Вот и молчал, думая о том, как теперь жить дальше. Ладно, пять боев не пятьдесят, как-нибудь переживет. Но где гарантия того, что он победит во всех пяти? Где уверенность в том, что его после этого отпустят? Можно было, конечно, пожаловаться Полковнику — он здесь был в авторитете, но кто сказал, что он впишется за явного терпилу? Серегу он даже в глаза не видел, а Гоги и Минигана знал не первый год. Наверное, и мзду с них брал, крышевал... Как бы хуже не стало.
После боя с Албанцем он оклемался быстро, да что толку? Бой был проигран под чистую. Голова еще гудела, мысли путались, а злость рвалась наружу. Поэтому когда в комнату вошел Албанец, Серега сжал кулаки, готовый наброситься на обидчика. Да, он честно победил. Но ради чего? Что ему пообещал Миниган за избиение младенца? Неужели все дело в деньгах? Или в честолюбии, как о том намекнул хозяин арены? И почему лишил Серегу последнего шанса, подло ударив лежачего?
Албанец на него даже не взглянул, сдвинул в сторону вышибалу, вставшего у него на пути, и подошел к столу, за которым сидел Гоги.
— Отпусти пацана!
Гоги выпучил глаза. Да и сам Уфимцев удивился.
— С какой стати?— поинтересовался грузин.— У нас договор...
— Отпусти его, иначе я уйду с арены, а это явно не понравится Минигану... По-хорошему прошу.
Глядеть на Гоги, которого накрыла буря эмоций, без слез было невозможно. Раздражение сменилось гневом, на место ярости пришло недоверие, которое по наклонной скатилось до опустошения.
— Он тебя не отпустит,— тихо сказал грузин.
— Думаешь, меня это остановит?
Гоги думал. И хотя его мысленный процесс не был доступен постороннему взору, можно было представить, как его мозг работает в режиме суперкомпьютера, перебирая различные варианты развития событий.
— Я в него серьезно вложился,— пробормотал он.— Кто мне вернет затраченные средства?
— Сочтемся,— заверил его Албанец.
Серега сидел не дыша, не отрывая глаз от Гоги. Сейчас решалась его судьба. И вот грузин посмотрел на него и сказал:
— Хорошо, пусть идет.
Уфимцев облегченно вздохнул.
Албанец подмигнул ему, хлопнул по плечу и направился к входу. Открывая дверь, он задержался и сказал:
— Никогда не сдавайся, борись до конца...
Глава 7
Города Чернобыль не было в Игре, поэтому Саня даже приблизительно не знал, ни того, как он выглядит, ни то, что его ждало впереди. Обернулся назад. Позади него стояло приземистое строение, похожее на трансформаторную будку, из которого он только что вышел. Сразу и не догадаешься о том, что здесь находится вход в подземелье. К тому же будка надежно заросла кустарником и даже деревьями — пришлось повозиться, выбираясь наружу. Кругом настоящие дебри, даже как-то не верилось, что он находится в городе.
Может, ошибся, вылез раньше времени?
Но возвращаться назад он не собирался. От подземелий его уже тошнило, а солнечный свет, пусть и задрапированный низкими серыми тучами, радовал и даже грел.
Кстати...
Санька вспомнил про наладонник — там же карта есть! И не просто карта, а с функцией геолокации. Это в подземелье она не работала — слишком глубоко А сейчас...
Саня достал прибор, открыл карту и разочарованно наморщил лоб: сгустившиеся над головой тучи скрывали местность от бдительного глаза сателлита, висевшего где-то над Зоной. Хорошо, что есть режим схемы. Один щелчок, и на карте появились нити улиц и прямоугольники зданий.
