Нет...нет...я хотел другого, Эль. Я хотел чтоб тебе, мать твою, понравилось то. что я делаю, то, что ты делаешь со мной.. чтоб потом каждый раз когда ты будешь брать меня, эхом в твоем сознании вспыхивали твои собственные ощущение. И тебе ведь нравится...нравится...ты сам удивляешься тому на сколько тебе приятно. Тело не обманешь.

Ты бы удивился тому , что я тоже могу быть сверху да? Что я в общем то тоже мужчина...а не истеричная баба. Удивляйся...и наслаждайся, Эль. Ты ничем не лучше меня...ну по крайней мере в сексе. Просто я с тобой честен...Я сам удивлен как приятно чувствовать, что такая силища, такие мускулы поддаются мне...по доброй воле. А я сделал все чтоб это было по доброй воле...я хочу чтоб ты хотел меня Эль. Как угодно...сколько угодно. Хотел и не скрывал этого.

Власть можно получить не только силой.

Меня самого вдруг удивило только одно...что я не почувствовал того , что чувствовал обычно когда получал женщину. Его тепло обволокло меня и я двигался в нем , но он все равно был сильнее. Парадокс. Он пугает меня.

Я пугаю себя сам.

Но нет сейчас времени на это. Нет ничего чего стоило бы бояться кроме страх самого по себе.

Все чаще думаю о том, что будет потом. Когда все закончится и мы выживем. ЕСЛИ мы выживем. Все больше склоняюсь к мысли , что стоит взять бабки и смотаться туда куда мои глаза глядеть уже не будут , но тем не менее.

Одному. А они пусть отправляются каждый по своему пути.

Я чувствую, что обретаю самостоятельность. И эту дорогу нужно пройти до конца. Но до этого момента...я хочу получить от Эля максимум того, что могу.

Мы колесили уже около недели. Избегая больших городов и крупных дорог, петляя.

Все было тихо. Во всех смыслах. Ни погонь... ни перестрелок... Ни чувства опасности. Маленькие городки были похожи один на другой, даже бары и посетители в них были похожи. Мотель... Дорога... Мотель... Дорога... И так без конца. Номера всегда бронировал Сэндз. Его единственного не знали люди Доминго, поэтому так было безопаснее. И с большим неудовольствием, но он согласился приобрести трость.

Сэндз вел себя тише обычного. Не был непредсказуемо весел, не был язвительно-холоден. Всегда сидел возле меня — либо на переднем сиденье, либо сзади, с Мяу на коленях. Они оба хуже всех переносили путешествие. Из-за этого я старался не часто пускать Фидео за руль, не говоря уже о Лоренцо — тот вел машину, как ребенок на аттракционе в Луна-парке.

Если мы сидели сзади, Сэндз по большей части дремал — или пытался делать это. Его укачивало, он засыпал и клонился головой ко мне на плечо. Когда он уснул так в первый раз, он не заметил этого. Он не хотел признавать себя беспомощным, но он был им. Проснувшись оттого, что машина подпрыгнула, он вздрогнул и напрягся, осознав, где и как лежит. Я понимал, что для него граница между сном и реальностью не так заметна, как для всех людей. Он не может открыть глаза и оглядеться, устанавливая, где он находится. Я старался дать ему понять, что он не спит, заговаривая с Лоренцо или протягивая руку к Мяу, который сворачивался у него на коленях. Тогда он вздыхал чуть ровнее, вспоминая и успокаиваясь. В тот раз, проснувшись, он не отодвинулся от меня. Замерев, он не двигался какое-то время — а затем просто переложил голову поудобнее. Потом, когда он делал это уже осознанно, я иногда обнимал его за плечи. Ребята начинали незаметно коситься на нас, но не говорили ничего. Лишь после того, как Сэндз однажды почти весь день пролежал головой у меня на коленях (было слишком жарко, и ему становилось плохо от солнца, пыли и плохой дороги), Лоренцо попробовал поговорить со мной.

— Твоему другу нехорошо?

Я кивнул.

— Ты сильно за него переживаешь.

— Конечно. Я ему многим обязан.

