Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Но тут наступило время эвакуации заключенных, бумаги со Шведской могилы тоже задержались и догнали 'работника Заготзерна' в Бугульме, куда убыли соответствующие структуры НКВД,
К тому времен зять Софьи еще немного ожил, но продолжал считать, что лучше прикидываться не совсем нормальным, что он в меру сил и талантов делал.
Следователь закончил дело, подписал у нужных лиц и отправил меморандум в ОСО, по статье 58-1(это была уже не УССР, оттого не 54я). Меморандум завернули и передали несколько слов в адрес следователя за сочинение такого бреда.
ВРИД начальника отделения добросовестно воспроизвел переданное ему в адрес подчиненного этому самому подчиненному, и сам добавил.
Получилось что-то вроде описанного в песне 'Крутится-вертится шар голубой':
'"Тра-та-та-та-та-та, тра-та-та-та!
Ты же не штурман, а тра-та-та-та!
Тра-та-та-та, тра-та-та-вашу-мать!'
Естественно, с заменой слова 'Штурман' на 'следователь'.
В итоге его еще через две недели отпустили. На дворе зима, в одежде и обуви даже для лета серьезные недостатки. Например, на ногах старые галоши и тряпки вроде онучей. Самое теплое на теле-это пиджак, на голове-кепка. И, кстати, куда податься?
'Дитя слепого старца, Антигона,
Куда пришли мы, в град каких людей?
Кто странника бездомного Эдипа
Сегодня скудным встретит подаяньем?'
Он потом рассказывал, что эта цитата прямо не выходила у него из головы.
Но...свет не без добрых людей. Они нашлись и устроили товарища на один поезд, который довез его до Куйбышева, потом на второй, что довез до Уральска, а потом на третий, что довез до Энгельса и оказался он в городе, откуда родом был писатель Лев Кассиль. Вообще, если сильно покопаться, то они даже были родственниками с автором 'Кондуита и Швамбрании', но родство было в виде: 'нашему забору троюродный плетень'. Но об этом муж Сусанны не знал, хотя 'Кондуит' и 'Вратарь республики' читал, и они ему понравились.
А в этом богоспасаемом месте было много госпиталей, и нашлась работа и жилье. Сначала кочегаром, потом и слесарем. А потом, прослышав про умелые руки, его сманили к себе железнодорожники. Жизнь немного наладилась, хотя, как он признавался, его все время беспокоила мысль, что ему что-то надо на другом берегу Волги. Особенно, когда он смотрел на Саратов через реку. Правда, пока шла война, это случалось нечасто, да и мешало вот что: он как бы хотел укрыться от ужасов войны за широкой водной преградой. Сначала за Днепром, потом за более широкой Волгой.
В феврале сорок четвертого Кировоград был освобожден, и возникла возможность что-то узнать о близких. И он написал с десяток писем своим знакомым в городе. К лету сорок четвертого пришли четыре ответа. Естественно, знакомые евреи ответить на письма по этим адресам не могли, они были либо расстреляны, либо убежали в иные места. Жена одного знакомого написала, что муж ушел в Красную Армию, но пока от него никаких сведений нет. О его родных она ничего не знает. Двое ответили, что заводы при отступлении немцев подорваны, но сейчас что-то собираются делать по их восстановлению. Про родных -тоже ничего. А Йорген Паннекук (по паспорту уже много лет Юрий Панек) ответил, что знает: известный ему Бромверт живет сейчас в Саратове, куда его эвакуировали вместе с частью домочадцев, и назвал адрес. Так вот что ощущала душа, когда он глядел на высокий берег Волги!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|