Практическая психология. Герцог

— Когда все закончилось, конт спустился вниз. Учитель, на него было страшно смотреть. Белый, на щеках болезненная краснота, только глаза блестят — черные, нездоровые, запавшие внутрь, и губы прокушены до крови. Я подумал, он сейчас упадет, но он встал напротив пленных, оперся на меч и совершенно спокойным голосом спросил у Волка: "Ты взял себе женщин и детей?" Когда тот кивнул, он повернулся к остальным и произнес: "Я — вождь Алан Бешеный Кузнечик, мое племя живет на равнине в замке Кровь. Я пришел мстить за смерть своих людей. Вашего племени больше нет, ваш вождь убит, ваши воины повержены. Вы можете пойти под мою руку в мое племя, а можете перейти в племя Сарха Гривастого Волка или умереть. Каков будет ваш выбор?" Иверт Ураган перевел. Клянусь, Учитель, пока игуши кричали, возмущались, советовались — он взывал. Я уверен в этом! Я видел, как люди взывают в отчаянии, и конт Валлид взывал. И взывал он не к нашим богам. Потому что когда кир Алан открыл глаза, он сделал такой жест. — Ученик размашисто перекрестился. — И прошептал "господеспасиисохрани"

— Иноверец? Где-то я уже это слышал...

Отец Пауль встал и подошел к шкафу с папками, он пробежал пальцами по переплетам и, наконец, вытащил темно-синюю папку, водрузил ее на стол и начал быстро перекладывать листы бумаги. Спустя некоторое время он нашел то, что искал, несколько раз перечитал, затем медленно повторил жест.

— Я не ошибся. Брат Алвис тоже заметил этот жест у конта Валлид. Продолжай.

— Женщины отдали младших детей Сарху. Трое подростков тоже попросились в его племя, две женщины согласились перейти в племя Алана Бешеного Кузнечика, остальные предпочли смерть.

— Но ведь не это ввело кира Алана в то плачевное состояние, в котором он сейчас находится?

— Нет, это известие он воспринял весьма спокойно. По крайней мере, внешне. Хочу сказать, что у него отличное самообладание. Как вы говорите, он умеет держать лицо. Но его глаза... глаза его иногда выдают. Когда он задумывается или злится, он забывает, что надо смотреть холодно и отчужденно, — юноша улыбнулся. — Пленные попросили смерти от меча, а не от веревки. Кир Алан спросил у воинов, кто это сделает? Вызвался Сарх и его горцы. Вождь сказал, что это его долг — отправить друзей к духам предков, у них для этого даже есть какой-то ритуал. Но мне кажется, он просто оказывал услугу киру Алану или таким образом рассчитался с ним за то, что не предупредил о предательстве Ведмедя. Горцев трудно понять, но, думаю, мы сможем это выяснить, если вам интересно. Когда они приступили к ритуалу, одна из девушек смогла вырвать кинжал из рук воина и бросилась на конта. Он стоял к ней вполоборота, держал меч в ножнах и никак не успевал выхватить оружие. Но он отбросил меч и как-то схватил её за руку так, что кинжал оказался у ее горла. Когда мы подбежали, конт лежал на спине, на нем труп горянки, и у нее было перерезано горло от уха до уха. Кир Алан был весь в крови, мне даже показалось, что он наглотался крови. Когда мы его подняли, он плевался и ругался, а потом почти побежал к речке. Вы видели на карте, что рядом с селением протекает речка — ледяная, быстрая и мелкая. Он встал на колени начал мыться. Мне показалось, что он хотел снять с себя кожу. А потом он покачнулся и упал прямо в воду лицом. Рэй заорал что это стрела, Ворон тут же его вытащил, но мы не нашли никаких новых ран, только воспаленная старая рана на плече. Рэй раздел конта, упаковал в одеяло, и Ворон в сопровождении ветеранов маркиза повез его в Осколок. Мы взорвали дома, горцы завалили трупы камнями, люди конта Алана вернулись к нему, а я поспешил к вам за дальнейшими указаниями.

