Миру стало понятно, что четырнадцатидюймовые башни русские поставят на свои броненосцы. Они, конечно, будут помедленнее, но не настолько чтобы имеющийся в наличии флот успел сбежать. Да и куда бежать? И какая у него теперь функция? Всё время убегать?

В декабре 1896 года, после личного доклада Вильгельма Второго в Рейхстаге, был принят закон о флоте. Который предписывал Флоту Открытого моря иметь как минимум полуторное превосходство над Россией, которая по-прежнему придерживается несомненно враждебного Рейху союза с Францией. Лукаво и шито белыми нитками, но доказательств-то шулерства нет.

Инициированная Лондоном конференция по ограничению гонки морских вооружений была торпедирована Вашингтоном и Токио. Милитаристская гонка бронированных морских чудовищ стартовала. Стартовала с осознания Британией очень скорого потери титула — Владычица морей. В лучшем для них случае, моря станут общими.

Возглавивший кабинет в третий раз, Премьер-министр Великобритании Роберт Гаскойн-Сесил, маркиз Солсбери рванул за океан лично, но это ничего не дало. За союз американцы запросили немыслимого — доступа своей промышленной продукции на британские колониальные рынки. Все! Даже в Индию.

Гровер Кливленд имел личные дружеские отношения с Николаем Вторым, между ними велась активная переписка, в которой обсуждались значимые для человечества вопросы, в том числе и колониальное устройство мира, и почему оно уже тормозит прогресс. Полемика велась исключительно философская, никаких конкретных шагов не обсуждалось, но свои национальные интересы у САСШ сходились с российскими, а не британскими. Купить союз можно, купить всё можно, если денег хватит. Но цена.

Американские промышленники очень дорожили российским рынком, даже больше, чем китайским, на который они, впрочем, получили доступ тоже благодаря доброй воле России (не Японии же. Это очевидно!). Чем Британия может компенсировать их потери, если русские сочтут наш с вами союз враждебным, Сэр? А если враждебным его сочтёт Германия, мы потеряем рынки Балкан и Турции. Но скорее всего, такой союз враждебным сочтут все, ведь он и на самом деле враждебен всему миру. Так что только доступ на ваши колониальные рынки может всех издержек и не покрыть.

Не зря Николай тратил время на просветительскую деятельность в САСШ. Кроме президента Гровера Кливленда, он имел вполне приятельские отношения с Рокфеллером и Морганом, а именно этот тандем и подомнёт под себя большую часть экономики, создаст Банк Федерального Резерва и обеспечит доминирования доллара. Впрочем, многое Россия у них уже перехватила. Цены на золото, прочие металлы, нефть, керосин, уголь, зерно и так далее определялись на торгах в Москве; а курсы основных валют — в Санкт-Петербурге.

Кстати, с Морганом отношения не испортились даже после мошенничества с Османским долгом, скорее наоборот, Николая он стал уважать гораздо сильнее. Да и компенсировали ему. Лично ему без промедлений и в полуторном размере, ну а пул банков пусть требует своё с Британии.

Словом, САСШ сейчас скорее был союзником России и Германии, а ведь в дело ещё не вошёл Мак-Кинли. Мак-Кинли 'вёл' Извольский, это был уже его личный друг. Александр Петрович же и формировал его будущую администрацию. Заранее, но твёрдо веря в прогноз Николая о победе именно этого республиканца на выборах.

Историческая веха — 'Малюта Скуратов', даже не сойдя на воду, обнажил политическое одиночество Британии. Весь мир увидел, насколько одряхлел вожак стаи. Нет, он ещё способен прикончить конкурента, может быть даже двоих, если конкурентами считать не только Испании с Португалиями, но и Бельгии с Нидерландами, но не более того. Молодые, сильные и поджарые начали точить клыки и когти. Морской закон Германской империи приняли в формуле двенадцать на двенадцать. То есть двенадцать тяжёлых 'малют' с четырнадцатидюймовками и двенадцать лёгких, практически систершипов прототипа. Разница была только в топливе для котлов и паровых машинах на внешних валах.

