* * *
— Ты уже видела Лиану этим утром, любовь моя?
Баронесса Хэйната подняла глаза на вопрос своего мужа и слегка грустно улыбнулась ему.
— Нет, не видела, — сказала она.
— Она плохо это воспринимает, — раздраженно сказал Теллиан, и Хэйната действительно рассмеялась.
— "Принимает это нехорошо"? — повторила она. — Мой дорогой, это должно быть преуменьшением, по крайней мере, последнего десятилетия!
— Ну, я это знаю, — немного раздраженно сказал ее муж. — Но, по крайней мере, она понимает, что я никогда не стал бы принуждать ее выходить замуж за кого бы то ни было — и меньше всего за кого-то вроде Блэкхилла!
— То, что знает сердце, не всегда то, что знает разум, когда тебе четырнадцать, — мягко сказала Хэйната. — И как бы сильно я тебя ни любила, и каким бы хорошим человеком ты ни был, ты все равно мужчина, дорогой.
— Что это означает, помимо очевидного? — на этот раз его тон был определенно раздраженным.
— Это означает, что в конечном счете ты не можешь по-настоящему понять, что значит знать, когда каждое важное решение в твоей жизни находится в чьих-то руках.
В голосе Хэйнаты не было ни гнева, ни осуждения, но он был ровным, и Теллиан пристально посмотрел на нее через стол для завтрака.
— Лиана знает, как сильно ты ее любишь, точно так же, как я знаю, как сильно ты любишь нас обоих, — сказала ему жена более мягким тоном. — Но факт остается фактом: мы живем так, как выбираем, только благодаря твоей любви. Она стеснена так, как не был бы стеснен ни один твой сын. Во многих отношениях, ты знаешь, это заставляет ее любить тебя еще больше.
Барон выглядел озадаченным, и она печально покачала головой.
— Конечно, это так. Она знает, сколько свободы ей было позволено. И она знает, как яростно ты защищал бы ее. Она знает, как многим ты готов пожертвовать ради нее, и она любит тебя за это. Но, в конце концов, Теллиан, она также знает, чего это может тебе стоить... и она никогда не сможет забыть, что никогда по-настоящему не сможет держать эти решения в своих руках. Что у нее есть свобода только потому, что кто-то другой дал ее ей, а не потому, что она может обеспечить ее — создать свою собственную жизнь — самостоятельно. Так стоит ли удивляться, что она "плохо это воспринимает"?
— Нет, — тихо сказал он, глядя на яйца и ветчину на своей тарелке. — Нет, это не так, конечно. — Он немного поковырял вилкой в еде, затем выбрал свежее слоеное печенье и начал намазывать его маслом. — Как думаешь, мне следует обсудить это с ней снова? — спросил он через мгновение.
— Нет, — сказала Хэйната. — Во всяком случае, не прямо сейчас. Вы двое уже сказали все, что нужно было сказать. Слышали ли вы оба в точности то, что на самом деле говорила другая сторона, может быть, это другой вопрос, но пока ее эмоции — и твои, дорогая, — не успокоятся, ты не сможешь прояснить ситуацию. Лучше дать ей немного времени наедине с собой. Позволь ей справиться с этим на ее собственных условиях.
— Наверное, ты права, — задумчиво признал он. Он откусил кусочек печенья и медленно прожевал, затем нахмурился. — С другой стороны, тот факт, что она не пришла на завтрак, может показаться признаком того, что она еще не очень хорошо справляется с этим, — заметил он.
— Я не ожидаю, что она справится с этим хотя бы за день или около того, — сказала его жена. — На самом деле, перед тем, как лечь спать прошлой ночью, она сказала мне, что собирается взять Бутса на прогулку сегодня рано утром. В долгую поездку.
— Насколько долгую? — Теллиан снова поднял глаза, выражение его лица было обеспокоенным, и Хэйната пожала плечами.
— Вероятно, на весь день, — откровенно сказала она. — Вот почему я не удивлена, что она не присоединилась к нам за завтраком. Она намеревалась выехать пораньше, поэтому, вероятно, заглянула на кухню, когда слуги завтракали, и выцыганила что-нибудь у повара, как делала, когда была маленькой.