— Все указания здесь, — отец Пауль протянул юноше кошель с деньгами и небольшой кожаный футляр. — Вскроешь его, когда прибудете в герцогство.

Телега тряслась и подпрыгивала, солома забралась под одеяло и нещадно кололась, тело затекло так, что пробуждение вышло весьма неприятным. Раскалывалась голова, во рту все еще стоял привкус чужой крови и, кроме этого, конта бросало то в холод, то в жар, и очень хотелось пить.

— Эй, — тихо позвал он.

— Кир Алан, попейте, — над ним склонилось выбритое лицо ветерана, воин приподнял голову конта и прижал к его губам глиняную фляжку. Горький напиток потек в горло, и Алан, поперхнувшись, закашлялся. — Осторожненько, осторожненько. Скоро приедем, уже видны сторожевые башни Осколка. Потерпите немножко. А там мы вас вымоем, покормим да спать уложим. Девку горячую под бок, и утром встанете, словно младенчик.

— Что случилось?

— Вы в речку упали. А там быстрина, вода ледяная, пока вытащили, вы и застудились.

— А чего я в воду упал? Меня подстрелили?

— Дык мы решили, что это от голода. Вы же голодный с позавчера, а еще крови нахлебались, да когда с лука стреляли, рану разбредили, вот оно и поплохело вам на берегу. Вы спите.

Угу, как же, заснешь тут, трясет, словно на тренажере Назарова. Алан откинулся обратно на солому и прикрыл глаза. Зря он это сделал. Кровь, потоки крови, она льется на лицо, попадая в нос, в рот, в глаза, а он ничего не может сделать. Руки словно налились свинцом, нет сил спихнуть с себя тяжесть чужого тела. Затошнило, и мужчина распахнул глаза, старательно дыша ртом. Никогда больше не буду есть борщ!

Ранняя ночь. Рядом ехали воины маркиза с факелами в руках. Спеленали как младенца, лениво подумала Виктория. Но пока есть время, нужно разобраться в себе. Странно, но щемящее, давящее чувство вины исчезло. Было опустошение, усталость, апатия, но вины она не чувствовала. А еще ей не хотелось думать о себе, как о женщине, сейчас она полностью ощущала себя контом Аланом Валлид, жителем этого мира, мужчиной. Интересно, это что же получается, разум нашел лазейку, и у нее началось раздвоение личности? Чтобы избежать ответственности за совершенные поступки, одна личность уходит в тень? Бред какой-то. А если не бред? Во время боя в горах она ощущала себя стопроцентной Викторией, думала о себе, как о женщине, переживала, мучилась, страдала, глядя на то, как набирает обороты запущенный ею процесс убийства. Она даже хотела остановить эту бойню, но поняла, что это будет неправильно, и смолчала. А вот потом... Что произошло потом? Она помнила, как на конта напала женщина; как тело сработало автоматически; как она пыталась отмыть руки от крови, а кровь не смывалась; помнила свое отчаяние, ей казалось, что если она смоет с рук кровь, то и сама отмоется от того, что совершила. Она с остервенением терла руки и лицо, пила ледяную воду, а затем в голове словно что-то лопнуло, и наступила темнота.

Твою мать! Ну и кто я сейчас, с тоской думал конт Алан Валлид, трясясь на телеге. Шизик? Что это за выверты сознания? Говорят, психика человека очень гибкая, она сама подстраивается под ситуацию, возможно, то, что я сейчас не ощущаю себя женщиной, поможет мне окончательно не спятить?

Ау, Виктория! Ты здесь?

Где мне еще быть, ответил внутренний голос. Идиот ты, Алан, и идеи у тебя идиотские, если исходить из твоей теории, то вина лежит на Виктории?

Ничего подобного, возражал Алан, это наш общий разум, как я могу валить все на нее?

Общий разум? Да судя по тому, что мы с тобой ведем диалог, разум у нас нынче раздельный.

Считаешь, это плохо? — спрашивал Алан и внутренний голос отвечал в присущей Виктории манере:

А хрен его знает, но, по крайней мере, я точно знаю, что больше не свихнусь.

Куда уж больше. На это утверждение голос промолчал.

Алан вздохнул и попытался лечь на бок. Похоже, от всех этих переживаний он полностью повредился рассудком. Полный сюр. А чего, собственно об этом переживать? Можно подумать, что Виктория, будучи запертой в мужском теле, была нормальной! Она и до этого была чокнутой, нормальные люди не общаются с богами. Да и сойти два раза с ума невозможно, как невозможно четко осознать, где проходит линия между обычным и необычным, между чуждым и нормальным. Викторию никогда не пугало то, что выходит за рамки традиционного миропорядка, даже напротив, привлекало, так чего переживать?

Будем считать, что у тебя гибкая психика, и свести тебя с ума не так уж и просто, отозвался на этот монолог внутренний голос.

В принципе, он был согласен со своим внутренним голосом. С одной стороны — это такой замечательный выход, иметь возможность не рвать хоть на некоторое время душу. Но с другой — такое раздвоение личности может помешать ему стать целостной натурой. А ведь именно к этому он стремится. Голова раскалывалась, в горле першило, ныли суставы. Он закашлялся, чувствуя, как каждый хриплый звук отдает в виски. Не хватало еще заболеть.

До бани Алан дошел с помощью Ворона. Рана на плече воспалилась и покраснела, но гноя не было, и это очень радовало. Не хотелось начинать все сначала.

— У меня в сумке настойка и мазь.

Ворон ушел, а конт растянулся на лавке в парилке и опять начал заниматься самоедством, но пять раз подряд прокрутив в голове события последних суток, он приказал себе прекратить и прислушался к организму. Надо хорошо пропариться, чтобы не заболеть. Угораздило же грохнуться в ледяную воду. Вот уж выверты сознания! Понимаю, что это своего рода защита психики, но можно было обойтись и без падения! Он еще немного покряхтел, пожалел сам себя, пока никого не было, и пошаркал в пустую моечную. Горячая вода — это благо! И спасибо Ворону, что никого не пустил, сейчас видеть сочувствующие взгляды Алан был не готов.

Когда вернулся Ворон, конт сидел в раздевалке, закутавшись в простыню, и стучал зубами. Ему было холодно, хотя до печи невозможно было дотронуться, и от мокрых полотенец, развешанных на веревке, поднимался пар. Зубы выбивали дрожь, а по телу тек пот.

— Блин, кажется, я заболел, — просипел Алан, выхватывая из рук Ворона пузырек Алвиса с обезболивающим. — Прикажи приготовить мне постель. Ужинать не буду, меня воротит при мысли о еде.

Его отвели в ту комнату, где несколько десятниц назад он предавался пьянству. Её прибрали, поставили новую мебель, застеклили окно. Только нарисованную углем рожу, подписанную "Вадий", не стерли со стены, и сейчас кривая ухмылка бога вызывала у Алана непреодолимое желание запустить в него чем-нибудь тяжелым. Но и на это сил не было.

Как же плохо. Мало того, что на душе кошки скребут, так еще и физические страдания добавились. В голове звенело, бросало в жар, и Алан скинул с себя теплое меховое одеяло. Тотчас на лоб легла мокрая тряпка.

— Выпейте, — Ворон поднес к губам чашку. — Это молоко с медом и маслом.

Миры разные, а методы лечения одинаковые. Алан осторожно выпил теплое молоко и тотчас закашлялся. Мысли путались, больше всего хотелось окунуться в ледяную воду и не шевелиться. Рядом кто-то заговорил, но слова раздавались, словно издали. Холодная ткань скользнула по телу, принося мгновенную прохладу.

— Надо развести воду с кислым и обтереть меня, — прокашлял Алан. Температура, видно, под сорок. Сгорю к чертовой матери, вот смеху будет, очутиться в другом мире и помереть от простуды, проскользнула нелепая мысль.

— Ты слышала? — спросил Ворон у невидимой служанки.

Алан закрыл глаза.

— У меня жар. Надо сбить. Обтирание. Может, травки есть?

— Сейчас женщина принесет яблочный уксус, а я заварю вам травы. Лежите.

Да уж куда он денется, лежит. Абсолютно голый, раскрытый перед чужим парнем и чужой служанкой. Ай, к черту! Было так плохо, что даже не было стыдно.