Кивнув, он отвернулся. Не знаю, что он мог подумать... то есть, знаю, конечно... Но мне не хотелось, чтобы кто-то, даже Лоренцо, знал сейчас о моих отношениях с ним. Мы не спали вместе, но либо утром, либо вечером Сэндз приходил ко мне. Спокойных дружеский секс для взаимного удовольствия. Не всегда спокойный, конечно — если утром я не успевал проснуться, вместо разума мной руководили только инстинкты. Надеюсь, меня не было слышно.

Сэндз не шутил и не подкалывал меня. По крайней мере, не делал это так, чтобы мне было больно. Почти идиллия... Она почему-то тревожила меня, хотя все было хорошо. Все было хорошо...

Тяжелую дорогу сильно скрашивал юмор Сэндза.

...Мяу, разыгравшись, кусал Сэндза за пальцы.

— Мариачи, ты его плохо кормишь. Он пытается меня съесть.

"Съесть тебя?.. он же отравится... "

— Плохо кормлю? Да он ест больше, чем мы все, вместе взятые!

— Мне становится страшно от мысли, что из него вырастет.

— Нормальный здоровый кот, я надеюсь. Только большой.

...Сэндз еще продолжал лежать в постели после того, как я встал. Курил, улыбался, думал о чем-то.

— Эль!

— Что?

— Ты меня любишь?

С нагловатой усмешечкой он ждал ответа, который я не мог дать ему сразу.

— Не знаю, — наконец ответил я.

— Ну ты хоть дружеские чувства ко мне испытываешь? Симпатию, например.

— Конечно.

— Тогда сделай для меня кое-что.

— Что?

— Найди аптеку или секс-шоп и купи там смазку. Если тебя это не сильно смутит. Это здорово облегчило бы мою жизнь.

Я помолчал минуту.

— Ладно.

— Ты очень добр, — улыбнулся он.

— ...Эль, какого цвета эта футболка? — Сэндз протягивал ко мне вешалку.

— Красного.

— Красного в малиновый или красного в рыжий?

— Наверное, в рыжий.

— Что значит наверное? Ты мне точно скажи, какого оттенка?

— Не знаю. Тебе пойдет.

— Ты что, дальтоник? На что похоже?

— На красный с рыжим. Рыжего больше.

— Угу. А на ней что-нибудь написано?

— Да. По-английски.

— Как это выглядит? Опиши!

Я поглядел на футболку.

— Это отпечатки, как обрывки газет.

— А каких газет?

Я присмотрелся. Продавщица в магазинчике смотрела на нас с удивленной улыбкой, приподняв бровь.

— Daily Telegraph, Washington Post, New-York Times.

— Ну и что там пишут? Перевести сможешь?

— Сэндз, ты издеваешься?..

— Да! — с радостной улыбкой отвечал он.

Новый мотель, новый день. До Мехико оставалось всего-то ничего. Поздним утром мы снова собирались в дорогу. Сэндз сидел у стола, и аккуратно разложив перед собой принадлежности, разбирал и чистил пистолеты. Это был его ритуал, он делал так почти каждый день. Засекая время, на скорость. Я смотрел, как быстро и уверенно двигаются его пальцы. Умело. Это было почти эротичным зрелищем.

— Я зайду к ребятам, — сказал я, подходя к двери.

— Угу, — отозвался Сэндз, не отвлекаясь.

В коридоре мне пришлось пропустить несколько человек, одетых в униформу рабочих. Они что-то обсуждали между собой о том, где и как они будут устанавливать телевизоры в номерах .Один нес ящик с инструментами, другие два тащили коробки с напечатанными на них логотипами. Я подумал о том, что уже почти неделю мы прячемся по всей Мексике, не зная, что происходит в мире. Может быть, о нас уже трубят во всех новостях?

Возможностей узнать новости у нас было мало. В газетах ничего не упоминалось, а там, где мы останавливались, такая роскошь, как телевидение, присутствовала не всегда. Нам приходилось экономить, ночуя в самых дешевых номерах.

Я постучался к ребятам.

Те устроили шутливую драку из-за отнятой у Фидео бутылки. Лоренцо забрался на колени к сидящему в кресле Фидео и лупил его диванной подушкой, приговаривая:

— Будешь пить? Будешь еще у меня пить?.. Будешь?..