— А как насчет банкета в честь мэра? — Теллиан нахмурился. — Ты же знаешь, что нам придется отправиться туда к середине дня.
— Я сказала ей, что она не обязана присутствовать, — сказала Хэйната. — Ты знаешь, там не будет никого другого ее возраста. Возможно, нам с тобой придется пройти через это, но нет никакой реальной причины заставлять ее делать то же самое. Кроме того, я знаю, каково это — провести некоторое время вдали от вечеринок и банкетов.
— И все же... — медленно произнес он.
— Она сказала, что ей нужно время подумать, а она лучше всего думает в седле. Как кто-то еще, кого я знаю. — Она улыбнулась, и, несмотря на свои многочисленные опасения, Теллиан усмехнулся.
— В любом случае, — продолжила она, — на самом деле у меня не хватило духу сказать ей "нет". Я действительно спросила ее, собирается ли она взять с собой своих оруженосцев. Я не сказала ей прямо, что если она этого не сделает, то никуда не денется, но она не совсем дурочка, твоя дочь. Она только скорчила гримасу и сказала, что прекрасно знает, что не поедет кататься верхом, если Тарит тоже не поедет.
— Сам по себе Тарит не совсем ее оруженосец, — заметил Теллиан.
— Я думала о том, чтобы указать ей на это, — согласилась Хэйната. — С другой стороны, ты не выбрал бы Тарита в качестве ее оруженосца, когда ей было целых два года, из-за того, насколько он некомпетентен. Пока они остаются на наших землях, он должен быть в состоянии прекрасно заботиться о ней. И, — всего на мгновение вся ее собственная нежная забота о дочери придала дрожи ее голосу, — я хотела дать ей хотя бы это, Теллиан. Это не такая уж большая победа над традициями и условностями, но, по крайней мере, мы можем позволить ей иметь это.
Барон посмотрел на свою жену и начал говорить. Затем он остановился, его собственные глаза были немного затуманены, и кивнул.
Он посидел так мгновение, затем глубоко вздохнул, встряхнулся и улыбнулся Хэйнате.
— Ты, конечно, права, любимая, — сказал он. — С другой стороны, мы говорим о Лиане. Ты знаешь — это наша дочь, которая сломала руку, когда пыталась обойти северную башню по зубчатым стенам? Та, которая перевела своего пони через забор из трех перил, когда ей было девять? Та, кто...
— Хорошо. Все в порядке! — Хэйната рассмеялась и швырнула в него скомканной салфеткой. — И к чему ты клонишь?
— Что, как только закончу есть, лично спущусь в конюшню, чтобы убедиться, что коня Тарита тоже нет.
* * *
— Миледи баронесса! Миледи баронесса!
Хэйната Боумастер проснулась почти мгновенно в ответ на умоляющий шепот. Было темно, в ее окне не было даже намека на серый рассвет. Она села, и Марта отступила от края ее кровати.
— Что это? — ее голос был хриплым со сна, но она говорила достаточно тихо, чтобы не потревожить мужа.
— Это... это леди Лиана, — жалобно сказала горничная, ее лампа дрожала в руке. — В ее постели никто не спал, миледи!
— Что ты имеешь в виду? — потребовала Хэйната, не потому, что она неправильно поняла Марту, а потому, что ее разум отказывался воспринимать то, что только что сказала служанка.
— Я имею в виду, что она вообще не приходила прошлой ночью, миледи, — сказала Марта еще более несчастным тоном. — Я знаю, вы сказали, что у нее было разрешение остаться с Таритом на весь день, но я должна была что-то заподозрить, когда она не вернулась к ужину. Но я не... честное слово, я не делала этого, миледи! Я легла, просто чтобы вздремнуть, пока она не пришла, а потом, каким-то образом...
Служанка покачала головой, и яркая вспышка паники пронзила Хэйнату.
— Который час? — потребовала она.
— До рассвета осталось всего три часа, — призналась Марта. — Я только что проснулась, миледи, и в тот момент, когда я сделала...
— Я понимаю, Марта, — сказала Хэйната. Ей хотелось разозлиться на горничную, но она не могла. Не тогда, когда она не взяла за правило заходить в комнату Лианы, чтобы проверить ее саму, когда они с Теллианом наконец вернулись с банкета мэра. Она должна была это сделать. В то время она знала, что должна была это сделать. И все же она решила этого не делать — решила уважать потребность своей дочери в уединении.
— Позволь мне прояснить это, — сказала она через мгновение. — Ты говоришь, что никто в Хиллгарде вообще не видел ее со вчерашнего завтрака?
— Завтрака, миледи? — Марта посмотрела на Хэйнату в явном замешательстве.
— Да, с завтрака — перед тем, как она отправилась кататься верхом с Таритом! — Испуганное беспокойство Хэйнаты усилило ее тон, но Марта покачала головой.
— Миледи, она сказала мне, что они с Таритом уедут до завтрака. Она сказала, что они выехали пораньше, потому что она планировала съездить к лорду Фариту как раз к ужину. Она сказала, что может одеться сама, и мне не нужно было вставать раньше обычного. И она сказала, что повар уже упаковал бутерброды для раннего обеда, так что завтрак им не понадобится.
— К лорду Фариту? — Хэйната непонимающе посмотрела на служанку. Фарит был лордом Малдахоу, почти в половине дня езды к северу от Балтара. Она никогда не согласилась бы, что Лиана может уехать так далеко от дома с одним Таритом в качестве эскорта! Что означало...
Баронесса Балтар побледнела как бумага и дотронулась до плеча своего мужа.
* * *
— В этом нет никаких сомнений, — резко сказал Теллиан Боумастер. Солнце висело, наверное, уже час над горизонтом, когда он стоял с изможденным лицом, глядя в окно на город Балтар. — Я приказал обыскать весь город от двери до двери, но это не помогло ее найти. Черт бы побрал эту девчонку! Как она могла сделать что-то подобное?!
Любовь и страх привели его в ярость, и он ударил кулаком по каменному подоконнику.
— Мы не... мы не знаем наверняка, что она сделала, — сказала Хэйната. Он бросил на нее взгляд, и она покачала головой. — Ну, мы этого не знаем, Теллиан. Не совсем. Я знаю, как это выглядит, что она натворила, но Тарит ни за что не помог бы ей сбежать. Где бы она ни была, он с ней. Ты же знаешь, что он никогда не выпускал ее из виду, как только они покинули Хиллгард!
— Знаю. Я знаю! — Теллиан забарабанил по подоконнику обеими руками, его плечи были напряжены, а лицо искажено беспокойством. — Но никто не видел, как они уходили вместе, Хэйната. На самом деле, никто вообще не видел, как Лиана уходила.
— Это нелепо, — запротестовала его жена. — Ее должны были увидеть часовые!
— Ну, они не видели, — мрачно сказал он. — Но видели, как Тарит уходил — один.
— Что? Когда? — потребовала Хэйната.
— Накануне вечером ты разрешила ей остаться дома вместо банкета, — сказал он, а затем быстро поднял глаза, услышав ее тихий сдавленный возглас.
Она уставилась на него, ее лицо побелело, глаза расширились от вины и страха, и он резко покачал головой.
— Нет, любимая! — Он повернулся и привлек ее к себе, крепко обняв. — Не вини себя — и ни на секунду не думай, что я тоже виню тебя! Ты задавала ей точно такие же вопросы, ставила точно такие же условия, как и я. У тебя было не больше причин подозревать, что она может сделать что-то подобное, чем было бы у меня!
— Но... но если Тарит ушел тогда, и никто не видел ее за завтраком... — Голос Хэйнаты затих, и она побледнела еще больше, чем когда-либо. — Лиллинара, Теллиан! — полушепотом произнесла она. — Марта уложила ее в постель позавчера вечером, но откуда мы знаем, что она там оставалась?