Нет, Саня не ошибся и вылез там, где нужно. В данный момент он находился практически на юго-восточной окраине Чернобыля, к северу от чего-то текучего, похожего на извивающуюся змейку. Ни названий улиц, ни номеров домов на карте не было указано. Впрочем, судя по карте, Чернобыль был скорее небольшим поселком, нежели городом. Да и изменился он с тех пор, когда по его улицам прогуливались беспечные жители. Местность напоминала Саньке древний город каких-нибудь майя, давным-давно поглощенный джунглями. Чтобы выбраться из дебрей, в которых оказался Глушаков, пригодился бы мачете, которого у Саньки не было. Поэтому пришлось продираться напролом, раздвигая одни упругие ветки руками и подминая другие ногами. Рвался целеустремленно и, наконец, проломив ветхий забор, выбрался на дорогу. Да, когда-то это была дорога, теперь же от нее остались лишь жалкие островки выцветшего асфальта — все остальное взрыхлил, перемолол и поглотил травяной покров. Местами сквозь дорожное покрытие пробивался кустарник, а то и небольшие деревья. И тем не менее, передвигаться по бывшей улице городской окраины было не в пример легче, чем идти напрямки. На покосившемся указателе все еще сохранилась обшарпанная табличка: "ул. Ка.и..на".
А где тут кладбище?
Санька снова открыл карту, но лишь напрасно потратил время. Он и в городе-то с трудом ориентировался даже при помощи навигатора. А тут... Кладбище, если оно существовало, с равным успехом могло находиться как к северу от его местонахождения, так и во всех других направлениях. И все же Санька решил идти направо. Почему? Прямо стоял забор, за которым сквозь заросли едва просматривался выкрашенный некогда в кричащий желтый цвет приземистый дом с покатой провалившейся крышей. Забор был на удивление прочный, а заросли настолько густые, что отбивали всякое желание двигаться в этом направлении. Уводившая направо дорога постепенно сходила на нет, пожираемая местной флорой, а еще дальше ее и вовсе перегораживала древняя ржавая "буханка", примятая упавшим деревом. Зато налево улица оставалась относительно чистой и просторной, туда-то и решил идти Санек. Авось куда-то выберется.
Шел Глушаков не спеша, держа в левой руке наладонник, а на ее же сгибе дробовик. Хоть и спокойно было в округе, но кто знает... В зарослях временами что-то подозрительно шуршало. Однажды дорогу пересекло какое-то мелкое, но шустрое существо — Саня его даже не разглядел. Еще чуть дальше Глушаков добрался до стоявшего у самой дороги дома, похожего на барак. Заглянул в разбитое окно и увидел замершего у стены человека в настолько ветхой одежде, что она давно уже превратилась в лохмотья. Хоть он и стоял спиной к Саньке, тот сразу понял — перед ним мертвяк. Или зомби — кто их разберет? Он стоял на полусогнутых, слегка покачиваясь взад-вперед. Саньку, заслонившего собой окно, он то ли не почувствовал, то ли проигнорировал. Вот и Глушаков не стал его трогать, но взял на заметку.
Когда он, отойдя от окна, снова посмотрел на экран наладонника, то заметил мигнувшую точку. Замер.
Это что еще за...
Вот она снова появилась и тут же исчезла. Судя по карте, находилась она на улице, делившей Чернобыль на две части, почти идеально прямой, на востоке добиравшейся до реки Припяти, а на западе убегавшей в сторону Промки.
Еще раз мигнув, точка осталась. Теперь Саня мог видеть, как она не спеша движется по улице в восточном направлении. Саньке стало интересно, что она означает? Были кое-какие мысли на этот счет, но лучше удостовериться.
Глушаков ускорился и вскоре добрался до перекрестка. Улица, перпендикулярная той, по которой он шел, была шире и чище. Поэтому следующий перекресток он увидел издалека. К сожалению, точка уже миновала это пересечение дорог, поэтому Санек еще прибавил ходу и, наконец, выбрался на сравнительно открытое пространство.
Улица носила звучное название — Советская. В местных реалиях это был, пожалуй, настоящий проспект. Здесь и деревьев росло поменьше, и асфальт сохранился более-менее. Прямо на перекрестке через дорогу стояло ветхое здание, отмеченное покосившимися буквами: Автовокзал. Сама стоянка автобусов находилась на этой стороне улицы, справа от Сани. Транспорта не было, парковочные места оказались затянуты травой, а местами и чахлым кустарником. Поэтому пространство более-менее хорошо просматривалось, и Глушаков увидел человека медленно, подволакивая ноги, бредущего по улице Советской в сторону Припяти. Он и был той самой точкой, которая отображалась на карте наладонника. Да и человек был знаком Саньке, хотя и видел он его со спины.
