Серегил с тихим стоном уронил голову на руки. Илару не составило труда совратить его: к тому была масса возможностей. Сначала он влез в сердце Серегила, нуждавшегося в ласке, очаровав его нежностью, добрыми словами и лживыми похвалами, изображая из себя простого деревенского паренька, сраженного им, в то время как сам лишь охотился за сыном кирнари и искал подходящего случая подставить ему подножку: использовав Серегила, сорвать переговоры отца с Зенгати. Слишком поздно понял Серегил, каковы были на самом деле цели его "возлюбленного" все это время.
Даже после всех этих лет воспоминания лежали на нем позорным пятном. Азриель пробовала предостеречь его относительно этого человека, который был старше него, а со временем даже Киту стала беспокоить одержимость Серегила Иларом.
Но Серегил не слушал никого, и, в конце концов, так дешево купился. Илар придумал игру: он давал ему задания, как бы в шутку, для проверки его сил — украсть немного еды из одного лагеря, пробраться в самое сердце другого, и принести доказательства, что он побывал там и вернулся, никем незамеченным, и тому подобное. Возгордившись своими успехами и одобрением старшего, он, не раздумывая, вошел в палатку хаманского кирнари, за документом, который должен был помочь его отцу в переговорах. Ему и в голову не пришло, что едва он справится с поручением, как Илар убедит одного из родственников кирнари Хамана также пойти туда под каким-то предлогом.
Было темно, и появившийся человек напугал Серегила. Оба выхватили оружие, но Серегил оказался быстрее и ударил его ножом, действуя под влиянием страха и паники, прежде чем смог подумать о последствиях. Серегил не хотел убивать его. Убийство сковало отвращением его сердце, и он и не подумал уйти. Илар и его друзья-заговорщики к тому времени были уже далеко, а Серегил появился в палатке Совета, в раскаянии и слезах, с ещё теплой кровью — первой, которую он пролил — на своих руках и белой тунике.
Илара в Ауренене больше никогда не видели...
Серегил не почуял, что его отравили, пока полупустая чашка с похлебкой не выскользнула из его рук, загремев по полу.
-Нет! — прошептал он, когда комната вдруг закачалась. Зачем было Илару убивать его теперь, после всех этих испытаний?
Но он не умер, и даже не потерял сознание. Его тело просто онемело, оставив ужасающе ясными его мысли.
Шло время, а он так и сидел обездвиженный, сползший со стула, и уже не зная, что и думать. Наконец он услышал как в двери повернулся ключ. И он нисколько не удивился, когда появился Илар, закрывший за собой дверь. Вуали не было на его лице.
— Илар-и-Сонтир, — скрипнул зубами Серегил, с усилием выдавливая из себя слова.
— Хаба. Я надеюсь, еда тебе понравилась? — и он одарил Серегила своей лживой теплой улыбкой, которую тот так хорошо помнил, а затем пересек комнату и склонился над ним. Скользнув пальцем под ошейник Серегила, он слегка подергал его:
— А тебе идёт. Теперь меня все знают под именем Кенир, но можешь звать меня, как и прежде, если хочешь. Здесь это не имеет никакого значения.
Он поднял Серегила на руки, так, словно тот ничего не весил и уложил его на кровать. Под голову Серегилу он подложил подушку, одернул на коленях его одежду и убрал выбившуюся прядку волос с его лица, дразня притворной нежностью, в то время как глаза выдавали его беспокойство. Устроив Серегила так, как ему хотелось, он подтянул стул и сел возле него.
— Полагаю, тебе удобно, Хаба? Скажи, если что не так, — ликующая жестокость проступила сквозь маску благожелательности.
— Что за... отрава...
— О нет, это всего лишь один из настоев моего господина. Тебе, знаешь ли, дают его не впервые. Как тебе спится, с тех пор, как ты попал сюда? Твои сны теперь особенно ярки, не так ли?
Он вынул серебряный флакончик духов и вытащил пробку, взмахнув ею перед носом Серегила. Аромат цветов вандрили. Запах Азриель.