Фидео спокойно отстранил подушку от себя:

— Наливай.

Лоренцо заржал, свалился на пол от хохота и заметил меня.

— Э-э-э-э... Привет, Эль. Мы тут развлекаемся.

— Привет, — я улыбнулся обоим. — Весело у вас, я вижу.

Фидео махнул рукой, держащей бутылку, одновременно приветствуя, одновременно приглашая выпить.

Лоренцо поднялся с пола, я поймал его за рукав и отряхнул сзади.

— Что пьете? — спросил я.

— Ты что, Фидео не знаешь? Текилу.

— А поделиться со старым другом найдется стакан?

— Зачем нам стаканы, — промолвил Фидео, — разве раньше они нам были нужны?

Я сел на пол возле его кресла, Лоренцо плюхнулся рядом, успев подложить под себя подушку, которой он недавно дубасил Фидео. Текила пошла по кругу.

— Эль, — нерешительно сказал Лоренцо, — ты сильно сердишься на меня за ту жопу, в которую я вас втянул?

Я положил руку ему на плечо.

— Перестань. Ты же не виноват. Выберемся.

Лоренцо смущенно улыбнулся.

— Знаешь, когда до меня дошло, что эти мудилы за нами, я, честно говоря, в первую очередь удивился, кто у них там таким нюхом обладает, чтобы найти нас за тридевять земель. Когда я себе представил, как они чапают за нами, мне даже смешно стало. Почувствовал себя такой важной птицей, мне... Эль?.. Ты что?.. Ты себя хорошо чувствуешь?.. На тебе лица нет!

Я уже не слышал его.

Коридор был пуст.

Наш номер... тоже.

Ни Сэндза.

Ни пистолетов.

— Эль, что случилось?.. — они выбежали за мной, перекрикивая назойливый, зудящий звук, от которого сводило челюсти. Звук сверла.

— Сэндз!.. — где он мог быть, куда пойти отсюда?.. — СЭНДЗ!!

В ответ я услышал выстрелы.

Там, за поворотом коридора, раздались крики. И снова выстрелы.

— Заставьте их прекратить! — это было уже на бегу, — Пусть перестанут сверлить!

— Кто? О чем ты? Что прекратить? — они не понимали.

— Звук! Найдите рабочих, сделайте что хотите, убейте их, но чтобы они не сверлили! Сэндз убьет всех!

Сэндз убивал.

В коридорчике на полу лежали люди. Среди них еще были живые. Раненые. Он стоял у стены, ловя каждый шорох.

— Сэндз!

От выстрела мне пришлось укрыться за угловой стенкой.

— Сэндз, прекрати!

Выстрел. Он стрелял в меня. Он не понимал, что делает. Нет, прекрасно понимал, но... но сейчас мир снова стал для него черно-белым. Он один — и враги вокруг. Все враги. Все.

— Сэндз, что ты делаешь?!

Он реагировал на крик выстрелами. Подставлять себя под его пули из чистого альтруизма я не хотел. Замерев, он прислушивался. Лицо было бледным, почти восковым. Руки не дрожали.

Звук оборвался — видимо, Фидео с Лоренцо все же что-то поняли. Но он продолжал звучать у него в ушах...

Сэндз не двигался. Я тоже. Любое мое движение — и быстрая смерть была мне гарантирована одним из лучших агентов Центрального Разведывательного Управления. Бывшим, но от этого не менее метким. Достойная смерть, ничего не скажешь, но чертовски несвоевременная.

— Сэндз, хватит!

Взорванная пулей штукатурка ударила мне в щеку.

— Хватит убивать! Успокойся!

Он не отвечал. Он просто стрелял. На каждое мое слово.

Я подумал, что даже если у него с собой запасные обоймы, они не бесконечны. И такими темпами я заставлю его оказаться безоружным... Я молил бога, чтобы никто не появился здесь.

Бог меня не услышал.

— Да что ты творишь, ублюдок?!

Гневный мужской голос и щелчок затвора.

— Хорхе, не надо! Не ходи!

Молодой, женский, испуганный.

Господи, за что ты заставляешь меня проходить через это?.. Я вытащил свой пистолет.

Выстрел и истошный визг. У меня не оставалось выбора.