— Эй!— окликнул его Глушаков, направив в спину удаляющейся фигуре ствол дробовика.
Тот никак не отреагировал.
Саня пошел за ним. Нагнал его быстро, зашел справа, взглянул на лицо. Так и есть, Макс Клинцов собственной персоной. Он почти нее изменился с тех пор, когда Саня видел его в последний раз, а было это вчера. Правда, из оружия при нем осталась лишь один автомат, а на роже появились свежие царапины и ссадины. И вот еще что: глаза. Санька даже забежал вперед и попятился спиной, отступая под напором надвигавшегося на него Клинцова. Глаза у Макса были пустые, жуткие — одни белки, покрытые сеткой ярко-красных капилляров. Он смотрел вперед, но, похоже, ничего не видел. Глушаков, продолжая пятиться, помахал ладонью перед его лицом — ноль реакции. И при этом Макс шел, хоть и медленно, но уверенно, как будто на автопилоте. Как будто кто-то управлял им, как каким-нибудь роботом...
...или куклой.
— Эй...— позвал его Санек, и голос у него дрогнул.
Но и на этот раз Клинцов его не услышал.
Глушаков снова зашел со спины и зашагал следом за Максом. Интересно, куда он идет? Хотел Санька тронуть Макса за плечо, но отчего-то передумал, отдернул руку. Поднял с земли палку и уже ею ткнул Клинцова в спину. Полный игнор. Ткнул сильнее — та же хрень. Хотел было стукнуть со всей силы и замер, только сейчас заметив нечто необычное: а что это за фигня на голове у Макса? Какой-то обруч с датчиками.
Интересно...
Саня поравнялся с Максом, подстроился под его шаркающий шаг, пошел рядом, поглядывая по сторонам. Все больше Чернобыль его разочаровывал. То слева, то справа появлялись разрушенные строения, даже двухэтажные, но разве это город? Даже для села был мелковат прославленный населенный некогда пункт.
Глянул на Клинцова.
— Ну, что, клоун, довыеживался?— беззлобно спросил он.— Все чего-то пыжился, быковал, и что? Я помню. Я все помню. Дать бы тебе... Эй, ты меня слышишь?
Макс выглядел настолько беспомощными и отстраненным, что его можно было пнуть, можно было поставить ему сливку на носу, можно было... Но ТАК неинтересно. Скучно даже.
— А что это у тебя за корона на башке? Дай погонять!
Клинцов не ответил, и Саня потянулся к обручу.
Реакция у Макса была молниеносная. Он перехватил руку Глушакова, уставился на него своими белесыми буркалами, зашипел. Санек дернулся назад, да куда там! Пальцы Клинцова сжались, как тиски. Было очень больно. Саня забился, пытаясь вырваться, сначала застонал, а потом и взвыл от боли: казалось, еще немного, и кость попросту треснет. Отклонившись назад, он врезал Максу лбом по переносице так, что у самого искры посыпались из глаз. Клинцову тоже досталось. Его голова дернулась назад, отчего обруч слетел на землю. И это возымело действие: хватка ослабла, ноги Макса подкосились, он рухнул на асфальт и забился в корчах.
— Придурок!— прошипел Санек, потирая то ушибленный лоб, то спасенную руку. Но увидев, как трясет и корежит Макса, опешил: — Эй, ты чего?
Макса ломало. Даже со стороны было жутко смотреть, как изгибалось его тело, как стучали зубы, а изо рта текла пена. При этом он не издал ни звука.
Саня опустился рядом с ним на колени, но замер, не зная, что теперь делать. Не искусственное же дыхание рот в рот? А потом навалился на Макса всем телом, прижал его к земле и зашипел, как будто пытался успокоить расплакавшегося ребенка:
— Тш-ш-ш! Тш-ш-ш...
И это подействовало!
Конвульсии Макса начали стихать, и, наконец, он угомонился и закрыл глаза.
Умер?
Санька припал ухом к его груди, прислушался. Да нет, вроде, сердце бьется, дышит.
Перегорев эмоционально, Глушаков упал на пятую точку, дыша так, будто разгрузил вагон угля вручную.
Через какое-то время Макс зашевелился, открыл глаза — теперь уже нормальные, без красных прожилок,— посмотрел на Саню. Узнал.