— Ублюд...
— Что такое? Говори же! — Илар отложил флакон в сторону, затем наклонился к нему и погладил Серегила по волосам и щеке. Потом склонился ещё ближе и поцеловал его взасос, проникая языком глубоко в рот.
Серегил попытался его укусить, и Илар отпрянул, отирая губы.
— Когда-то тебе нравилось, как я делал это, — теперь его пальцы заскользили вниз по голой руке Серегила и поперек груди, вызывая в нем невольную дрожь. Илар остановился, нащупав пальцами шрам на груди Серегила.
— Что это? Ах, да, ты же не можешь отвечать, — он обвел по контуру круглый шрам, затем посмотрел на укус дракона, разглядывая руку Серегила.
— Это самая впечатляющая отметина, какую я видел. Подумать только, сколько ты успел всего сделать с последней нашей встречи, чтоб получить такие интересные шрамы, — Илар снова погладил его по щеке:
— Я же был так терпелив все эти годы, и так долго ждал встречи с тобой, мой маленький Хаба. О, как же я наслаждался нашими с тобой вечерами в последнее время, но гораздо лучше, когда ты не спишь.
Серегил вспомнил те сны, что всё время снились ему, и о невидимом возлюбленном, прикасающемся к нему, заставляющем его испытывать боль в ответ на ласки. Если б он только мог, он заткнул бы ему глотку! Я знал бы, если бы он меня изнасиловал. Я знал бы. О, Иллиор...
— Когда ты спал, ты выглядел более юным, совсем как тот мальчик, которого я любил когда-то.
Серегил издал рык отвращения.
Ореховые глаза Илара стали на миг отчужденными.
— Думаю, это на самом деле было так. Я, безусловно, полюбил тебя, в конце концов. Как же трудно мне было выполнять задание, порученное кирнари Вирессы.
Он усмехнулся, увидев, как сузились глаза Серегила:
— Ты же не полагал, что он будет стоять в стороне и позволит твоему отцу добиться успеха, не так ли? Правда, тогда ты был всего лишь ребенком, и вряд ли задумывался о таких вещах.
Он снова погладил волосы Серегила.
— Однако теперь ты взрослый, ведь правда, и всё изменилось? Впрочем, твои прекрасные глаза всё те же, вот только не припомню в них столько ярости прежде когда ты смотрел на меня.
Ни с того ни с сего, он вдруг больно ударил Серегила по лицу:
— Из-за чего бы тебе сердиться? Сравнить ли всё это с тем, что случилось со мной? Тебе позволили жить. Тебе дали свободу!
Противная дрожь пробежала по коже Серегила.
— Ты... знал? — он едва справился с голосом, похожим на шелест.
— А ты знаешь, ведь это стало моим главным занятием: знать, где ты находишься, и насколько успешно идут твои дела. Бедный маленький изгнанник, да? Родственник Королевы! Лорд Серегил — великолепный дом, прекрасные друзья! И — свобода!
Он ударил Серегила снова, и Серегил почувствовал на языке солоновато-металлический привкус крови.
— Ты... сам... виноват....
— Я виноват? — Илар оторопело глянул на него:— Я вовсе не предполагал, что ты убьешь кого-либо! Тебя должны были поймать и этим подставить подножку твоему отцу. Расстроить его планы. Вот за что мне было заплачено. Но ты, маленькое чудовище, ты убил человека! А мне пришлось расплачиваться. Это был твой выбор, а я был проклят.
Серегил зажмурился, получив новый неожиданный удар. Он не верил ни слову, но ему было наплевать.
— Алек...?
— Ах да. Алек. Из Ауренена пришла весть, что ты вернулся, и что с тобой вместе прибыл хазадриелфейе.
Рука, ударившая его, скользнула вниз по животу Серегила, под покрывало, лаская вялый член Серегила через одежду.
— Итак? — Серегил был теперь даже рад, что лекарство сделало его нечувствительным к движениям этой руки.
Тонкая противная улыбочка вернулась на лицо Илара, когда тот, наконец, уселся и скрестил на груди руки.