— Мы этого не знаем, — резко сказал он. — На самом деле, я не думаю, что она это сделала. — Его жена молча уставилась на него, и он пожал плечами. — Позавчера она велела управляющему конюшней вывести Бутса в южный загон. Он ничего не думал об этом, и никто не сказал ему, что вчера она должна была куда-то идти. Все, что он может сказать наверняка, это то, что у него пропали принадлежности для верховой езды, а Бутса не видели с позапрошлой ночи.
— Но как она?.. — Хэйната оборвала себя, и ее челюсть сжалась от внезапного понимания.
— Вот именно, — сказал ее муж. — Я разослал всадников во все стороны, разыскивая ее — и Тарита — но я уже знаю, как она это сделала.
Он покачал головой, но, хотя выражение его лица было мрачным, в нем было и что-то еще. Что-то почти похожее на гордость.
— Она знала, что мы дадим ей разрешение пропустить банкет, если она попросит об этом. Поэтому она отправила Тарита с каким-то поручением еще до того, как заговорила с тобой.
— Но она обещала взять его с собой! — Хэйната запротестовала, не в силах смириться с тем, что ее дочь солгала ей.
— Нет, она этого не делала. — Теллиан покачал головой. Хэйната уставилась на него, и он кисло усмехнулся. — Я уверен, что она сказала чистую правду, любимая. Это просто было не то, что ты подумала из ее слов.
— Но...
— Ты говорила, что она сказала, будто знала, что не сможет провести день верхом, если Тарит тоже этого не сделает, — сказал он ей. — Держу пари, она никогда на самом деле не говорила, что не сможет этого сделать, если Тарит не поедет с ней. Она имела в виду, что ей пришлось отослать его под тем или иным предлогом, чтобы он не смог ее остановить.
— Лиллинара, защити ее, — прошептала Хэйната. — Ты прав. Она не сказала конкретно, что он будет с ней. Я только предположила, что именно это она имела в виду.
— Так же, как она знала, что ты это сделаешь. И точно так же, как поступил бы я, — сказал Теллиан. — Но когда Тарит ушел с дороги и ты разрешила ей покататься верхом, она знала, что никто не будет искать ее вчера между завтраком и обедом. Итак, позавчера вечером она сказала Марте, что на следующее утро им с Таритом рано уезжать к лорду Фариту. Затем, как только она убедилась, что почти все остальные спят, она выскользнула из своей комнаты, спустилась в конюшню, взяла поводья для верховой езды и вышла через южный туннель.
Хэйната кивнула. Только члены семьи и их личные оруженосцы знали, как найти и использовать два секретных пути эвакуации из замка. Их нельзя было открыть с внешней стороны без тарана, а скрытность была их лучшей защитой, поэтому охрана выставлялась к ним только во время повышенной готовности.
— Итак, она отправилась в южный загон, оседлала Бутса и исчезла... более тридцати шести часов назад.
— Но... но куда?
— Думаю, это все, что я знаю, — мрачно сказал Теллиан. — Если я прав, у нее уже достаточно форы, чтобы сделать обгон практически невозможным, но я не могу преследовать ее, пока не буду уверен, что Тарита с ней нет. Или что нет... какого-то другого объяснения.
Его голос дрогнул на последних трех словах, и рука Хэйнаты поднялась к губам. Они уставились друг на друга, парализованные отсутствием информации и страхом за безопасность своей дочери, а за окном солнце неуклонно поднималось все выше из-за плачущих дождем облаков.
Глава четырнадцатая
Из кастрюли с тушеным мясом мягко поднимался пар.
Еще больше пара поднималось от редких капель дождя, которые попадали через открытую сторону навеса, который Керита соорудила для защиты своего костра для приготовления пищи. Столетиями жители Сотойи сажали деревья вдоль своих дорог, главным образом для защиты от ветра, но также и для той цели, для которой Керита посетила этот густой участок деревьев. Хотя все еще стояла весна, ветви над ней были густо покрыты свежими зелеными листьями, которые обеспечивали хоть какую-то защиту ее лагерю. И, конечно, дров было предостаточно, даже если они были немного сыроватыми.