— Где мы?— слабым голосом спросил он.
— В Чернобыле,— ответил Санька.— Это то ли город, то ли деревня — я еще не понял.
— Значит...— Макс поперхнулся, закашлял.— Значит, добрался...
Трудно понять, то ли это было утверждение, то ли вопрос. Глушаков равнодушно пожал плечами.
— Ничего не помню.— Клинцов присел и тут же застонал, сжав виски.— Голова раскалывается.— Он мазнул рукавом по носу, увидел кровь, сочившуюся из разбитой сопатки.— Я упал?
— Ага... Упал... Один раз...— Санька поморщился, ощупав разбухавшую шишку над переносицей.
— А ты что здесь делаешь?
Макс постепенно приходил в себя.
— Тебя это не касается,— огрызнулся Саня, встал с асфальта и подхватил "ремингтон". Хотел уйти молча, но потом все же спросил:
— Ты не в курсе, где здесь кладбище?
— Кладбище?— насторожился Клинцов.— Тебе зачем?
— Я же говорю, не твое дело,— огрызнулся Саня.
— Не, не знаю.
— Пока.
И Глушаков зашагал к перекрестку, одна из улиц которого уводила на север.
— Спасибо,— крикнул ему вдогонку Макс, но ответа не получил.
Его все еще пошатывало и мутило. Поднимаясь, он подхватил автомат — сразу, чтобы потом не наклоняться. Огляделся.
Значит, добрался?
Если бы Санек не сказал, что это Чернобыль, ни за что бы не догадался. Он-то думал, что увидит город, похожий на Припять. А это... Даже для деревни как-то убого. Хотя... К северо-востоку от дороги, посреди которой он стоял, сквозь густые заросли виднелись редкие дома, кажется, даже пятиэтажки. Именно туда направился Глушаков.
Выходит, он искал кладбище. Зачем? Тот еще темнила.
Максу тоже нужно было на кладбище, но сначала он собирался выполнить поручение Полковника: найти и уничтожить Ретранслятор.
Знать бы еще, где он находится и как выглядит...
Еще раз осмотрелся и решил идти на запад. Почему именно туда? Сорокин говорил, что ретрансляторы окружают Чернобыль, то есть, находятся на окраине города и развернуты наружу. Это подтверждает и тот факт, что внутри населенного пункта совершенно не ощущалось воздействие Мозголома...
Кстати...
Макс снова ощупал голову, завертелся на месте и увидел обруч, откатившийся к обочине дороги. Что было после того, как он надел его на голову, Клинцов совершенно не помнил. Но ведь как-то же добрался до Чернобыля. Значит, сработал прибор. Пользоваться им еще раз Макс не собирался, однако решил взять с собой и при случае отдать тому же Полковнику... или Сладкову. Пусть ученые с ним разбираются.
Наклонился, поднял и убрал в рюкзак. После чего зашагал по вполне сносной дороге на запад.
Прав был Глушаков: Чернобыль совсем не был похож на город в обычном понимании этого слова. Растительность поглотила его почти полностью — разве что дороги, закатанные в асфальт, напоминали о том, что это не дикая территория, не отягощенная присутствием человека. Да и то не везде. Изредка сквозь густые заросли проглядывали одинокие строения, потом потянулись заборы каких-то предприятий, а впереди обозначился водовод, буквой "П" протянувшийся над дорогой, ведущей прочь из населенного пункта. И как раз за этими изогнутыми трубами стояла причудливая конструкция, чем-то напоминавшая одно из творений некоего Церетели. Выполнена она была из металла. На создание "шедевра" пошли куски листовой стали, обрезки труб различного диаметра, швеллера и уголка и даже консервные банки. Особый шарм ему придавали лоскутки разноцветной ткани, развевавшиеся на ветру. Макс видел два варианта его предназначения. Или это был памятник человеческому безумию, или все-таки ретранслятор. Скорее всего, второе, так как хаос отдельных частей конструкции имел все же некую упорядоченность и направленность. И еще кое-что: по мере приближения к конструкции Клинцов стал ощущать на себе ее воздействие. Снова начались видения, мир патриархальной тишины наполнился потусторонними звуками, и уже знакомый голос нашептывал:
