызениями совести, а остальные обитатели предпочтут спокойствие публичному порицанию, а то и наказанию.

— Нет. Этого нельзя так спускать. Любой проступок должен быть покаран.

— Не слишком ли кровожадное заявление? — вопрос задал Витор.

— Нет. В мире не зря столько веков существуют правила — не убей, не укради, не прелюбодействуй. Не придерживайся мы их, человечество не дожило бы до сегодня. А попуская однажды, мы рискуем не наказать и во второй раз, а он обязательно последует.

Майю передернуло от такого заявления. Этому человеку неведомо слово прощение. А ведь ей, возможно, придется это самое прощение у него вымаливать или терпеть наказание. Всю жизнь.

— А как же на войне? Тоже не убей, не укради, не прелюбодействуй? — спросил уже герцог.

— На войне другие законы. Более жестокие. И это единственный случай, когда от жизненных прописных истин дозволено отступить.

— А во имя чувств? Когда мать ворует яблоко на рынке, чтобы накормить умирающего ребенка? — в разговор ступила даже Соня.

— Это преступление. И оно должно быть наказано.

— Чем же солдат лучше бедной матери?

Майя знала чем — ведь генерал сам был солдатом, ему приходилось достаточно грешить, и именно так он оправдывал себя все эти годы. Осуждая других, намного легче доказать себе, что ты опустился не так уж низко.

— Он сражается во имя мира.

— Война во имя мира... Что более глупое существует в мире? — Соня не хотела продолжать разговор, ведь видела, она не сможет доказать ничего генералу, а он не заставит ее думать иначе. Вот только видеть его возле Майи ей хотелось все меньше.

Вскоре гости разъехались, а им всем предстояло вернуться к своим привычным делам. С поездками Майе предстояло повременить. Для Тени ночное происшествие не прошло бесследно, кроме того, у конюхов было и так достаточно работы с перегоном лошадей, девушка не хотела путаться под ногами. Зато Соне ее помощь требовалась. Приходило все больше подтверждений и извинительных отказов от приглашения на предстоящее торжество. На каждое нужно было ответить, каждого нужно было отметить и сменить рассадку гостей.

Майя держала в руках стопку карточек с именами, которые предстояло вычеркнуть: кто-то в это время должен был обзавестись потомством, у кого-то было запланировано путешествие, кто-то успел скончаться, а кто-то просто был слишком скрытен, не сообщая причин отказа от приглашения.