— Так вы на самом деле ничего не знаете? И никто из кирнари лиасидры? Никто не помнит, почему Хазадриель собрала своих последователей и исчезла много лет тому назад? Но здесь, в Пленимаре, есть те, кто всё помнит.
Серегил, немало заинтригованный ждал, несмотря на свое недоверие. Но к его беспокойству, Илар лишь захихикал и поднялся.
— Хороших снов тебе, Хаба. Возможно, я приду к тебе снова этим вечером.
— Нет! Алек... — прохрипел Серегил, не в силах сдвинуть с места свое отвратительно непослушное тело.
— Он больше не твоя забота, не так ли? Ах да, знаешь, что это такое? — Илар сдвинул свой правый рукав и показал Серегилу нижнюю сторону предплечья.
Рабская метка была гладкой и едва заметной на бледной коже.
— Скоро её сведут совсем, потому что я стану свободным. Твой возлюбленный — вот цена моей свободы. И можешь представить, что взамен запросил я, если найду его для них.
Он сделал паузу, оставляя Серегила мучиться вопросом, кто такие эти "они"?
— Ценой, которую назначил я, маленький Хаба, был ты.
Глава 20 цена одиночества
НА ДРУГОЙ ДЕНЬ после посещения Ихакобина Алека обычно оставляли в покое, так что он был и удивлен и одновременно доволен, когда в один из таких дней в дверях появился Кенир.
— Хочешь погуляем опять? — спросил он, улыбаясь.
Алек был так рад вновь оказаться на свежем воздухе, что и не подумал сопротивляться, когда один из охранников, ожидавших их, прикрепил цепь к его ошейнику.
И снова за ними следили те же четверо стражей. Алек решил, что оставлять их в покое даже при свете дня не входило в их обязанности. Всё это было не очень-то приятно, но всё же, он не мог сдержать радости от возможности вновь вырваться из стен камеры. Сегодня было чуть теплее, и он, когда они прогуливались по саду, наслаждался теплом солнечных лучей на своем лице, и плеском фонтана и криками чаек над головой.
Спустя какое-то время Кенир взял Алека за руку: так, словно это была самая естественная вещь на свете. Алек виновато покраснел, почувствовав нечто вроде разряда тока, прошедшего между ними, когда его руки коснулась теплая ладонь мужчины.
Что со мной творится? Неужели я настолько одинок?
Он попробовал осторожно высвободиться, не оскорбляя чувств Кенира, но тот очень грустно посмотрел на него и сказал:
— Не отталкивай меня, маленький брат. Мне тут так бесприюно.
Алек был слишком мягок сердцем, чтобы противостоять такому, и Кенир ответил ему благодарным взглядом.
Так они и шли некоторое время, а зватем Кенир вдруг выдавил из себя тяжкий вздох.
— Твой хмурый взгляд подсказывает мне, что есть некто, кому ты хранишь верность, это так? И что, она хороша собой?
Алек неопределенно пожал плечами.
— Нет? — Кенир понимающе улыбнулся: — Или может быть, это не 'она'?
— Я не хочу говорить об этом.
Кенир сделав вид, что и не собирался лезть к нему в душу, отвернулся.
— Что ж, храни свои секреты, — сказал он мягко: — Да и кто я такой для тебя, в конце концов, всего лишь мусор, испорченная вещица...
— Но это не так! — Алек схватил старшего товарища за плечо: — Я ценю твою дружбу, Кенир, и гораздо выше, чем ты думаешь!
Он сделал паузу, желая хоть как-то исправить ситуацию, но понимая, что не следует выкладывать всё, даже такому же рабу, как и он сам.
Кенир всё ещё не решался взглянуть ему в глаза:
— Нет, мне следовало догадаться. Только... ну, в общем, всё это потому, что мне очень одиноко здесь... Пожалуйста, скажи, что мы всё ещё друзья?
Он обернулся и протянул руку. На его щеках были слезы. Алек снова взял его ладонь.
— Конечно друзья. Просто..., — ну что он мог сказать? — Просто, мое сердце разбито, потому что я потерял Его, и не могу думать ни о ком другом. Пока что...
Кенир коснулся щеки Алека.
— А... Вот в чем дело..., — он оглянулся на охранников. Те казались поглощенными своей беседой. Он наклонился поближе, понизив голос:
— Я не требую отдать мне твоё сердце, Алек. Но если бы мы нам обоим вдруг оказалось хорошо вместе...
И Кенир поцеловал его.
Алек попытался уклониться, но Кенир, обхватив его одной рукой за талию, удержал Алека за затылок, и слегка заскулив, не дал прервать поцелуй.
Алек всё же вывернулся из его объятий и отпихнул от себя:
— Перестань!
Кенир наткнулся на край бассейна и упал на него, закрыв лицо руками.
Алек утерся тыльной частью ладони:
— Черт тебя побери, Кенир!
Мужчина теперь по-настоящему плакал, и плечи его вздрагивали под плащом. Охранники поспешили к ним, но Кенир быстро сказал им что-то и они вернулись обратно к своим воротам.
Глянув на Алека, он кротко вздохнул:
— Прости меня. Ты же видишь, я так унижен, я опозорил перед тобой и себя, и свой клан. Что ты теперь должен обо мне думать?
Алек держался от него на почтительном расстоянии, насколько это позволяла его цепь, но возмущение потихоньку уступало место жалости. Он мог лишь догадываться, что это значило — оставаться на чужбине так долго и быть лишенным и намека на честь и достоинство.
— Всё в порядке. Я понимаю, — сказал он, наконец, но тут же пожалел о своих словах, потому что увидел в покрасневших глазах Кенира новый всплеск надежды.
— Значит, быть может не всё ещё потеряно?
— Прости. Нет.
И чтобы показать, что не таит никакой злости, он взял Кенира за руку и потянул его:
— Давай ещё немного прогуляемся прежде, чем они заставят нас вернуться в дом.
Кенир попытался вырвать свою руку, и Алек знал, что он, наверное, должен отпустить его, но он не хотел чтобы тот подумал, будто Алек всё ещё зол на него. И даже теперь он вынужден был признать, что прикосновение этих рук было ему приятно.
"Лишь потому, что это единственный человек, кому я здесь не безразличен",— подумал он, все еще чувствуя себя не в своей тарелке.
Кенир затих на какое-то время, словно собираясь с духом, а потом сбивчиво рассказал Алеку о своем давно потерянном доме. Его глаза снова подёрнулись дымкой, когда он, запинаясь, называл по именам друзей, родных и возлюбленного, с кем так давно был разлучён. В свою очередь Алек вдруг обнаружил, что тоже рассказывает ему об отце и вольной жизни, какую они вели в Нортленде. Похоже, это была самая нейтральная тема, ибо не касалась ни Серегила, ни их тайных дел.
— Как ты оказался в Скале? — спросил Кенир,окончательно успокоившись.
— Когда умер отец, я отправился в Римини на поиски работы.
Это было очень близко к правде.
Цепь неприятно оттягивала обруч, давивший на шею, и он рассеянно тронул его, поправляя. Его пальцы коснулись амулета, и он нащупал надписи на нем.
— Тебя когда-нибудь заставляли носить такое?
— Нет. Это, должно быть, атрибут какой-то особенной очистки.
— Потому что у меня нечистая кровь...
— Скорее всего.
— Посмотри: я правда изменился?
— Конечно, но я не знаю, видно ли это тебе, — Кенир застенчиво покосился на него: — Дело в том, что ты очень красив. И раньше был, но теперь ты гораздо больше похож на настоящего фейе, чем на..... О, прости. Я не имел в виду ничего такого. Я вовсе...
— Всё в порядке, — Алек пожал его руку, чтоб тот перестал волноваться, и усмехнулся: — Меня и похуже обзывали.
Кенир снова придержал шаг, но последовавшая пауза затянулась.
— Я видел твоё имя, — сказал ему Алек.
— Правда? И где же?
— На двери, — прошептал Алек.
