Искандер против Унылого Мира.

Трехгорбый верблюд на мгновенье замешкался, перед тем как выплюнуть смертоносный заряд пенистой, заряженной демонической яростью и желанием причинить мгновенную смерть слюны. И потому успел ощутить, как сквозь его практически непробиваемую кучерявую шерсть пытается проломиться чужая злая воля, чтобы сдавить черные сердца многогорбого демона. Естественно у злой воли ничего не получилось. Потому как, несмотря на весь запас ненависти, настоящей силы за ней не имелось. А пустые эмоции без надежного основание, например такого как собственная крутизна и большой острый топор в руках, просто эмоции безо всяких дополнительных способностей. Злая воля безуспешно потыкалась в шерсть верблюда, истончилась и обессилено опала. Верблюд криво ухмыльнулся и решил поберечь смертоубийственную слюну. И ответить на выпад воли своей собственной. Благо силушку свою трехгорбый демон восстановил полностью и даже с неким прибытком. Частичка силы от убитого невзначай дракона таки догнала его и влилась в победителя. Да и выкопанные и сожранные на бегу сочные корни числом аж пять штук оказались питательнее всего когда-либо еденного верблюдом. Как для его многомерного желудка, так и для горбов, служащих хранилищем его демонической энергии.

Верблюд, сурово, суровее чем обычно, сдвинув брови, вперил кинжальный взгляд своих демонических буркал в начавшийся разворачиваться клубок драконообразного чудовища. И от всей души пожелал тому сгинуть самой жуткой погибелью. Невидимая, но легко ощутимая, убийственная воля верблюда с немыслимой, ибо для злости много и долго думать не надо, скоростью вспорола воздух и, мгновенно преодолев небольшое расстояние между чудищами, ударила дракона в грудь. Раздался громкий хруст, как будто кто-то надкусил гигантский крекер. А следом 'чавк', как будто этот кто-то подавился им. Начавший было подниматься дракон, вновь свернулся в клубок, потом неожиданно распрямился, пару раз неловко дернулся, теряя при этом чешую, и затих. Верблюд восхищенно прищелкнул языком, радуясь мощи дракона. Будучи полумертвым сумевшего противостоять таранному удару злой воли и обошедшегося простой тихой смертью. Ибо обычно противники трехгорбого демона, убиваемые его злой мыслю, заканчивали свои жизни куда стремительнее и красочнее, разбрызгивая свои потроха в радиусе ста и более метров.

Верблюд отвернулся от затихшего чудовища и даже успел сделать пару шагов, как почуял нечто странное. Настолько странное, что на это явно стоило обратить свое внимание, даже если ты надменный и жестокий демон о трех горбах. Верблюд тут же высунул из боков демонически-верблюжьи штуковины и растопырил на них всё, что только можно было растопырить. И стал осязать окружающее инструментом куда более могучим, чем астрономический телескоп и точным, чем электронный микроскоп.

Спали беспокойным сном, перед долгожданным пробуждением, драконы. В их ожидании без труда угадывалось чувство мести и невероятного голода. Что было неудивительно. Всего за пару недель драконье племя унылого мира потеряло семерых своих лучших представителей погибшими от грязных лап каких-то жалких существ, всем скопом не стоивших даже одной драконьей слезинки. С драконьей точки зрения, конечно же.

Где-то далеко умирал демон. Мелкий и слабый. Еще дальше в жутких мучениях умер другой. Более жестокий и могучий. И почти рядом был убит не очень старый эльф. В совершенно противоположном направлении угадывались лохмотья особо хитрого колдовства. По странным обстоятельствам все еще не рассеявшиеся в жадно пожирающем магию воздухе. В некотором отдалении пылал и ревел бешеным ураганом ослепительный столб чистейшего волшебства проваливающегося в бездонную воронку. Где-то на другом конце черепичного мира издох собственными усилиями еще один дракон. Весь этот мир умирал. И его агония была поистине монструозной.

Верблюд внезапно ощутил себя самым счастливым трехгорбым демоном когда-либо рождавшимся в Бесконечной Степи. Это было просто великолепно присутствовать при умирании целой планеты. С демонической точки зрения, конечно же.

А потом растопыренные демонически-верблюжьи штуковины как следует ощупали Непонятность происходящую вдали и попробовали ее на вкус. И унылый мир озарился поистине редким происшествием. Верблюд довольно улыбнулся. Не ухмыльнулся презрительно, не скривил жестокую улыбку палача, не раздвинул губы в оскале безумной ярости. Верблюд просто улыбнулся, ибо был он доволен.

Непонятная волшба, творимая в далеком далеко, пахла Искандером. Да так явно и сочно, что трехгорбый демон, не теряя ни секунды своего драгоценного времени, стартовал с таким ускорением, что раздавшийся взрыв отбросил тело окоченевшего дракона в сторону. А жизненную силу, пытавшуюся незаметно перетечь из тела хозяина в тело убийцы, развеял будто ураган табачный дым.

Верблюд бежал, улыбался и думал. Он не любил особо напрягать свои злобные мозги. Вместо этого он предпочитал плевать. Да так чтобы наверняка. Но на этот раз он решил изменить своим привычкам. Он почуял, чем пахнет творимая Искандером Непонятная волшба. И эта волшба была действительно могучей и могущей изменить порядок всего сущего, по крайней мере в этом унылом мире, в единый миг. И потому верблюду следовало поспешить и сделать так, чтобы при окончании волшебства Искандер вместе с ним и глупым котом, который в это время скорее всего и был тем умирающим демоном, остались в живых и желательно в трезвом уме и твердой памяти. Надо было успеть словить ту невидимую исчезающую ниточку шанса, что вилась и заплеталась в этой реальности, и вытянуть за нее весь Клубок Удачи. Удачи, которая зовется самой Жизнью.

Искандер уверенной рукой поднял жезл и пальнул особо мощным заклятьем 'Стального Кулака' в триединого демона— меаркца. Тот аж крякнул, как пятитонная бронированная утка, но не более. Полетел дальше стричь Куст. На втором обороте его удалось подловить на 'Невидимые Клинки'. Удивительно, но кое-как сляпанное Искандером бесталанное заклятье лилипутской мощности рассекло перепонку на крыле демона и он, с мерзким завыванием и шумом, будто взорвалась посудная лавка, или даже две посудные лавки, грохнулся об черепицы унылой пустыни. Когда демон встал и яростно сфокусировал взгляд всех своих многочисленных разнокалиберных буркал на молодого зельевара, а это все случилось ровно через миг, Искандер изрядно струхнул. И будь его мозг хоть на малую свою часть свободен он невероятно сложных алхимических расчетов то, пожалуй, зельевар мог бы запросто спятить от страха. Но, слава Небезумным Богам, обошлось.

Демон-меаркец с явным убийственным намерением сделал скользящий шаг в сторону Искандера и оказался в опасной близости. Всего один взмах когтистой лапой и жалкий тщедушный человечек и неприятным запахом прогорклых химикатов и пугающей аурой кровожадного безумца превратился бы в неаппетитную мясную строганину с аурой невкусного и малополезного, но диетического блюда. Но тройной разум демона, пока еще худо-бедно управляемый добродушным толстяком Харра-Карфом, удержал таки лапу. Меаркский колдун сквозь пелену яростного безумия слабо вспомнил лицо своего спутника. Искандера миновала участь стать кусочками мяса. На некоторое время. И это время надо было использовать с наибольшей пользой.

Искандер, на миг замерев, исполнил перед демоном некрасивый ожесточенный танец. Демон почесал рогастый затылок. И больше ничего. Искандер в сердцах сплюнул. Глупо было надеяться, что меаркскому демону известна хотя бы пара па из Языка Танца. Ибо не было во всем Лучшем из Миров существ более далеких от универсального понятия красоты и искусства, понятного даже самым тупоумным чудовищам запредельных реальностей, чем меаркские колдуны. Впрочем, то, что станцевал Искандер, любой человек самую малость близкий к изобразительному искусству и досконально знающий Язык Танца как форму общения перевел бы как 'я есть иметь колено жарить голова капуста твоя жена форменная корова'. Надо было быть настоящим гением иррациональной логики, чтобы догадаться, что Искандер на самом деле имел в виду 'любезный друг, достань мой мешок из своего многомерного вывернутого 'тудыть-сюдыть' безразмерного консервационного кармана'.

Демону-меакрцу надоела игра в гляделки и он, отвернувшись от зельевара, переставшего быть жертвой и ставшего потому совершенно неинтересным, начал приглядываться и примериваться, как бы убить Куст. И тут мозг Искандера, разогнанный вычислениями алхимического рисунка Чуда, в единый миг решил проблему ставшего перед ним понятийного барьера. Искандер вскинул руки и сотворил прямо из тухлого унылого воздуха черепичной пустыни огромный шоколадно-свекольный жир-пончик. Казалось, будто чудное пищевое плетение заморского лакомства само излилось из пальцев молодого мага. Чудо, которое он решился Сварить, не обладало особым терпением и начало помогать себе оказаться быстро и верно сотворенным. Не успел Искандер даже удивиться собственной крутости в магической кулинарной импровизации, как рядом с его ладонями жадно клацнуло около сотни острейших зубов, захлопывая демоническую челюсть. И огромный пончик с радостным хрустом провалился в бездонную глотку триединого демона. В тот же миг Искандер был бережно, но требовательно схвачен за талию и поднесен поближе к хищной пасти. Не для того чтобы быть съеденным. Вовсе нет. А для того чтобы тут же, на месте, начать творить пончики и кормить ими демона пока хватает маны в жилах и пузыре.

Так думал демон-меаркец. Но совсем не так думал Искандер. Следующее заклятие далось молодому зельевару намного сложнее. Сложнее не в смысле крутизны творимой магии. Искандер всего лишь создал из воздуха еще один пончик, совершеннейший аналог первого. Разве что размерами чуток уступающий, ибо итак небольшой запас маны явно подходил к концу. Сложность заключалась в том, что порвется раньше: карман или же мир. 'Клят!'— взревел, как ему самому показалось, Искандер. Тоненьким таким голоском, да еще изрядно пустив петуха. И, как и ожидалось, ткань мироздания разверзлась.

Унылый мир, неожиданно быстро и мощно откликающийся на любое упоминание Межпланетной, и оттого очень Озлобленной, Сущности Клят, исторгающееся из глотки мага и на этот раз не подвел. Клят, вероятнее всего мирно дремавшая поблизости от границы Унылого мира с Хаосом, тут же сердито постучалась о тонкую пленку реальности, 'мол, не мешайте смотреть мертвецкие сны-кошмары'. Ткань миров от того стука вздулась пузырем и пошла мелкой рябью. И Искандеру оставалось только ждать, что же порвется раньше: карман или же мир.

Слава Небезумным Богам, первым не выдержал карман. А именно многомерный вывернутый 'тудыть-сюдыть' безразмерный консервационный карман колдуна-толстяка. С мерзким оглушительно-бесшумным треском прямо в воздухе рядом с демонической лапой образовалась уродливая прореха со светящимися краями. И Искандер, на радостях от счастливого исхода рискованной выходки, одним усилием мысли, да-да... тем самым которым он иногда подзывал себе ложки из кухни, когда особенно сильно хотелось мятно-огуречного варенья, не затратив ни единого чара магии, затолкнул пончик в эту прореху. Да так быстро это сделал, что даже демон, с его поистине убийственной реакцией успел только удивленно моргнуть. Пятью глазами из семнадцати. И прореха, нагло этим воспользовавшись, тут же затянулась.

В следующий миг произошло сразу несколько событий, которых не творилось в Унылом Мире со времен его зарождения. Искандер плотно зажмурил глаза, и попытался напрячь все мышцы, какие только имелись в его тощем теле и заодно сотворить защитную магию. Конечно же, у него ничего не получилось.

Мало кто, кроме нескольких поистине могучих боевиков, творящих боевые и защитные заклятья скорее по рефлексу, чем по разуму, способен просто так, с ходу напялить на себя Защитную Волшбу. Даже самому могучему архимагу, способному в уме выговаривать заклинания целыми абзацами, нужно хотя бы секунд пять, чтобы соорудить более-менее прочный магический доспех. А Искандер не был архимагом. Он не был даже приличным магом. Он был всего лишь очень хорошим зельеваром с аналитхинченским складом ума. И потому, когда жаждущий добраться до вожделенного пончика демон своей когтистой лапой разорвал тонкую пленку реальности, ограждавшей Унылый Мир от содержимого его бесконечного кармана, Искандер встретил Взрыв будучи лишь зажмуренным. С грохотом, какой возможен лишь тогда, когда из ничего неожиданно появляется целая куча добра, способного удовлетворять всячески-магические потребности целого города в течении месяца, карман лопнул.

Настоящая лавина из еды, магического барахла и всего прочего жизненно необходимого для комфортного существования меаркского колдуна-теневика второй категории. То бишь много, очень много вещей. Ярко-разрисованные коробки из плотного картона. Ящики с таинственно звенящими бутылями. Кувшины с замысловатыми защитными печатями. Продавленный титанической колдунской задницей диван. Гигантская кушетка со схожей печатью судьбы. Два преогромнейших шкафа набитых хмуро шебуршащимися фолиантами. Два комода, таящих в своих непостижимых глубинах проход в иной мир созданный говорящим львом и населенный разумными зверями, а также тонны одежды достигающей необъятного размера в талии. Свернутый в рулон цветастый звездно-полосатый ковер. Какая-то непонятная конструкция с большой оранжевой блямбой. Другая непонятная конструкция, на этот раз с блямбой сиреневой. Малый набор алхимика намертво вмонтированный в стол. Стопка могучих рунных камней образца позапрошлого века. Магический набор для барбекю: с демонической жаровней, Неразменными Шампурами и хрустальным слугой-шашлычником, прозываемым в народе ара-демоном, впридачу. Целая куча факелов, штабеля толстых серых свечей, настоящая бронзовая армия масляных ламп, стеклянная колба с яростно верещащим внутри огненным бесом. Какой-то непонятный хлам смахивающий на барабаны со стеклом вместо натянутой кожи. Несколько огромных сундуков с трофеями. И еда. Много еды. Очень много-много еды. И всего что может стать едой после готовки. Множество пончиков. Да таких разнообразных, что огромное шоколадно-свекольное жир-чудо сотворенное Искандером просто потерялось на их фоне и скромно прикинулось обычным пряником. Добрую десятую часть из съедобных запасов толстяка-колдуна занимала собой аккуратно разделанная туша дракона. И это значило, что было еще девять частей, каждая из которых была сравнима с частично подъеденным драконом. Воистину, колдун оказался знатным едоком. И среди всей этой съедобной вакханалии бедными сиротинушками прятались два заплечных мешка принадлежащих Искандеру. Один с эльфийскими потрохами, другой — с демоническими.

Но Искандер будучи зажмурившимся этого не видел. Зато почувствовал. Лавина из барахла и еды ударила в него с демоном с такой с мощью и яростью обретшего плоть духа нонконформизма. Слава Небезумным Богам, передовая волна была той самой, востребованной триединым демоном, то бишь пончиковой. Волна мятно-редисочно-свекольно-шоколадно-сахарного жира мягко, с поистине материнской заботой, укутала человека и демона нежным, но мерзким с диетической точки зрения одеялом. И только потом как следует наподдала. Мягко, но решительно снося обоих на десятки метров прочь от разорвавшегося в клочья пространства.