Всё, эпоха двухдержавного стандарта Британской политики и Викторианская эпоха подошли к концу. Теперь джентльмены начнут раздувать мировой революционный пожар. И мы к этому готовы. На этот раз — и мы, и Германия. Милости просим!

'Мне отмщение и Аз воздам!'

26 февраля 1897 года похоронили Канцлера, графа Шувалова. В соборе Петропавловской крепости, как венценосца. В России объявили трёхдневный траур.

Новым Канцером Российской Империи (как он не отбрыкивался) был назначен (единогласным голосованием Узкого круга) Дмитрий Иванович Менделеев. Теперь Действительный Тайный советник, кавалер ордена Андрея Первозванного, 'Анны на шее' и 'Станислава' первой степени.

Накануне Николай распил с Дмитрием Ивановичем за ужином бутылочку граппы. Уже три года, как ввели это правило в придворную жизнь — завтракал Государь в компании с дежурным флигель-адъютантом и кем-нибудь из военных (чаще всего Сандро-Царьградским, Дубасовым-Босфорским, Драгомировым, или Мишкиным); обедал с семьёй (жена Ольга Георгиевна, маман, те же Сандро и Мишкин, Ксения и Ольга); а ужинал с кем-нибудь из Узкого круга. Причём наедине, без флигель-адъютантов, а прислуживать допускал только своего обер-камергера, бывшего денщика и рядового 59-го пехотного Архангельского полка (ныне Лейб-гвардейского, да и не полка уже, а бригады).

Сначала, не чокаясь помянули графа Шувалова, потом слегка закусили, потом за здоровье близких и потекла беседа:

— Дмитрий Иванович, дорогой мой, назначение Канцлера — это мой посыл миру. Да, Сандро, несомненно, этого достоин, как и Витте, но мне сейчас миру нужно не это сообщить. Главным вельможей Российской Империи мне именно сейчас, прямо сегодня, нужен учёный, а не военный, или чиновник. Учёный! С мировым именем и непререкаемым авторитетом. Мы не можем вступить в двадцатый век в нынешней парадигме. Вернее, мочь-то можем, кто-же нам запретит, но не победим. Сандро, Дубасов... Они настоящие герои, конечно, с этим не спорю, но нас, русских, пока слишком мало, чтобы пытаться победить весь мир прямой войной. Финансы? Витте уже сидит в глухой обороне. Большим успехом для нас будет удержание этих позиций. Вся надежда только на науку. Я уже принял решение. Ваш самоотвод сочту трусостью и дезертирством.

Первого марта 1897 года в Российской Империи был назначен новый Канцлер. Не дипломат, военный, или чиновник, а учёный с мировым именем. Российская Империя повернулась задом не только к Европе и западу, а к самой системе существующего миропорядка.

Граф Менделеев в должности Канцлера Российской Империи — это ещё одна революция. Это вам не помещиков-тунеядцев обезжиривать, это уже эпохальный сдвиг.

В мае 1897 года открылось сквозное движение по Великому Сибирскому пути. Официально первым стал поезд Кайзера Вильгельма Второго, проследовавший по маршруту Берлин — Циндао. Николай составил ему компанию до Ново-Александровска, где два самодержца приняли участие в торжественном запуске первого в мире автомобильного завода. Штучные автомобили ручной сборки выпускали уже многие ателье, появились даже узнаваемые марки — Руссобалт, Москвич, Сименс, Митсубиси; но в Ново-Александровске построили настоящий завод полного цикла производства с конвейером. Вернее, с двумя — для легковых и грузовых автомобилей. По три тысячи в год тех и других — это пока много больше, чем требовалось рынку, поэтому первым заказчиком выступила российская казна. Грузовики передавали в Военное министерство (они и проектировались с учётом пожеланий военных), а легковые (с несущим кузовом типа понтон) — для организации таксомоторного сервиса в Санкт-Петербурге и Москве.

Конечно, эти сервисы государство потом продаст частному инвестору, монополизировать всю экономику, как в СССР, Николай не планировал. Всё, что потянет частник — нужно передавать ему, а таксомоторы он точно потянет, но сначала его нужно вовлечь. Организовать, показать прибыль и перспективы, а для прорывных направлений, кроме государства, это сделать просто некому. В России некому.

Вильгельм Второй уже приобрёл (интереса ради) одну из поделок Сименса и сейчас с интересом рассматривал экземпляр, сошедший с конвейера. 'Сибиряк' для настоящего времени являлся настоящим чудом техники. Шестицилиндровый мотор, объёмом 2,4 литра, выдавал мощность в двадцать семь лошадиных сил; запуск с электрического стартера от аккумулятора; электрические фары и сигналы поворотников; печка отопления салона от радиатора; опускающиеся стёкла дверей; гидравлические тормоза; спидометр с подсветкой и дополнительными индикаторами — остатка топлива в баке, давления масла, температуры охлаждающей жидкости в радиаторе и счётчиком пробега (почему-то не в верстах, а в километрах). Отделка салона, конечно, похуже, чем у Сименса, но это ведь массовое производство. Даже не массовое, а конвейерное.

— Тысяча рублей говоришь? — повернулся к кузену Вильгельм.

— Девятьсот девяносто девять, — кивнул Николай, — но если надумаешь организовать таксомотор в Берлине, можешь рассчитывать на оптовую скидку.

— Это и без меня организуют, — махнул рукой Вилли, — и в Берлине, и в Вене. А ты не думал, что на этой повозке запросто можно установить пятилинейный пулемёт?

— Почему-же не думал, думал конечно. На этой пулемёт, а на грузовике даже пушку. Трёхдюймовку с боекомплектом он потянет запросто. Только некому у нас пока на машинах воевать. Это лошадь каждый обиходить умеет, а для эксплуатации этих 'повозок' народ учить надо. Причём, совсем неграмотного — года три. Но это всё равно придётся делать, Вилли. Двадцатый век будет веком моторов. Мы ведь по три тысячи в год выпускаем не потому, что больше не можем — был бы спрос, выпускали бы и по тридцать, и по триста. Пойдём, я тебе ещё не всё показал.

В цехе, куда Николай привёл Вильгельма, на базе грузовиков производили бронированные лимузины. Примерно шесть десятков (количество Кайзер оценил на глазок) абсолютно одинаковых, чёрных авто. Чёрных и... На вид невероятно надёжных, как... Передвигающиеся крепости, другого на ум просто не приходило.

— Шесть этих красавчиков твои. Стёкла держат пистолетную пулю в упор, даже из Маузера, а борта винтовочную. Днище бронировано, самоделкой его не пробить. Три машины в твой кортеж и три для фон Бюлова. Не благодари. Защищая тебя — я защищаю свои интересы, интересы России прежде всего. А скоро на тебя начнётся настоящая охота, Вилли. На нас обоих. Утрату двухдержавного стандарта джентльмены нам не простят.

— Ники... — у Вильгельма даже дыхание перехватило, — ты вгоняешь меня в долги всё глубже, но отказаться я не могу. Какая же прелесть. Век моторов будет очень красивым. Могу я одного взять с собой в Циндао?

— Нет. Одного не можешь, только сразу троих. Их для того и сделали абсолютно одинаковыми. Решение — в какую именно из машин тебе сесть — должно приниматься в последний момент и не тобой, а дежурным офицером охраны. Твои привычки и предпочтения на это влиять не должны, их обязательно изучат под микроскопом. Я не шучу, Вилли. Не стоит недооценивать этих тварей и глупой бравадой давать им лишние шансы. Точно так-же нужно будет организовать охрану фон Бюлова. Позже, свой список персон для охраны высшей категории расширишь. У меня, например, уже сейчас в него входят шестнадцать объектов. И вообще, тебе стоит подумать об организации собственной Имперской Службы Охраны. Найди надёжного человека, а нашими наработками с ним фон Плеве поделится. Мы вступили на очень тонкий лёд, кузен. Охотников за нашими с тобой головами готовят уже сотнями.

— Спасибо, Ники. Твоя забота трогает за саму душу. Мой долг тебе уже не оплатить деньгами.

— Нам обоим и нашим народам скоро придётся платить кровью, а не деньгами. И японцам. Надеюсь, ты поладишь с Микадо.

— Не беспокойся, Ники, с его сыном мы отлично поладили.

— Тут другое. Микадо считает тебя варваром. Его сын вполне может подружиться с полезным длинноносым варваром, но равным ему тебя это не делает. Микадо сам должен понять, что ты не варвар. Что германцы тоже дети Богов. Говори с ним об этом, а не об армии, или, того хуже, деньгах. Договорились?

— Ты мне это уже в десятый раз говоришь, Ники, — вздохнул Вильгельм, — право, обидно, что ты считаешь меня таким дураком.

— Извини, Вилли! Пойдём, у нас ещё сегодня бал в Университете.

Шестого июля 1897 года Николай утратил титул Великого Князя Финляндского, а сама Финляндия свой особый статус. Гельсингфорс, северный берег Финского залива, часть Карелии и некоторые острова стали Выборгской губернией, а остальная часть бывшего Великого княжества навечно передавалась шведам в обмен на заполярную и почти безлюдную провинцию Финмарк и шестьдесят миллионов крон. По десять крон (пять рублей) за каждого финна. Не разовой выплатой, а за тридцать лет, но всё равно... Надо же, какой умница Извольский. Шведы думают, что выкупили своих привычных послушных чухонских холопов, но их ждёт большое разочарование, финнов Россия уже избаловала, у нас они были не просто равными, а даже привилегированными. И финский сепаратизм, который заботливо взращивали именно шведы, аукнется им же самим ещё не один раз.

Балканы потихоньку закипали. Итальянцы в Албании получили партизанскую войну и претензии от Сербии и Черногории, на территории которых периодически устраивали набеги эти бешеные горцы. В Югославии боснийские мусульмане не смирились с властью католиков и тоже точили клинки, они даже власть Вены не признавали, а тут какой-то Загреб, у которого и армии то можно считать что нет. Греки вожделели Крит, Салоники и сербскую часть Македонии; Сербы Боснию и Герцеговину и греческую часть Македонии; Болгары Восточную Румелию и всю Македонию.

Мадьяры, не без оснований, считали себя самым значимым государством Балкан, с самой мощной армией, и претендовали на общее лидерство в регионе. То есть просто ждали момента под благовидным предлогом подключиться к какой-нибудь войне и урвать кусок. Разумеется, умиротворением они не занимались, как раз наоборот.

Относительно спокойно новая власть установилась только в Чехо-Словако-Галиции, но и там станет весело, когда полыхнёт Варшава, а она, судя по докладам Дурново, полыхнёт уже этой зимой.

Британцы и французы, на фоне предстоящего перевооружения флотов, снизили финансирование своих агентов влияния, но денег вбухали уже прилично и почти все они были потрачены на оружие. Для превращения Балкан в Дикое поле не хватало одной искры.

Тесла электрифицировал Царско-Сельскую железную дорогу и теперь она стала испытательным полигоном для электрических локомотивов — электровозов. Даже не дожидаясь появления приемлемых образцов (а чего ждать? Ясно, что паровозы своё отбегали), Николай распорядился электрифицировать и модернизировать дорогу Санкт-Петербург — Москва. Модернизация заключалась в укреплении насыпи и замене рельсов на более тяжёлые. Князь Хилков получил задачу увеличить максимально допустимую скорость движения вдвое, чтобы путь между столицами можно было преодолеть за ночь. Лёг вечером на полку в Санкт-Петербурге, а проснулся уже в Москве. И это не литерным, а обычным скорым, что доступно уже довольно многим. Пустыми такие поезда ходить точно не будут.