Два угла

— Я ничего не знаю, — Латиса перевела взгляд на хранителей порядка, каменными статуями застывшими позади Аеллы. Осмотрела их экраны, на миг показалось, что в них мелькнуло что-то угрожающее. Понимая, что этого делать нельзя, резко прищурилась. Аелла молча ее разглядывал и Латиса так же молча и упрямо пережидала его взгляд.

Ничего не скажу, повторила мысленно. Попробуйте-ка заставить... женщину.

— Мне жаль, что мы друг друга не поняли. Но... Вы еще ко мне придете... сами.

Вскоре чужие катера уже беззвучно поднялись и резко ушли к горизонту. Вот это скорость! Если б она знала, где можно... присвоить похожий катер, тут же этим бы делом занялась.

Следя за изящным скольжением легких машин, Латиса переваривала последнее замечание Старшего и только сейчас поняла, что Аеллу следует внести в расчерченный на листах блокнота план, причем в ту часть, которая может оказаться самой полезной.

С первой трудность Шалье столкнулся, как только Гууар приблизился к родному поселению.

Этот момент он запомнил так четко, что мог бы по памяти написать подробную картину, вплоть до оттенка костяных копий, направленных на Гууара и ощерившихся акульими зубами держателей этих самый копий.

Спасла его подопечного только вспышка фантомного пламени, вырвавшаяся из-за плечного ранца.

— Ты умер! — грозно пророкотал вождь.

— Раан дал мне вторую жизнь и пришел вместе со мной, — спокойно ответил Гууар. Шалье мысленно восхитился такой безупречной выдержкой. Еще вопрос, насколько уверенно смог бы он вести себя сам в такой ситуации. Ярицы ошарашено замерли.

— Раан принес вам мир, — невозмутимо добавил Гууар.

И спокойно двинулся дальше, чуть ли не задевая прислоненные к горлу лезвия.

Ярицы никак не могли решить, что же с ним делать. Тогда Гууар потребовал выстроить ему хижину и воодушевленные хоть каким-то выходом соплеменники коллективно принялись за работу. Лини выглянула один раз и скрылась в доме синекожего. Гууар ее не заметил. Вплотную пройдя мимо статуи богини, даже на нее не посмотрел, чем вызвал у остальных почти благоговейный страх.

Три дня самые старые и влиятельные особи племени слушали сказания Гууара и после совещались, пытаясь прийти к какому-то решению. Даже когда наступала ночь, Шалье сторожил спящего Гууара, боясь, что его тихо убьют во сне. Редкие передышки он спал прямо в комнате, в разложенном кресле, чтобы в случае сигнала, подданного Гууаром, успеть что-нибудь предпринять. Среди самодельных амулетов, которыми был увешан его подопечный, имелся один, двукратно сжатый в нужных местах включающий в синей комнате сирену. Хотя Шалье итак не собирался покидать свою нору. Раньше он выходил, чтобы отвлечься и не уплыть в стекляшку окончательно, чтобы вспомнить о своей принадлежности к другому миру, пусть даже причинившему столько боли. Теперь он не выходил, чтобы не узнать, как поступила Латиса. После посещения пещер, в которых она окончательно избавилась от мертвой, больше ничего не мешало ей жить, значит и рядом не удерживало, а такие как Карасан с удовольствием воспользуются моментом и предложат все, чего не мог предложить он сам. Зря, кстати, он Карасана недооценивал, кто ищет — всегда найдет. Вот и у него, наконец, появился шанс ударить очень больно.

От этих мыслей, делавших Шалье тяжело больным, спасало только полное погружение в мир яриц.

Вскоре в поселении стали появляется главари других семейств. Они все так же приходили с подношениями к богине, но живых даров пока не приводили. Самки, исполняющие роль жриц, иногда собирались возле статуи и медитировали, пытаясь испросить у той совета.

Потом Гууару сообщили решение — наступающий через два дня сезон рождения должен пройти как обычно, а после состоится 'оценка сил', как они выразились. Гууар, естественно, не уточнил, что имеется в виду, так как Раан все должен знать сам.

После начала сезона, когда все беременные самки покинули деревню и были отвезены в чашу воды рождения, активировались жрицы. Очень навязчиво ходили вокруг статуи и настойчиво пели вслух, почти ныли какие-то тягучие мелодии без слов.

Вскоре, примерно через неделю, родились детеныши и следующие несколько дней они должны были оставаться с матерями в воде.

Сезон длился около двух недель, рождение шло как обычно, а в деревне было все так же напряженно — главари окрестных поселений все свободное время сидели под хижиной Гууара и выпытывали о его связи с богом. Пытались узнать, что полезного можно из нее извлечь.

И вот перед ночным туманом, не дожидаясь конца сезона и возвращения женщин с детенышами, к Гууару вдруг заявилась целая процессия и заявила, что не верят Гууару и требуют подтверждения его слов. Требуют доказательства всесилия Раана. И если в ближайшее время такое доказательство предоставлено не будет, Гууара принесут в жертву Кровавой богине.

Тот даже не шелохнулся, выслушал всех и заявил, что ему нужно время сообщить богу решение его народа. Естественно чтобы остаться одному, решение Шалье и сам прекрасно слышал. Тупо смотря в экран, он судорожно придумывал доказательства. Что их убедит? Созданный фантом? На фантомах погорел Ранье, так рисковать нельзя. Гууар ничего посоветовать не смог, да Шалье и не посмел расспрашивать — он все-таки бог. Конечно, повтори он путь Мальтики, это было бы очень убедительным доказательством, но только не с тем полюсом.

Отчаявшись придумать что-то подходящее, Шалье отложил решение вопроса на свежую голову и заснул. А проснувшись, увидал под хижиной Гууара толпу коленопреклоненных яриц. Они тихонько поскуливали и в первый момент Шалье так испугался неисправимого, что подскочил, будто кресло под ним внезапно раскалилось.

Сказать, что он был удивлен происшедшим — ничего не сказать. Ярицы принижено просили Раана пощадить их детенышей и остановить насланных им пирачников. Некоторые из просящих принесли и сложили под хижиной самое дорогое — искусно вырезанные костяные фигурки подводных животных, основного источника питания яриц.

Сначала Шалье не понял, в чем дело. Он никого никуда не насылал, пирачники — мелкие неразумные рачки, живущие в воде и управлять ими ему было без надобности.

Он переключил спутник на другое полушарие, где после взрыва была пустынно и даже растительность толком не восстановилась. Единственно, что появилось почти сразу — в озерцах и колодцах второго материка расплодились мелкие водоросли, а уж на них выросли колонии пирачника. То, что увидел Шалье, поражало — огромное количество рачков начало миграцию в сторону второго континента. Они проделывали этот путь каждый сезон, но в этот раз их, во-первых, было столько, что ставшая от огромной концентрации рачков вода буквально кипела, как живая. Во-вторых, они отправились в путь раньше времени, видимо из-за недостатка питания, потому что температура и течения оставались прежними.

Путь миграции рачков лежал мимо второго континента и краем задевал воду рождения. К обычному времени своей миграции пирачник становился вкусным и полезным блюдом для детенышей, но сейчас... Новорожденные еще не умели дышать, а в воде с такой концентрацией рачков они попросту захлебнутся.

Понятно, нужно было что-то предпринимать, причем очень быстро — основная масса пирачника была еще далеко, но первые ее потоки тонкими струйками быстро приближались к чаше рождения.

Потерять все потомство сезона — чем не доказательство всемогущества Раана? Вот только ему нужны были доказательства другого рода, он же собирается нести... мир.

Было жутковато. Пирачник не любит холодной воды, но если ее искусственно охлаждать, и даже попытаться учесть течения, так или иначе холодная вода достигнет вод рождения, а это тоже почти стопроцентная смерть приплода. Да и потом, менять температуру так сильно нельзя, это же нарушение теплового баланса и последствия непредсказуемы. Достаточными знаниями, чтобы проделать подобное, Шалье не обладал и, даже изучив всю доступную информацию, все равно не рискнул бы без опыта влиять на планету в таких масштабах. Для этого требовалась полноценная лаборатория, где под присмотром кучи специалистов проверяют предполагаемый эффект на макете планеты. Естественно, на помощь в подобном деле ему рассчитывать не приходится. Мало того, даже найдя... способы эту помощь получить, а они по большому счету всегда есть, времени-то больше не станет — буквально через сутки будет поздно.

Шалье испугался. За сутки остановить миграцию? Невозможно. Итак, изменение температуры отпадает, изменение пути миграции — нереально. Не вылавливать же их всех мелкой сеткой? Это же какой величины она должна быть? Или, наоборот...

Понадобится катер побольше. Через минуту Шалье уже вылетал из комнаты.

На заспанном лицо поставщика не было никаких следов удивления, только безграничная покорность, как у пекущегося о своем чаде папаши.

— Курить вредно, — сообщил тайт без всяких предисловий.

Латиса фыркнула, а потом не сдержалась и захохотала со всей силы, краем сознания понимая, что смех быстро превращается в истерику.

Статли смутился.

— Что за дурная привычка у людей с этим дымовыдыхательсвом... У нас тут пробовали ради интереса, но не прижилось.

— Плевать, — совсем недипломатично сообщила Латиса.

— Какого тебе? — поставщик, как и все остальные, предпочел попросту не заметить ее грубости.

— Усинского, того, что с ароматом шоколада.

— Сколько?

— А... сколько у тебя еще осталось?

Статли не сплоховал и тут же принял вид насквозь прожженного торговца.

— Пришлю одну коробку.

Латиса раздумывала. Знала бы женская часть экспедиции, как именно тут обращаются с дамами и сколько всего им позволяют, спряталась бы вся поголовно в пещерах и ни за какие коврижки бы их не выманили и не заставили улетать домой.

— Статли... Представь еще разок — одинокая землянка, в чужой, затерянной в безбрежных глубинах космоса системе, — она поощряющее кивнула. — Где совсем не бывает солнца, к которому она так привыкла... Где не дует ветер, принося чарующий дух морского простора... Где только серые скалы и неживые картинки оставленного в прошлом мира. Где...

Лицо поставщика вдруг резко ушло в сторону, откуда доносились многословные приглушенные ругательства. Почти сразу же вынырнуло обратно.

— Две. И больше не проси, — быстро сообщил Статли и тут же отключился, видимо, не доверяя крепости своего решения, а заодно и своей насквозь прожженной торговой натуре.

Ну, две по любому лучше, чем одна. Вот только разговор с поставщиком надолго не отвлек. Латиса вернулась на кухню и уселась за стол, в последнее время ставший чуть ли единственным ее пристанищем в доме. В данный момент он был завален хламом: исчерканные блокноты, смятые листы бумаги, забитая до краев пепельница. Взгляд остановился на невскрытой упаковке курений. Нет, еще не настолько плохо. Но уже близко...

Голова сама собой опустилась на руки. Шалье улетел больше трех суток назад и до сих пор не вернулся. Присвоил какую-то ценную аппаратуру и попал под пристальное внимание хранителей. Это кроме всего того, с чем итак не получается разобраться. Она перезнакомилась с огромным количеством тайтов обоих полов, почти все знали Шалье, но как только речь заходила о прошлом, разговор замирал и прекращался. Даже Карасан... был во всех отношениях вежлив и доброжелателен, но молчал. И она не понимала, почему. Наверняка замешано какое-то правило, но невозможно установить какое, если вообще их не знаешь.

Три дня она не выходила из дома. Страх давно уже превратился в тупое утомление, измотавшее до такой степени, что не хотелось ничего, только чтобы он вернулся.

Она лениво перебралась на диван, автоматически включив экран, чтобы видеть хоть какое-то доказательство течения времени.

'Зачем мне все это надо? — злобно думала Латиса, пиная ногой диванный валик. — Совершено бесполезная затея, таких нужно лечить принудительно. Скорее я сама свихнусь, чем... Ничего не выйдет, ничего...'

На включенной в режиме демонстрации природы панели заземлился смерч, вытянулся в дугу и темным облаком заплясал над ровным берегом вокруг плоского озера, вода которого вздрагивала, как живое существо.

Мысль о поисках, которые она могла бы устроить, если бы знала как, ускользнула, когда Латиса в очередной раз провалилась в сон.

Пульсирующий писк настойчиво вырывал из забытья. 'Развернутся бы да кинуть в эту чертову панель что-нибудь потяжелее, чтобы не мешала', — думала Латиса, желая писку поскорее заглохнуть.

А через секунду уже неслась за оставленным на столе планшетом. В голове загудело от резкого движения, Латиса сползла на стул и увидела на экране лицо, которое даже не сразу узнала, настолько Шалье изменился.

— Где ты? — закричала Латиса. По крайней мере, думала, что закричала, на самом деле ее голос прозвучал удивительно слабо.

— В столе моей комнаты красная коробка. Координаты катера передаю. Боюсь... автопилот меня доконает, — пусто сказал Шалье и голос гулко отдался в ушах. — Представляешь... даже не знаю, кому еще звонить.

Найденный в указанных координатах катер был ей незнаком. Гораздо больших размеров, с метками грузового... Он что, и катер тоже присвоил? Но главное как странно, про катер ни слова не было сказано, то есть хранителям было на катер наплевать. И что же там за аппаратура такая?

Латиса затормозила у застывшего катера, горячо благодаря Карасана за данный урок. Подавила злость, Карасана, а не того, кто должен был ей помогать!

Узкий стыковочный тоннель не самое приятное место, Латиса на четвереньках добралась до открытого в ответ на ее позывные перехода и сразу увидела Шалье.

Сначала ей показалось, что он спит. Какая же ты сволочь! — собралась донести до него Латиса, но он не просыпался. Она усердно трясла его за плечи, разозлившись, дернула за нос — бесполезно. И только тогда испугалась.

Шалье дышал, хоть и редко, и сердце билось. Латиса смотрела на прямую линию сомкнутых губ, на тени, расползшиеся гораздо дальше глазниц, на худое лицо, с момента их последней встречи до боли изменившееся.

Про красную коробку она вспомнила случайно. Пришлось лезть обратно в свой катер, надеясь, что содержимое коробки по дороге не растряслось, так как она просто бросила ее куда-то вбок, чтобы не мешалась под руками. Нашла не сразу. Внутри имелись вполне целые ампулы, пестревшие предупреждающими надписями, но на Латису все эти предупреждения не произвели ровно никакого эффекта — схватив первую попавшуюся, она вставила ее в прилагающийся минипистолет и сделала Шалье укол, надеясь, что выбрала нужное лекарство. Или стимулятор, кто его знает, что в этой коробке.

Вскоре он открыл глаза. Латиса сидела в соседнем кресле, сжав ладони между коленок и дрожала.

— Я был не в себе, когда полез в обратный переход, — ровно сказал Шалье. — А автопилот рассчитан на пилотирование без живых существ в кабине, я бы просто не пережил. Мой звонок... не отвлек тебя от чего-нибудь важного?

Латисе захотелось его ударить, поэтому она сжала колени еще крепче.

— Где ты был?