Выскочив из укрытия, я увидел девушку возле двери номера, и Сэндза, с улыбкой целящегося ей в голову. Высокий парень с двустволкой лежал на полу. Мертв.

— Сэндз!

Он развернулся ко мне, и в этот момент я выстрелил.

И попал.

Сэндз выронил пистолет, шатаясь, схватился за ближайшую стену для опоры. Сполз по ней, зажимая рукой предплечье.

— Сэндз, мать твою, ну что такое с тобой?.. Успокойся... Успокойся, это я, Эль.. Вставай, держись за меня. Можешь идти?.. Нам надо бежать отсюда, и очень быстро, слышишь? Сейчас мы дойдем до машины, переставляй ноги аккуратнее... Фидео, в нашем номере — лэптоп и кокаин... Забери их.. Забери, я сказал!

Подобрав пистолеты, я старался побыстрее вывести его из мотеля. Хозяин гостиницы и несколько человек выбежали навстречу Лоренцо и Фидео с обрезами и дробовиками.

— Дайте нам уйти! Мы никого не тронем! Дайте нам уйти!

Их не слушали. Я тащил на себе Сэндза, который не мог идти. Ребята отстреливались. Я надеялся, что больше они никого не убьют. Хватит смертей на сегодняшний день, хватит!

Возле магазинчика напротив притормозил какой-то мерседес. Водитель с любопытством глядел на нас. Любопытство — грех.

— Вон из машины, — дуло пистолета было убедительным аргументом. Затолкав Сэндза на заднее сиденье, я хлопнул дверцей. Ребята, пригибаясь, бежали к нам.

— Лоренцо, гони. Представь, что ты участвуешь в Формуле-1.

За скорость я не беспокоился. Меня беспокоил Сэндз. Его трясло. Уложив его головой себе на колени, я потрошил аптечку в поисках бинта.

Пуля застряла в мягких тканях, извлечь ее подручными средствами не представляло возможности. Нужен был медпункт или что-то в этом роде.

— Пожалуйста... только не глаза... только не так... пожалуйста... — слабо шептал он. Трясущимися пальцами я бинтовал его руку, останавливая кровь.

— Пожалуйста...

Он бессвязно бормотал, прося, угрожая, обещая, умоляя, запугивая. Дело было не в ране, совсем не в ней. Кошмар был в его голове. Обычный бытовой звук вернул его на два года назад. Он однажды рассказал мне о том, что с ним случилось — он был под кайфом, иначе никогда не стал бы говорить об этом... Со всеми подробностями...

— Какого хрена он устроил эту кровавую баню? — Фидео выглядел злым, очень злым.

— Заткнись и не спрашивай.

— Он настоящий маньяк!

— Заткнись!!

Кажется, погони за нами не было. Кажется. Решая, куда везти Сэндза, больницы я отмел в первую очередь. Соваться туда было нельзя, нас взяли бы тепленькими либо полиция, либо люди Доминго. У меня не было иллюзий насчет того, какими тесными были связи этих двух структур.

— Лоренцо, притормози. Останови за поворотом...

Взяв на руки Мяу, я вылез из машины и подошел к пареньку в желтой футболке, ведущему на поводке собаку.

— Привет, амиго. Не подскажешь, где здесь лечебница? Мой кот что-то нездоров последнее время, хочу проверить, что с ним.

Мальчишка очень подозрительно глядел на меня. Никогда не умел врать. Заляпанная кровью куртка не прибавляла словам убедительности.

— Ты не знаешь? Слушай... прошу тебя. За десять баксов ты вспомнишь?

Это было зря, парень насторожился еще больше. Не знаю, что он там думал про меня, но его мысли явно текли в правильном направлении. Однако где найти ветлечебницу, он рассказал. Это было очень кстати.

В помещении резко пахло антисептиками. Услышав запах, Сэндз рванулся к выходу. Я держал его, стараясь довести до двери в операционную. Лоренцо с пистолетом уговаривал врача войти в наше положение. Собаки в клетках заходились истошным лаем.

Подведя Сэндза к столу, я заставил его сесть. Он схватил меня за локоть.

— Эль, я тебя прошу. Я тебя умоляю. Только не врач. Не позволяй им меня трогать...