Виктория стояла посредивыжженной пустыне, задыхаясь от жара. Пот заливал глаза, тек по спине, глаза резало от невыносимого слепящего солнца, болели обгоревшее плечо и спина. Вокруг, куда не кинь взгляд, расстилалась белая, растрескавшаяся земля, сливаясь на горизонте с блеклым небом. Ни одного дерева, ни одного облака, ни одной травинки. Виктория понимала, что этот пейзаж — плод ее больного воображения и связан с ее нынешним состоянием, но все равно было страшно. Раздался далекий грохот, очень похожий на раскат грома. Она с тоской подняла голову и всмотрелась в небо. На горизонте появилась маленькая тучка, она стремительно росла, и вскоре голубое небо превратилось в черный, клубящийся, постоянно меняющий свое очертание туманный хаос. Сверкнула молния, и на Викторию посыпался крупный ледяной град.

Через несколько часов жар сменился ознобом. Алана колотило так, что он чуть не прикусил язык. Ворон накинул на него несколько одеял, но тот никак не мог согреться. Болела каждая косточка, каждая мышца, каждый нерв. Голова превратилась в барабан, по которому стучал гигантскими палочками злой великан. Алан малодушно мечтал умереть. Забыть все, вернуться в небытие.

— Женщина, раздевайся, — услышал он голос Ворона. — Ляжешь с господином. Будешь греть.

— Н-не н-надо! — Не хочу! От нее воняет! Зира, пусть позовут Зиру. Никого другого не хочу!

Но сказать это вслух сил уже не было. Словно сквозь одеяло послышался другой голос.

— Он не любит ваших женщин. Они волосатые и плохо пахнут.

Иверт, сукин ты сын! Запомнил же! Да ну вас к черту!

Вот умру, и плакать будете, хихикнул внутренний голос, и Алан вновь провалился в беспамятство, едва соображая, что вокруг происходит.

— Я принес травы, которые мы даем детям, когда у них горит тело, — холодная рука легла на лоб. — Он горит, но его трясет. Как такое может быть, ксен?

— Завари травы, горец.

Кто-то отбросил одеяло и обтер Алана мокрой тряпкой, пахнущей уксусом. От пяток до макушки, осторожно переворачивая тело. Затем его подняли на руки, и голос Ворона приказал:

— Перестели простыни, эти мокрые.

Холодно, как же холодно. Отчего они не зажгут огонь?

Его положили на подушки, и рядом под простынь скользнуло обнаженное тело, сверху упали тяжелые одеяла. Кто-то прижал его к себе спиной, крепко обняв поперек груди. — Пей! — голос Иверта, в губы уткнулся тонкий носик чайника. Алан с трудом проглотил почти горячий тягучий горький отвар. — Бешеный Алан, ты меня слышишь?

— Д-да, — озноб никак не хотел отпускать измученное тело.

— Если ты умрешь, не поговорив со мной, я отпинаю твой труп ногами.

— Д-да пошел т-ты.

Очнулся Алан, когда рассвет уже позолотил виднеющиеся в окно ледники. Самочувствие было сносным. Если и была температура, то не очень высокая. Стало жарко, и конт попытался сбросить одеяла. Стоп! Чья-то рука лежала поперек живота, и Алан чувствовал мужское тело за своей спиной. Э? Черт побери! Это что такое?

— Как вы себя чувствуете, кир Алан? — шею защекотало чужое дыхание.

Дерьмо! Вам когда-нибудь дышали в шею? Это очень возбуждает. Тело моментально с этим утверждением согласилось.

— Нормально.

Абсолютно нелепая ситуация. Виктория хихикнула, с облегчением понимая, что Алан испуганно сбежал, уступив место женской сущности. Ну и зря. Ей-то как раз лежать, обнявшись с молодым мужчиной, было очень приятно. Приятно, но... неправильно. Даже если это было в медицинских целях, это было неправильно! И неправильно было то, что тело отреагировало!

— Ворон, не мог бы ты исчезнуть из моей постели и приказать служанке принести одежду?